Автор

Проза

Горе и гром сплелись воедино,
Пали с небес святые огни.
Мёртвую он, разрывая пустыню,
Шёл на восток, не в силах идти.

Некогда безупречное небо было окрашено в красные и чёрные тона. На нём были видны одинокие звёзды. Безымянные, они образовывали неизвестные созвездия, с гибелью которых оказалось бы разрушено всё. Всё, ради чего ещё стоило сражаться, всё, что ещё стоило защищать.

Одинокая звёзда подёрнулась дымкой и вдруг начала своё стремительное падение. Пролетев полнеба, она была поглощена мраком. След за ней стал наливаться красным, как рана, нанесенная острейшим мечом, рана не смертельная, но отнимающая столько сил и знаменующая ещё одну победу врага. Не в силах видеть это *** закрыл глаза и опустил голову. Ему не нужно было смотреть, чтобы видеть, что сейчас перед ним: выжженная земля, во многих местах раскалённая, озарённая багровым пламенем, кое-где прикрытая телами павших. Такая же участь должна была ждать и его, но он выстоял, выстоял, чтобы осознать всю горечь и боль, чтобы понять безнадёжность и бессмыслие, чтобы сразиться в страшнейшем бою с самим собой. Что теперь ждало его, куда ему деваться? Рука, прикрывавшая глаза, упала бессильная, открыв исхудалое лицо: чуть раскосые глаза, светлые брови, одна из которых пересечена шрамом, прямой нос, рот, чуть скривившийся от нестерпимой боли. Усталые глаза открылись – было видно, что это стоило ему огромных трудов – голова стала медленно подниматься, невидящим взглядом он посмотрел на горизонт. Наконец, осознав, что он видит: пылающие горы, истекающие кровью земли, извергающие пламя. Над ними пронеслась ещё одна звезда и бесследно сгинула за горизонтом. «Конец близок» – промелькнула безрадостная мысль, но наконец стряхнув с себя оковы безнадёжности, он смог сделать шаг вперёд – он абсолютно не собирался никуда идти, просто этот шаг был последним штрихом, довершившим его победу, победу над тем, с чем ему пришлось столкнуться некоторое время назад. Это самое время казалось ему длиннее всей прожитой жизни.

Под ногами что-то заскрежетало – он нагнулся и поднял свой меч. Распрямившись, он повернулся на север, или то, что некогда было севером – направо от пылающих гор – пейзаж ничуть не изменился, а вот на востоке виднелась вода, неизвестно как сохранившиеся здесь остатки от некогда огромного озера. Он начал свой неспешный путь к нему, его обдал лёгкий ветер. Ни тёплый, ни холодный, он потрепал его тёмно-русые волосы и с трудом поднял тёмный плащ, скