Автор

Et Cetera Zettra@yandex.ru

Проза

Мелодия

Посвящается моей сестре и моему коту.

Глава 1. Воскресение.

Мой двоюродный брат говорит, что понедельник день тяжелый, он в этом уверен. Так и говорит: «Тяжелый день – понедельник», - при этом он глубоко вздыхает и задумывается, ни на что не глядя. Может быть, понедельник и в самом деле день не из легких, но не значит ли это, что воскресение – просто замечательный день!

Меня зовут Вероника, мне двенадцать лет, у меня нет ни братьев, ни сестер, зато есть внимательные родители и прекрасный кот Тоша. Он кажется очень толстым, особенно когда лежит в коридоре, изнывая от жары. На самом деле у него много шерсти, желтой и золотой. Он постоянно требует что-нибудь поесть, особенно свежее мясо. Стоит маме на кухне начать делать отбивные, как тут же на звук прибегает наш «пушистый» и начинает мурлыкать, тереться об ноги и урчать. Кажется, иногда он так и говорит; «Ма-а-а-ма!», - имея в виду, конечно, «Ну я же здесь, разве ты не видишь меня, не видишь, что я готов на все и что я буду просто шелковым, если ты дашь мне кусочек!» Сообразительный, замечательный кот. Вообще я люблю кошек. Я рисую котов, покупаю открытки и календарики с изображением котов. В общем, я от них без ума. Наверно, человек должен любить что-нибудь или кого-нибудь безумно сильно, так, что бы дух захватывало, что бы было всегда интересно, так, что отними у него это, и он тут же зачахнет, состариться, завянет, словно цветок розы и станет черным. Если такое вдруг случится, то человек сразу начнет делать гадости, портить всем жизнь и вести себя отвратительно, словно какой-нибудь хулиган. Конечно, он не будет портить тетради или дергать за волосы девчонок, но от этого не легче. Он, наверно, думает так: раз мне плохо, то и всем будет плохо –это точно. Но его можно вылечить. Я так считаю, что ему надо протянуть руку, подвести к очень высокому окну и сказать: «Смотри, как прекрасен мир (и чтоб обязательно рассвет), как много в нем нового и неизведанного, стоит лишь присмотреться. Смотри, как начинается новый день, разве это не прекрасно?» И надо приводить его туда каждое утро, пока он не проснется и не решит, что у него есть, ради чего жить, что у него есть самая большая любовь и самая тайная мечта. А я мечтаю летать. Глупо, правда? Мечтать о том, чему не суждено сбыться, так как я мечтаю летать сама, не в кабине пилота и уж тем более не в пассажирском кресле, дрожа от страха при каждом крутом вираже. Но это невозможно. Может, в этом для меня вся прелесть и есть. Кто знает?

Вот так я сижу иногда у окна и думаю. Внизу люди, гуляют, спешат, работают. Я не вижу их лиц, они словно маленькие муравьи вокруг муравейника, моего дома. Такие смешные - если смотреть из окна, и такие серьезные - там внизу. А потом мне звонит кто-нибудь из одноклассников, и я иду гулять.

Но сегодня никто не позвонил. Я сидела у окна, облокотившись на подоконник, и смотрела. Я и сейчас вижу этот момент во снах: маленькая девочка очень высоко над землей смотрит, как крошечный дракончик стучится в стекло. Его нельзя было испугаться, таким маленьким он был, поэтому я открыла на балконе дверь и впустила его в комнату. Часто махая пушистыми крылышками, он уселся на правое плечо и задумчиво заглянул мне в глаза.

―Привет тебе, Хранительница Жизни. Сколько бы лун ни минуло с тех пор, как я сказал это впервые, так буду я обращаться к храбрым девочкам, которые не бояться свирепых драконов. А-а, не обращай внимания, смысл этих слов давно стерся в людской памяти, но такова традиция: не следовать ей, – не забывать ли старину?

В глубине его призрачно-зеленых глаз горело яркое пламя, и мне показалось, что он смеется надо мной.

―Ты и вправду настоящий дракон? Или ты говорящая птица?

―Конечно, настоящий дракон. Неужели для тебя так важно, насколько я огромен и ужасен. Неужели ты бы не испугалась, увидев напротив своего окна огромное исчадие сказок?

Может он и прав, так решила я тогда, и спросила, как мне его называть.

―Честно говоря, у меня нет ни определенного, ни неопределенного имени. Да и зачем оно мне. Пока я буду с тобой – просто подумай обо мне. Когда я улечу, тебе не докричаться.

В прихожей открылась входная дверь. Мои папа и мама вернулись с воскресной прогулки по нашему району. У них это вошло в привычку: каждое воскресение они, если они не заняты, не идет дождь, особенно если лето, собираются и идут гулять, держась за руки, словно влюбленные школьники. Так оно наверно и есть. Они проходят по одному и тому же маршруту, никуда не торопясь, но и не идя слишком медленно, заходят в пару-тройку магазинов и супермаркетов и возвращаются назад.

Меня позвали. Пушистый дракончик скользнул мне на шею серебряным кулончиком, устроился поудобнее и застыл, укусив себя за длинный хвост.

Только поздно вечером, когда я погасила свет в своей комнате и собралась спать, Пушистик снова ожил и решил со мной поболтать.

―Прекрасная дева, не найдешь ли что-нибудь съедобное в этом доме? Трудно терпеть голод, целый день облизывая свой прекрасный хвост.

Так как я не знала, чем он питается, я сделала несколько бутербродов, один с колбасой, один с ветчиной и один с помидорами и огурцами. Пушистик отверг ветчину, с радостью проглотил колбасу и, к моему удивлению, овощи. После чего он выпил два стакана сока и умиротворенно заурчал. Удивительно, как много в нем свободного места, подумала я тогда.

―Не так важно, как много на тарелке чего-нибудь или вообще ничего нет. Ты готовила, желая угодить мне. Гостеприимство – вкуснейшее блюдо всех народов. Жаль, не все умеют его готовить.

Он лениво потянулся и зевнул во всю пасть.

―Ложись спать, уже поздно. Спасибо за угощение, я не останусь в долгу. Но это завтра. Сегодня ты услышишь удивительную сказку, полную невероятных фактов, вымышленных и настоящих. «Полная история драконов», так назову ее, ибо название должно передавать суть.

Я обхватила руками синюю подушку и укуталась в одеяло. Сначала была полная тишина, и слышались раскаты грома, потом в ее глубине, внутри себя я увидела мир.

Полная история драконов с пояснениями.

Драконы возникли в самом начале, когда камни и скалы боролись за место под палящим Солнцем. Земля вулканов, земля океанов без капли влаги, земля пепла и лавы. Драконы были душой зарождающейся тверди, сосредоточием ее надежд, ее дыханием, ее магией, ее безумием. Они не никогда не были детьми Земли, они были ее.

Первые драконы относились к стихии огня и камня. Хаос руководил их мыслями и поступками. Твердь ― их мимолетное пристанище, выжженное небо ― их поле битвы. Они носились над землей подобные кометам, упиваясь восторгом. Словно дети они играли в облаках пепла и пыли, сражались, умирали и возрождались.

Но и сильнейшие из них имели свои слабости. Однообразие их жизни вселило в них уверенность, что близко вырождение рода. И тогда девять из них соткали из своих надежд над облаками хрустальный замок и под ним на земле разбили сад мелодии жизни, заселив его животными из своих снов, дав им кусочки своих пламенных сердец. Так появились первые единороги.

Остальные сильнейшие ушли глубоко в недра и создали там свой город. Там они живут до сих пор.

Такова вкратце моя история. Уверен, у тебя есть вопросы, я с радостью на них отвечу.

Пояснение первое. Драконы относятся к разумным существам, несмотря даже на то, что появились задолго до первых человеческих мыслей и, следовательно, слов. И в этом нет никакой необходимости. Они используют бесчисленное количество оттенков настроений, обращая их в подобие живых фотографий, преодолевающих тысячи миль до другого дракона, что можно было назвать своеобразной речью. Этакие образы и картины, наполненные не только красками и звуками, но даже запахами и ощущениями соответствующего места пространства или времени.

Предвижу следующий твой вопрос, бывает ли драконам грустно. Бывает – с кем ни бывает? В этом мы очень похожи на вас, людей. Иногда на нас накатывает беспричинная печаль, невыносимая тоска. Тогда мы отправляемся к звездам или живем в больших городах или ведем мирную жизнь где-нибудь в деревни. Женимся, стареем и улетаем. Пойми меня правильно, жить среди людей дольше одной жизни – слишком тяжело. Мы начинаем забывать свой язык, к тому же это не самый лучший способ избавиться от камня на душе. Но путешествовать на своих двоих очаровывает наши души.

Следующий вопрос, бывает ли драконам одиноко. И да и нет. У нас нет ваших представлений о мужчине и женщине, но у нас есть стихии. Огонь и вода, например. Думаю, ты поняла, что я хочу сказать. Как я уже говорил, мы можем встретить кого-нибудь на земле. Но половинок души у нас нет – мы цельные с начала времен. Поэтому, наверно, драконы всегда чуть одиноки, как считаешь?

Уже поздно, а у тебя слишком много вопросов. Ночь не лучшее время для этого, оставь их на завтра, многие из них исчезнут сами собой, на многие ответ найдется сам. Спи, дева жизни, у меня есть для тебя грустная сказка, пусть она усыпит твое любопытство.

Итак…

Сказка пушистого дракончика, рассказанная на ночь маленькой девочке.

Итак, драконы, решившие искать свет и тепло, отправились за облака в хрустальный замок, решившие искать защиты у ночи, ушли глубоко под землю. Но остались те, кто жаждал только одного, чтобы все осталось так, как было. Сильнейшие ушли, но остались другие. Что же произошло с ними?

Уходили века, и души оставшихся драконов стали подобны безжизненной тверди, подобные пустоши, расстилавшейся пустыней под ними, пустыни без начала и конца. Забыты образы, утеряны чувства, отравлены желания. И тогда с ними случилось самое страшное, они потеряли свои крылья. В один черный день солнечного затмения они проснулись и с ужасом обнаружили, что больше не способны летать.

В это время уже по всей земле была слышна мелодия жизни из сада заоблачных драконов. Жалкие стебельки сухой травы пробивались сквозь темные скалы. И тогда лишившиеся крыльев решили, что должны есть, что бы выжить. Какая роковая ошибка! Дракон, уверенный в том, что он живой, становится им. Они начали умирать и научились бороться за свое существование. Наверно, так и возникли первые животные.

Знаешь, ты наверно не слышала ни одной сохранившейся у животных легенды, но я запомнил одну.

Одна старая свинья рассказала ее своим внучатам, когда те неловко тыкались своими рыльцами в сено, ища удобное место для сна.

―Ну, вы, детишки моего глупого сынка, садитесь здесь. Старой Машке есть, что вам порассказать на ночь глядя. Некоторые не верят мне, но я вам точно скажу, что свиньи произошли от драконов. А, вы не знаете кто это такие. Да я и сама точно не знаю. Большие такие, как огромные птицы.

При этих словах вся кампания дружно заверещала от страха и опасливо захрюкала.

―Молчать, глупые свиньи! Здесь вы в безопасности, успокойтесь и слушайте дальше, что расскажет Старая Машка. Все знают, что драконы похожи на нас формой своего хвоста, у них он точно так же завивается.

Честная кампания удовлетворенно захрюкала и подвинулись поближе, узнать, что будет дальше.

―Вот, все точные копии моего сынка, как страшно, так хрюкать, как весело, так тоже хрюкать, тьфу. Ну да ладно. Говорят, как только драконы захотели вкусно есть и удобно спать, так все они тут же превратились в свиней, но это все вранье драной собаки.

В глубокой древности, когда появление дракона было обычным делом, был один сильный и могущественный маг, стремившийся познать все на свете. Он открыл зелье бессмертия и умел ходить в прошлое и будущее. И лишь одно было ему неподвластно – душа дракона. Так случилось, что он приглянулся одной очень одинокой драконьей душе. По-моему, это невозможно, но, говорят, они даже полюбили друг друга неземной любовью. В конце концов, она захотела сделать его одним из них, она хотела, чтобы он увидел мир ее глазами. Забравшись высоко в скалы со своим любимым, она горячо пожелала отдать ему половину своей души, а он – половину своей. В землю ударила молния, но желание изменило им. Их чувства были настолько сильны, что они отдали не половину, а всю свою душу. Так дракон с душой человека стал вашим папой, а человек навечно заблудился в лабиринтах своей новой души дракона.

Говорят, заклятие снимет сильнейший из нашего рода. Однажды он покинет родные края, уйдет от уюта и покоя в горы, где одичает и забудет свое имя и то, кем он был от рождения. Потеряв надежду, он найдет безумца, отшельника, что невидящим взором будет смотреть в небо на созвездие задумчивого глаза дракона. И тогда, в тишине предгрозовой ночи он слышит эту историю, вспомнит, что он и был тот дракон, отдавший свою вечную душу смертному, которого любил больше себя. И тогда он бросится к обрыву, но вместо того, чтобы разбиться, обретет крылья и полетит к звездам. Пятисот лет он будет скитаться среди звезд и в тот день, когда увидит Землю, память откроет ему способ, заклинание, способное вернуть все на свои места. Тогда молния ударит второй раз. Правда, что будет потом, не знает никто.

Она обвела взглядом внучат. Вся кампания мирно похрюкивала и посапывала во сне.

―Нет, я не доживу до развязки этой истории, даже не стоит думать.

Она лениво перевернулась на другой бок, еще немного поворчала и заснула…

―Эй, ты уже спишь? – спросил шепотом Пушистик.

―Почти, - ответила я, не открывая глаз, - поцелуй меня на ночь и можешь снова кусать себя за хвост.

Дракончик неловко потерся своей мордочкой о мою щеку и свернулся в серебряный кулончик.

Глава 2. Понедельник.

Следующее утро стало утром понедельника. Я уже говорила, что мой двоюродный брат считает, что это тяжелый день, но, думаю, что он ошибается. Когда я проснулась, родители уже ушли на работу – почти все лето они проводили на работе, и лишь под самый конец каникул брали отпуск. И тогда мы все вместе ехали отдыхать. В прошлом году, например, мы ездили в Калининград к морю.

Поздно вечером мы приезжали на вокзал и садились на поезд. Вообще там невыносимо скучно: постоянно качает, и ужасно интересно: кажется, что кипяток в чашке чая обязательно опрокинется и поджарит кого-нибудь. Но, конечно, такое никогда не случается по вине поезда, что удивительно. Уверена, здесь замешана магия дальних поездок в качающемся вагоне. Мне иногда думается, что там обязательно должна быть магия, чем иначе объяснить, что под стук колес я засыпаю гораздо быстрее, чем дома в уютной постели.

Всю ночь я сплю как убитая, а утром, после того, как мы всей семьей съедаем запасы провизии, обычно запеченную курицу и картошку, запивая чаем уничтожаем последние бутерброды, только тогда я забираюсь на верхнюю полку и смотрю, как мимо нас проносятся столбы с проводами, редкие домики, деревья и зеленые, желтые поля. В поезде всегда хочется есть и спать. И даже если с голодом справиться как-то можно, то со сном бороться почти бесполезно. Поэтому, когда пытаешься вспомнить, что же ты видел, ничего не получается: казалось, только что здесь были самые обычные поля, как вдруг вспоминаешь, что только что разговаривала со своими школьными друзьями первого сентября. Но это просто невозможно! Уверена, никто еще не догадался, что поезда – магические создания. Надеюсь, так оно и останется, а то в один миг закроют все вокзалы и каждый поезд подвергнут тщательной проверке на предмет возможного сосуществования магии и людей. Конечно, они ничего не найдут, потому что она бывает только в идущих поездах.

Наконец, мы приезжаем на станцию, где нас обычно ждет папин друг с машиной. Мы загружаем туда наши плавки, полотенца и все остальное и едем к нему домой. А потом мы едем к морю!

Но хватит об этом, сегодня понедельник и у меня куча дел. Надо, во-первых, встать, что само по себе подвиг. Я не понимаю людей, которым легко вставать по утрам – это же преступление; во-вторых, просто необходимо расчесать волосы. Мама говорит, что если причесываться перед сном, то с утра с ними не будет никаких проблем. Ей легко говорить, у нее короткие волосы, а у меня – до пояса. В-третьих, позавтракать, ну это легко, более или менее. После этого мама просила меня зайти к ней на работу – она боится оставлять меня надолго одну в центре города. Здание ее офиса совсем близко, надо выйти из дома, проехать одну остановку на автобусе, перейти по подземному переходу дорогу, перейти по мосту железнодорожные пути и вот, ты и у цели. Там вообще не плохо: диван, пару кресел, стол, стулья, но конечно, главная достопримечательность ее кабинета на четырнадцатом этаже – это огромное, во всю стену, окно. Мама каждый день просит зайти к ней на работу, говорит, что требуется моя помощь. Конечно, никакой помощи я ей оказать не могу, и она это прекрасно знает. Так что придется снова половину дня провести, разглядывая жилые дома напротив, птиц и прохожих внизу. Может, на компьютере поиграю, если она уедет по делам.

Я огляделась по сторонам: серебряный кулончик испарился, а в остальном все выглядело как вчера вечером.

―Завтрак в постель, звучит восхитительно, неправда ли? Особенно, если не ты его делаешь, соня.

―Вау, доброе утро, – я потянулась ему навстречу и чмокнула его в носик, – это восхитительно.

―Хм-м, о чем я и говорю, ну, вставай, вставай. Не буду тебе мешать. Я возле ящика, посмотрю что-нибудь.

Не знаю, как то, что было на подносе не раздавило Пушистика – огромный стакан сока и яичница с расплавленным сыром. Солнечный завтрак. И самое интересное, как он умудрился его принести – он же прилетел?

―Собственно говоря, я его и не нес, я его даже не готовил. Я лишь угадал твои мысли.

―То есть прочитал их и наколдовал то, о чем я думала.

―Ну, это не колдовство.

―Да, это обыкновенное жульничество.

Может и жульничество, но очень вкусное. В конце концов, какая разница, настоящая это яичница или фантазия. Если я уверенна, что яичница есть, то и мой живот должен быть в этом уверен, а то получится, что мой живот умнее моей головы.

―А вот это очень правильно, голова должна быть всему головой, – закричал он из соседней комнаты.

―Перестань читать мои мысли!

―Извини, но я не чувствую разницы между мыслями и словами. Для меня все равно, понимаешь, это что шепот моря: иногда он громче, иногда тише, но все время шепот.

Что тут скажешь, теперь можно вообще не разговаривать. А-а-а! Я совсем забыла про кота, он же со вчерашнего вечера ничего не ел!

Мы вышли на улицу и стали ждать автобуса около остановки. Пушистик как не в чем ни бывало, сидел на моем плече и равнодушно разглядывал прохожих. Он совсем не боялся, что его кто-нибудь заметит.

―Они не видят меня. И здесь нет ничего удивительного, они не видят меня, потому что драконов, даже маленьких, не существует. Я мог бы безнаказанно летать над городом с размахом крыльев в футбольный стадион и, поверь мне, никто не стал бы кричать, «не может быть, это настоящий дракон, помогите, спасите!». Просто очень большая, грозовая туча. Не более того.

Подъехал автобус, и нас внесли внутрь – ненавижу автобус по утрам. В консервах и то рыб меньше. Там, где я стояла, сидел мужчина и смотрел в окно, до ужаса похожий на ящерицу. Маленькая такая хвостатая ящерица, которую показывают в передачах про жизнь пустыни: она выбегает из-под сухой травинки и, оставляя полосу на песке после себя, скрывается в норке. Смешная такая ящерица.

―Что ты сказала? Маленькая ящерица!

Пушистик заверещал и укусил себя за хвост, чтобы не лопнуть от смеха. Я посмотрела на него, готовая разразиться молниями от гнева: мало того, что он опять читает мои мысли, так он еще и смеется над ними. Я уже подумала всерьез рассердиться, как он стал указывать мне мордочкой на мужчину. На его месте сидела самая настоящая ящерица и с интересом рассматривала свои коготки. Можно было подумать, что для нее во всем мире нет ничего интересней, чем ее передние лапки, так серьезно она их изучала. Я зажала себе рукой рот, пытаясь подавить смех.

Пушистик попросил меня закрыть на секунду глаза, и когда я снова их открыла, весь автобус был полон животными. Пытаясь протиснуться между копытами лошади, толстая черепаха медленно ползла к выходу, огрызаясь на всех, кто оказался рядом. Задумчивый жираф, высунув голову в окно, жевал на перекрестке листья липы.

―Оплачиваем проезд, – обратился ко мне очень милый хомячок и надул щеки, расстроившись, что у меня единый на месяц на все виды транспорта.

Тем временем открылись двери, и наша ящерица посеменила к выходу. Осторожно ступая, чтобы не наступить кому-нибудь на лапу, мы последовали за ней. За нами закрылись двери, и бедная черепаха, не успев добраться до выхода, проводила нас очень недовольным взглядом, а потом укусила попугая за крыло.

И тут я, наконец, рассмеялась в полный голос.

―Умница, ты превратил их всех в животных! Как это весело!

―Прости меня, дева жизни, но я тут не причем. С моей стороны это страшное жульничество, притворяться, будто это моих рук дело. Ты захотела видеть их животными. И ты их увидела.

―Как это я захотела!?

―Ну, на самом деле никто точно не знает, как он выглядит, или как выглядит что-нибудь в этом мире. Это вопрос предпочтения: хочешь, смотри на них как на людей, хочешь, как на животных. Но должен согласиться, животные гораздо смешнее.

―У меня такое чувство, что ты опять обманул меня, негодник!

Мы могли спорить до бесконечности. Мой друг пытался доказать мне, что это я превратила их в животных – но это же невозможно!

Мы как раз подходили к мосту. Мне всегда нравилось это место. За путями высились какие-то строения из красного кирпича, наверно, какой-нибудь старый и заброшенный склад. Если прищурить глаза, то становится видно только крыши вагонов, кирпичные стены поодаль и безмятежно синее небо. Это напоминает мне нашу поездку на Черное море, в Сочи. Когда мы ехали по побережью, то останавливались на одной такой полузаброшенной станции. Там тоже были красные кирпичные стены складов, синее небо, а за ними – бескрайнее море. Странно, что только не вспоминается иногда, и этот запах…

―Стой, ты чувствуешь то же, что и я? Этот запах, запах соленого моря, смешанный с запахом руин, покинутых строений и тамбуров, хм-м, прости, и ветер? Вперед! За мной, кто последним вступит в воду, тот будет неудачником следующую тысячу лет! – закричал он и взлетел с моего плеча и низко, касаясь желтого песка пушистым пузом, ринулся навстречу волнам.

Мои голые ступни утопали в горячем песке, поросшем местами выцветавшей травой. Я опять здесь – на берегу возле кромки воды, в которую я так и не решилась окунуться, боясь, что поезд отправится дальше без меня, оставит меня, забудет меня в этом пустынном месте. Вперед, у меня есть шанс все исправить!

Не раздумывая ни секунды, я скинула легкое платьице в цветочек, то самое, что у меня было в тот день, и оказалась в купальнике, которое мама купила всего неделю назад. Словно ураган, я пронеслась мимо запутавшегося в крыльях Пушистика и ринулась в воду. Думаю, он специально замешкался, в глубине его глаз я увидела пламя, а это означает, что он либо притворяется, либо смеется. Все-таки странные у него глаза. Как гладь озера, что обычно ровная, плоская и спокойная, то вдруг подернется рябью, набежит волнами на корни сосен, цепляющихся за твердую землю. Ни у кого нет таких глаз, да и кому нужны такие странные глаза. Они вносят покой в пространство между людьми, придавливают пуховым одеялом, и не хочется ни куда бежать, а хочется лишь укутаться потеплее и уснуть. Иметь такие глаза – большое счастье, но кто захочет иметь его, кто сможет взять на себя чужие проблемы и остаться собой, кто захочет быть настолько печальным, что чужие печали беспомощно потонут в нем? Мне кажется, люди на такое не способны, но маленький пушистый дракончик – это совсем другое дело. Но иногда его глаза смеялись, и никто не смог бы сказать, что произойдет.

Наплескавшись и наплававшись, я вышла на берег абсолютно счастливая и мокрая. Но стоило подуть с моря, как капли моментально исчезли.

―Садись, посмотрим на закат. Он случается лишь один раз за день.

Пушистик сказал это таким голосом, как будто солнце садится один раз лет в сто, а может и больше.

Мы сидели очень долго и молчали. Ветер насвистывал что-то дюнам, что-то пел им, убаюкивая их своей монотонной песнью. Лучи касались неспокойного моря и отбрасывали блики на кирпичную кладку заброшенных складов, на наши лица, ласково касались дна, нежно касались собранных мною ракушек.

―Пойдем, нам пора.

Мы встали и пошли к воде. Я посмотрела вниз, на пробегающую электричку, полную людей, считающих, что понедельник, день тяжелый. Так, не торопясь, мы добрались до места работы моей мамы.

На проходной перед лифтами как обычно сидели охранники. Они знали меня в лицо, и поэтому пропустили без лишних вопросов. Пушистик обвил мою шею серебряным ожерельем, чтобы я не отвлекалась и не волновалась, что его кто-нибудь да заметит, хоть это и не возможно.

Поболтав с мамой, с ее секретаршей, с ее шефом и, кажется, со всеми, кто сегодня не поленился и вышел работать, не получил солнечный удар или не успел уйти в отпуск, проводив маму по делам в центр города, я встала у замечательного окна и стала смотреть.

―Я знаю, что человек не может летать. Но так было бы классно, правда?

―Прости, я не могу дать тебе крылья. Человеческое тело не приспособлено летать. Оно так устроено. Но я могу научить тебя чувствовать себя очень легкой и свободной, не стесненной ни стеклами, ни стенами. Это почти то же самое, что и летать, но только почти.

Скорее всего это очень опасно, подумала тогда я. Даже если не летать, а почти летать. Но все же я бы рискнула. Сегодня рискнула бы, потому что этот день необыкновенный.

―Ты можешь потерять себя. И это не то же самое, что попасть, например, под машину. Ты можешь заблудиться и потерять дорогу назад. Ты готова рискнуть? Я заклинаю тебя, дева жизни, образом священного дракона, что сторожит хрустальный замок в небесной глади, идти дальше (и эхо вторило его словам) и никогда не останавливаться, найти себя и идти дальше, дальше, чем можешь себе представить, дальше страха, дальше великого горя и великой радости, дальше себя. А теперь погрузи свои мысли в молчание и смотри в окно.

Минут пять я смотрела в окно на соседний дом. Смотрела на птиц, что кружат над городом. Все так просто, у тебя есть крылья, ты можешь летать, есть плавники и жабры, можешь плавать. А у человека только руки и ноги. И поэтому надо ходить, что даже по сравнению со скоростью велосипеда похоже на ползанье. Летать, это наверно так просто, если ты – птица.

Так медленно, очень медленно проплывает внизу земля. Круглая земля, круглый горизонт. Листья московских деревьев, самые верхние, что касаются слез неба и ловят на себе его улыбку. Шершавые и мягкие, звенящие на ветру, болтливые и неспокойные. Зеркала окон, всегда одинаковые и одинаково чужие. Верхние этажи, балконы словно лица. Перила крыши. Еще шаг и ты там, внизу, еще взмах и там внизу все. Дальше только…

…этот путь может быть длиною в бесконечность…

«Эти стены всегда казались мне пустыми. Пустыми со всеми картинами, что надарили нам друзья мужа. И если подумать, сколько не обставляй квартиру, стены всегда остаются пустыми.

Никто не может сказать, что я не старалась. О, я же старалась, ведь так? Когда не было совсем ничего, кроме голых стен, кто выбирал обои? Прекрасные обои с блестящими на солнце листьями. А в тени все кажется практически одинаковым, белым, бежевым или серым. А мы повозились тогда: наклеили газет за год, собранные со всех соседей. А потом вечерами не спали до часу ночи.

Но стены одержали надо мной тогда вверх: они были пусты, и это бросалось в глаза. Но я не отчаялась, я обошла все мебельные магазины в округе, я выбирала самое лучшее, я могла впервые позволить себе выбирать и я старалась. Наша кровать, она могла до скончания века пылиться там, даже консультант сомневался, что мне по карману ее приобрести. А наша стенка, эти ровные ряды собраний сочинений, пусть их никто не читает, пусть их уже никому не оставишь, но они же есть. А цветы, моя гордость. Кто может похвастаться такими цветами? Но все бесполезно.

Я чувствую кожей, что стены пусты. Чувствую, как под обоями рассыпается в прах шпатлевка, как трескаются когда-то ровные стены, вижу, как с каждым днем растут нити паутин. Иногда мне кажется, что между обоями и стеной я слышу, как машут крылышками мушки, а потом бьются в сетях шуршащих паучков. Иногда мне кажется, что стоит дотронуться до стен, и под моими пальцами обои побегут волнами в разные стороны, и эта волна пройдет по всей комнате. И когда за моей спиной они столкнутся, истлевшие изнутри обои не выдержат и прорвутся, лопнут, как тонкая кожа. Иногда мне трудно дышать этой пылью, что скопилась под ней.

Наверно, я проиграла.

Что же делать дальше…»

…ты потерялась, но ты должна вернуться, ты помнишь…

―Вить! Иди к столу, все готово.

«Сейчас иду, только руки помою».

―Садись. Давай, как я тебя учила: ладошки друг к другу, локти со стола, закрой глаза и повторяй за мной. Господи, спасибо тебе…

―Господи, спасибо тебе…― «Господи, спаси и сохрани мою маму».

―Что замолчал? А дальше?…

…ты можешь остаться и потерять себя…

―Бабушка, пора спать.

―Что это с тобой случилось, что ты после обеда вдруг спать захотел, а негодник? – «Это что-то небывалое, мой Витя сам просит его уложить спать. Чудеса».

―Баб, ты же сказку обещала дочитать, неужели ты не помнишь?!

«Как же, упомнишь тут с тобой все – то бегаешь, как неугомонный, то вдруг сказку ему подавай».

―Как же не помню, хорошо помню. Вчера вечером обещала, что если после обеда будешь спать, то сказку буду читать, ту, вчерашнюю, да?

―Смотри, бабушка, я уже лежу.

―Подожди, сейчас найду то место, где мы остановились и очки найду. Так вот, «…и тогда мальчик спрятался за большим камнем. Но даже за ним он слышал, как горячий воздух выходит из ноздрей огромного чудовища, что приземлилось на травяной холм посреди леса.

«Еще шаг, – подумал Висти, – и он заметит меня и тогда наверняка съест».

От страха он потерял осторожность, споткнулся об камень и покатился вниз.

―Человек! – вскричало чудовище тонким голосом, и, запутавшись в крыльях, рухнуло на землю, подмяв под себя влажную траву, затихло, закрыв глаза.

«Подожди, - подумал мальчик, - кто кого должен бояться, он меня или я его?»

Он осторожно подошел к голове дракона, а это был именно он, и сел рядом. Дракон осторожно открыл правый глаз и посмотрел по сторонам: сначала на угрюмый лес, стоявший непреступной стеной, потом назад, на свой хвост – хвост был цел и невредим. Как будто успокоенный, он закрыл правый глаз и открыл левый.

―Привет, - сказал Висти, - с каких это пор чудовища боятся людей, а не съедают их?

―С тех самых пор, как какой-то коварный волшебник сказал, что дракон – это большая ящерица с крыльями.

―А что страшного в том, чтобы быть ящерицей?

―Как, ты не знаешь?

Дракон приподнялся на передних лапах и удивленно посмотрел на мальчика обоими глазами.

―Как это ничего страшного, все прекрасно знают, что у ящериц, если им отрезать хвост, то у них вырастает новый. И поэтому появилось множество достопочтенных рыцарей, что решили проверить данную теорию на драконах.

―И что же здесь все-таки страшного?

―Как что! – возмущенно закричал дракон: - Дракон – не ящерица. И хвост у него не отрастает никогда!

Висти очень хотелось смеяться, но, подумав, он решил, что это может оскорбить его нового друга в лучших чувствах. Все же хвост довольно важная и, по-видимому, довольно ценная штука.

―Ладно, давай дружить, я то не собираюсь отрубать у тебя хвост. Я просто заблудился в лесу и не могу найти дорогу домой. Меня зовут Висти, а тебя?

―Меня зовут Огнивиц, так как я умею дышать огнем. Я еще очень молод. Мне не исполнилось и трехсот. А сколько тебе?

«Не исполнилось и трехсот, - подумал мальчик: - ничего себе».

―Ну, мне чуть поменьше, всего шестнадцать. Но теперь это не имеет никакого значения – я потерялся, и меня скоро съедят волки.

―Не торопись, я помогу тебе. Ты же мой новый друг, правильно?

―В общем да, а чем ты сможешь мне помочь?

―Увидишь, полезай мне на спину. Обхвати мою шею руками и держись крепче.

Когда Висти все сделал, дракон одним прыжком заставил свое тело очутиться высоко в небе. Он расправил свои огромные крылья, взмахнул ими и продырявил пушистые облака. В глаза Висти ударили лучи солнца, и ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы не ослепнуть.

―Ты не против, если мы сделаем небольшой крюк до твоего дома?

―Насколько небольшой?

Он засмеялся, и небо эхом отозвалось на его смех.

―Думаю, мы не улетим звезд дальше…»

…вспомни о том, что ты хотела знать…

«Я где-то слышал, что если очень сильно отпраздновать, например, день рождения или еще что-нибудь в этом роде, да или просто напиться как свинья, то утром вообще ничего не помнишь. Как меня зовут, я кажется, помню. Что ж, значит, я вчера еще не дошел до края. Края своих способностей, разумеется.

Странно, но мне хорошо. Вот именно так: голова на уровне пола, горизонтально. Тела нет вообще. Надо проверить, на всякий случай. Нет, подожди, это паранойя. Куда может деться мое тело, если я помню все, что было вчера и до этого и там мое тело было на месте. Кстати, еще один минус – я помню. Но проверить не помешает.

На месте! Интересно, с каких это пор у меня кровать на полу? Привет, подо мной нет кровати. Следовательно, я дома. Логика.

И почему я никогда не ложился на пол? Здесь так необычно. Что-то связанное с искривлением пространства относительно начала координат. Я – начало, потолок – конец. Подожди, у координат нет конца. Но все же видимая часть пространства имеет конец, который не существует объективно, а существует субъективно, в моей голове. Интересно, если убить мою голову, что изменится в пространстве субъективно, а что – объективно?

Смотри, а под диваном не так уж и много пыли, если принять во внимание то, что под ним не убирали целую вечность. А откуда там гвоздь? Не помню. Кажется, ушел в плюс – откуда там гвоздь мне не вспомнить ни за что на свете.

Понял. Гвоздь – начало координат. Если реальность объективна, то его начало должно быть сверхобъективно. А гвоздь – это объективно с любой стороны. Блин, вот раздолье для тараканов. Интересно, они видят мир таким же, каким его вижу сейчас я. Стены словно горизонтальное и вертикальное небо, бесконечные ковры, пастбища динозавров, ближе к горизонту горы – безутешная, брошенная кровать.

Обязательно оставлю что-нибудь под диваном потом, когда стану человеком. Чтобы в следующий раз было, на что глаз положить.

Когда стану человеком, а кто я сейчас? Таракан? Не так уж и плохо для первого эксперимента с превращениями в животных. И рецепт мне хорошо известен и последовательность. Дальше…

…ты хотела узнать, как это, быть птицей…

…Дальше только звезды, холодные и чужие, и все-таки свои. Они являются частью нас, как далеко бы они не находились. А теперь вниз, сложив крылья, вдоль стен, к земле, к листьям, звенящим на ветру…

―Я потерялась?

―Да, это должно было произойти. Это всегда происходит.

―Тогда почему ты мне не сказал?

―Милая дева, мне нужна твоя помощь, но чтобы ты смогла помочь мне, ты должна летать.

―Так вот, зачем ты нашел меня?!

Усталость. Как я устала за этот день. Кажется, сейчас бы упала на диван и заснула бы в секунду. Пушистик опустился мне на плечо и заглянул в глаза.

―Да. Но ты поможешь мне? Ты поможешь нам? Я расскажу тебе. Я один из тех девяти драконов, что создали хрустальный замок за облаками. Мы создали когда-то жизнь и заботимся о ней. Это наша обязанность, это наше право, это то, что удерживает нас здесь. Мы подпеваем мелодии жизни, но иногда она звучит так тихо. Мы такие древние, что иногда теряем ее. А если мы перестанем поддерживать ее, она угаснет, потухнет, как пламя свечи на ветру. И тогда сон закончится, а земля вновь станет огненной пустыней.

―Я согласна, но можно я отдохну немножко, чуть-чуть.

―Спи, милая дева, всегда есть время на твой сон. Не так важно, когда мы придем. Но мы должны прийти. Ты справишься, ты очень сильная. Ты поспешишь за солнцем, уходящим за горизонт. Если догонишь, то окажешься в хрустальном замке. Там, в светлой зале, ты будешь слушать, а мы будем ждать, готовые снова петь, как делали это раньше, как делали всегда. Мы отказались от нашей первоначальной свободы и получили взамен целый мир. Наш мир, наш сон.

Тебя ждут три препятствия, три сомнения на пути к цели. Ты должна решить для себя, достаточно ли у тебя сил, чтобы лететь неизвестно куда. Ты должна решить для себя, существует ли хрустальный замок, затерянный в небесах. Ты должна решить для себя, стоит ли делать последний шаг, когда все препятствия остались позади! Но спи сейчас.

Спи, милая дева.

Всегда есть время,

Есть время на твой сон.

И не важно когда,

Мы обязательно придем.

Спи, милая дева.

Всегда есть время.

Ты будешь слушать,

Я буду ждать,

Когда мы придем.

В наш мир, в наш сон.

Я спала, и мне снилась мама. Она улыбалась, но была чем-то занята. Так бывает, когда стоишь за спиной у человека, а он даже не подозревает, что не один. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, когда они уверены, что одни. В эти редкие минуты они снимают маску повседневности и предстают такими, какими являются на самом деле. Люди, как мне кажется, всегда хотят выглядеть лучше, чем они на самом деле. Правда, некоторые хотят выглядеть хуже, чем есть. Но это исключение, не так ли?

Из-за этого случается куча недоразумений и неясностей. Бродишь, словно в тумане: рассказываешь о себе, слушаешь, делишься впечатлениями, общаешься одним словом, а потом раз и видишь человека наедине с самим собой. Сюрприз. И не всегда приятный, если честно.

Хотя, может это и правильно. Не уверена, что хотела бы, чтобы каждый встречный все обо мне знал. Иногда мои мысли заняты такой чепухой, что, если бы их кто-нибудь прочитал, то обязательно составил бы обо мне неправильное мнение. Переубедить человека гораздо сложнее, чем убедить. В любом случае, что делать тем, у кого нет ничего, кроме маски? Я не знаю.

Мне снилась мама и я гордилась ее, потому что наедине с собой она улыбалась.

Глава 3. Вечность?

Потом я проснулась.

―Нам пора?

―Самое время.

―Жаль, я не могу превратиться в дракончика.

―Не стоит повторять чужих ошибок, даже очень старых.

Он всегда прав, но без меня ему не обойтись. Это радует и обнадеживает.

―Вверх! Еще шаг и ты внизу, еще шаг и там внизу все!

По-моему, я поторопилась превращаться в голубя в кабинете, так как на свободу пришлось прорываться силой. «До смерти» напугав секретаршу, мы выпорхнули из четырех стен и рванули по коридору. Кого-то сбили, кого-то опрокинули. Началась ужасная суета. Особенный ужас у охраны вызвал вид Пушистика, который даже приблизительно не был похож на птицу.

―Рванем через туалет, если там курят, то окно должно быть открыто!

―Позвольте уточнить, милый дракончик, через мужской или через женский?

―Через тот, что не приведет нас в музей чучел редких видов животных!

Выбив головой кондиционер и спалив его своим дыханием, Пушистик проложил нам путь в небо. Мы взмыли вверх и оглянулись на солнце, которое медленно клонилось за город.

―Прости, но ты должна сделать это сама. Я буду ждать тебя на балконе хрустального замка. Не теряй веры в себя. У тебя есть все, чтобы сделать это. Лети за солнцем.

После этих слов Пушистик растаял в воздухе, оставив после себя дуновение раскаленного камня. Я осталась одна в пустой синеве печального неба. Как же я все-таки устала за этот день…

…Печаль и одиночество слиты для меня воедино. Не знаю точно, почему я так уверена, но для меня это всегда было чистой правдой.

Я развернулась грудкой в сторону убегающего солнца, расправила крылья, поймав ими попутный ветер. Что ж, ветер на моей стороне, что не мало, принимая во внимание всю серьезность задачи, лежащей передо мной. Я имею в виду бессчетное количество километров над городами, лесами, реками и кто знает, чем еще.

Печаль и одиночество слиты для меня воедино. Когда я стану взрослой, то обязательно напишу толстую книгу про эти чувства.

Ветер подхватил мои крылья и понес навстречу горизонту. Странно, но сегодня от меня все пытаются убежать. Сначала Пушистик, потом солнце, теперь горизонт. Да, еще раньше куда-то убежала мама и не вернулась. Они что, сговорились все?

Печаль и одиночество слиты для меня воедино. Печальный человек всегда одинок, как мне кажется. Окружающие его люди, прячась за своими разноцветными масками, боятся ненароком задеть его боль. А одинокий человек всегда печален, потому что одинок. Кажется, все так просто, но это не так. Печаль бывает разной. Одиночество может быть вызвано разными причинами. Когда-нибудь я напишу книгу и назову ее «Цвета печали и одиночества».

Книга «Цвета печали и одиночества».

Краткое изложение. Автор – Вероника.

Вступление.

Я долго исследовала проблему взаимосвязи чувств и цвета и пришла к выводу, что они неразрывно связаны. В качестве примера в этой книге будут рассмотрены взаимосвязи между основными цветами, печалью и одиночеством.

Зеленый цвет.

Зеленая печаль живет в человеческом сердце с самого его рождения. С первым своим вздохом, с первым криком младенец чувствует ее как давление воздуха на неокрепшие легкие, ощущает как непреклонную силу, что придавливает его своей тяжестью к земле. В эти же минуты он чувствует ужасное одиночество: до этого он никогда не расставался с матерью. Но теперь он будет расставаться с ней все чаще и чаще, а когда-нибудь расстанется навсегда. Зеленый цвет является здесь символом тех неразрывных уз, что связывают мать и ее дитя. Такова первая печаль и первое одиночество человека. В юношеском возрасте он не тяготится ее, но чем старше он становится, тем сильнее эти чувства. Избавиться от них невозможно. Забыть, не обращать на них внимание, можно, но они в самом сердце.

Синий цвет.

Синяя печаль не изучена до конца. Она приходит неожиданно и остается в сердце до тех пор, пока оно способно любить. Есть документальные свидетельства того, как это обычно происходит. Рассказывает молодой человек 20-и лет:

«Вы называете ее синей печалью. Что ж, я согласен. Подходящее название. Она вышла ко мне из моря и позвала за собой. Это как будто из сердца вынули весь свинец, и оно стало таким легким, что вдруг стало способно летать. Я говорю свинец, конечно, это очень образно. Вынули то, что придает проблемам вид ужасного горя. Проблема осталась, но она теперь не волнует твое сердце. Сердце приобрело свободу, оно научилось летать. Ты просыпаешься средь белого дня и смотришь новыми глазами, слышишь новые звуки, вздыхаешь в себя незнакомые запахи, ощущаешь мир кожей.

Но ты не можешь летать. Такое чувство, что тобою потеряно нечто очень важное, без чего не прожить и дня. Ты стремишься к нему. Тебе хочется путешествовать, тебя влекут чужие страны, ты готов часами смотреть в окно поезда или простой электрички на проносящиеся поля и деревья, часами готов смотреть на волнующуюся гладь моря, озера или обыкновенной речки. Тебя влекут открытые пространства, тебя влечет даль, тебя влечет безоблачное небо.

С тех пор глубина твоих глаз становится печальной. Одиночество неизбежно. Ты знаешь, что никто уже не сможет дать тебе то, что тебе действительно нужно».

Желтый цвет.

Желтая печаль получила свое название из-за прямой связи с осенними листьями. Эта печаль всегда приходит осенью. Человек склонен все принимать близко к сердцу. Холодный ветер, увядание природы, чувство приближающейся смерти, которое появляется в первых заморозках, с первым снегом, человек воспринимает как собственную старость, как близость неизбежного конца всех забот и дел. Смерть в конце года, светлая грусть, желтая печаль – вот что переживают люди из осени в осень.

Незваными приходят приятные воспоминания. Человек не сопротивляется им, а погружается в них с головой. Он может идти по скверу, глубоко задумавшись, спрятав глаза, и при этом будет улыбаться блуждающей улыбкой неразгаданного смысла. В эти минуты он сам ищет одиночества, ему кажется, что он должен что-то решить наедине с самим собой. Но решать нечего – это желтая печаль, желтое одиночество.

Красный цвет.

Красная печаль – печаль безответно, безумно влюбленных, чувство которых не только очень сильно, но и полно абсолютной самоотверженности. Такие люди склонны жертвовать собой ради тех, кому отдано их пылающее сердце, ради их счастья и благополучия они готовы даже отказаться от себя, готовы оставить их в покое, готовы навсегда уйти из их жизни, если увидят, что любовь причиняет им боль. Красная печаль – печаль влюбленных, отказавшихся от мысли, что их любовь будет обоюдной.

Безумцы. Иногда им кажется, что им подвластен весь мир, что они могут управлять ветром и менять течения рек одним движением руки. Иногда у них не хватает сил встать с кровати. Но решение принято. Они уезжают из города или теряются в толпе. Но они всегда знают, что им нужно. И это может дать лишь один человек на свете.

Безумцы всегда одиноки. Красная кровь – красное одиночество.

Черный цвет.

Черная печаль – черная меланхолия. Кажется, что в жизни важно все, каждая мелочь, простые события могут привести к неожиданным поворотам судьбы, обыкновенные поступки могут превратиться в неприятности. Что делает человек? Он пытается проработать все варианты, он как игрок в шахматах долго раздумывает над каждым ходом, над множеством возможностей, над множеством способов достижения чего-либо, своих целей, пристрастий, глупостей. Но жизнь не шахматная игра.

Не недооценивай свое детство. Оно формирует то, ради чего ты будешь жить. Мечты. Мечты о себе – сильном, благородном, смелом, умном, свободном. Мечты о своем будущем – счастливом и чистом, где есть место великой любви и великой ненависти.

Помни о главном. Потеряешь это – потеряешь себя. Черная печаль, черная меланхолия, усталость от жизни, одиночество увядающего дерева. Тебе ничего не нужно и никто ничего не сможет тебе дать.

Таково основное содержание книги «Цвета печали и одиночества».

…Я скользила над бескрайним лесом достаточно долго, но на то он и бескрайний лес, чтобы не иметь конца. Сейчас я даже не уверена, было ли у него начало. Неожиданно возник и вытянулся подо мной от кромки неба впереди до кромки неба позади лес и утонул в туманах. Но это меня не пугает, так как в любой момент, если вдруг устану, я могу приземлиться и отдохнуть в кроне какого-нибудь дерева, даже если это будет колючая ель.

Солнце было еще высоко. Оно сквозь неплотные облака бросало косые лучи на макушки спящих подо мной деревьев, что были одинаково безразличны к свету и тени.

Я узнаю этот вкус из тысячи подобных. Вкус соленого холодного моря, несущий навстречу моим крыльям и мыслям свой холодный ветер. Оно было близко, и я решил передохнуть на его берегу, так как вполне возможно, что земли я больше не увижу.

Широко раскинув крылья по ветру, я кругами приближалась к узкой полоске берега, стараясь найти самое удобное место для посадки. Наконец, я разглядела плоский камень огромных размеров. Подходящее место. Оно как бы специально создано для тех, кто безумно влюблен в море. Слишком высоко, но и слишком близко к волнам, что без отдыха рвут его тело на куски.

Я стояла на камне около получаса. Стояла без мыслей, без желаний, без слов, что могли бы вылиться в прекрасную песню о величии и печали вечного моря, что холодными волнами набегало на мой камень. Возможно, так и должен выглядеть первый камень, лежащий в основе всего мира, в окружении хаоса, рвущего его тело на куски.

Он говорил, что всегда есть время. Но я чувствовала, что время ушло. Теперь я должна идти. Ведь я должна прийти. Как же я устала. Почему так безрадостен этот берег! Почему даже ветер стал против меня, что пытается сломать мои крылья? Чего ждет это хмурое небо? Чего ждут эти волны? У кого попросить помощи в моем трудном деле, где взять хоть немного силы.

Но странное дело, море успокоило меня своим извечно существующем спокойствием, и ушли пугающие и пустые мысли. Там ждет меня странное, но родное создание, что верит в меня и надеется на меня. Пушистик верит, что у меня есть все, что было бы нужно мне для погони за солнцем.

Я взмахнула крыльями и не почувствовала ни тяжести, ни встречного ветра. Небо было чистым и ясным, солнце улыбалось и остановилось подождать меня, прежде чем окончательно скрыться в прозрачной и тихой воде.

Я скользила над морем, иногда касаясь его то правым, то левым крылом, поднимая при этом миллиарды брызг. Я чувствовала, что абсолютно счастлива, что могу летать так всю жизнь. Я щекотала спины китам, вышедшим из глубины подышать свежим воздухом, они смеялись и пытались окатить меня потоками воды, но всегда мимо и были этому несказанно рады. Я гонялась за стаями причудливых рыб, чьи чешуйки блестели на солнце золотом, хватала кого-нибудь, а потом отпускала. Мне так хотелось, чтобы они все увидели, как здесь красиво. И им нравилась моя игра. Они выпрыгивали из воды и кричали мне «Еще, давай еще!». Я разговаривала с дельфинами, и они рассказывали мне истории о великих чувствах и ужасных предательствах. Я улетела все дальше и дальше, но хрустального замка нигде не было видно. Все же интересно, как он выглядит. Я зажмурила глаза и попыталась себе его представить.

В нем прозрачные хрустальные стены, полы и высоченные своды. В нем девять башен и в каждой живет по одному маленькому дракончику. Конечно, не все они пушистые и милые, как мой Пушистик. Но это, наверно, только к лучшему. Там должна быть огромная библиотека, полная пыльных книг и ветхих свитков. Там хранится вся мудрость и все знания светлых драконов. Там должен быть зал, в котором я должна буду слушать мелодию жизни. Огромный зал, чьи стены теряются в дымке, возвышаясь над огромным озером, играющим всеми бликами солнечных лучей, что падают из округлых окон. В центре, на хрустальном возвышении, буду стоять я. А девять драконов, затаив дыхание, на балконе под самым сводом, будут ловить каждое мое движение, каждое слово или ритмичное дыхание, чтобы подхватить ту мелодию, что может угаснуть до захода солнца.

―Я знал, что ты не оставишь нас.

Я открыла глаза и снова зажмурила их, так ярко сверкал хрусталь стен.

―Не волнуйся, твои глаза скоро привыкнут.

Я открыла глаза и посмотрела на Пушистика – он ничуть не изменился. Такой же веселый и печальный одновременно. И все такой же пушистый мех, отливающий серебром.

―Ты уверен, что я справлюсь?

―Да, не бойся. Немногие могут найти этот замок, немногие могут подойти так близко. Но ты долгожданная гостья. Пошли со мной.

―Но я боюсь. У меня нет голоса. И вообще я ненавижу петь. Я не справлюсь и подведу тебя.

Долгое время он молчал и просто смотрел в мои глаза.

―Конечно, я понимаю. Я не в праве указывать тебе или требовать от тебя, что делать. Я так же не вправе перекладывать наши проблемы на твои плечи. В конце концов, мы создали этот мир и только мы в ответе за него.

Теперь пришла моя очередь задуматься. В самом деле ли, мир – это только их бремя, но или наше тоже. А если мы в ответе за него, то не слишком ли это трудная задача для меня. Ответственность за весь мир. За его настоящее, будущее и даже прошлое. Если мелодия угаснет, то планета станет такой, как будто в ней никогда и не было жизни.

―Пошли. Я не умею петь. Но, кажется, до заката мы уже не успеем найти нужного вам человека. Поэтому я постараюсь сделать все, что в моих силах.

―Милая дева, я верил, что ты все-таки решишься. Но сделать все, что в твоих силах – это слишком много. Пошли, я покажу тебе нашу библиотеку.

Мы прошли по всем залам, заглянули и в библиотеку. Все выглядело именно так, как я себе это представляла. Наконец, снова обернувшись птицей, мы достигли зала мелодии жизни, цели всего моего путешествия.

―Извини, я снова оставлю тебя в одиночестве. Но я буду рядом. Ты должна собраться с силами и направить все свои мысли, всю себя в мир. Ты услышишь. Не можешь не услышать. Я верю.

―Спасибо.

Не успел последний звук сорваться с моих губ, как Пушистик растворился в воздухе.

Тишина. Всегда остается тишина. До рождения и после смерти живет она на бесконечных просторах времени. Она словно океан, в котором тонут великие и жалкие корабли человеческих мыслей, рожденные биением сердца, рожденные звоном капель из неисправного крана на кухне. Стремление, желание, чувство – одинокие волны бескрайнего океана времени, что находит свое отражение в любой луже с мутной водой на улицах моего города. Поняв это, я знаю, что океан подвластен мне, что он отражение моего настроения. Мне стоит захотеть, и гигантские волны сотрут с лица земли целые города, стоит мне захотеть, и неподвижный океан остановит северный ветер, несущий перемены. Но я хочу, чтобы он ласкал берег своим шершавым языком, слизывая горячий песок, унося его в свои бездны. Я хочу прикоснуться к нему голыми ступнями и смотреть в его глаза, пока он не ответит мне, в чем смысл жизни. Я чувствую биение его сердца, я слышу его музыку. Мы ― сон великого океана времени.

Я потянулась руками к своду, развела их в стороны, дрогнув всем телом. Музыка накатывалась на меня тягучими, плотными волнами. Ее невозможно передать словами, под нее не подберешь мелодию, но мое тело чувствовало каждое ее подводное течение.

Я танцевала так долго, как у меня хватило сил. Я замирала каждой струной своего легкого тела, потом вдруг срывалась и мои движения сменяли друг друга с неподвластной глазу быстротой. Я припадала к земле, кружилась на месте. Я была душой океана, я была биением его сердца, была ли падающими каплями или может звездами? Я не помню и ничего уже не знаю точно. И когда я в бессилии рухнула на хрусталь пола, радостный вопль девяти драконов возвестил всему миру, что еще не пришло время просыпаться.

Сквозь чуть прикрытые веки я увидела, как огромные крылья накрыли меня пушистым одеялом, охраняя мой неспокойный сон. Наконец то я могла выспаться вволю – мои дела здесь окончены.

―Я могу остаться с вами?

―Нет. Ты же знаешь.

―Зеленая печаль?

―Да. Она символизирует не только любовь ребенка к матери, но и любовь матери к ребенку. Ты должна быть с нею.

―Знаешь, мой двоюродный брат говорил, что воспоминание должно всегда оставаться воспоминанием.

―В этом он прав.

―А еще он говорил, что нет ничего важнее, чем хорошие отношения между людьми.

―Что ж. И в этом он прав. Но он не умеет летать.

―Я научу его. Я научу каждого, кто захочет играть с золотыми рыбками на просторах бескрайнего океана.

 

Ваше мнение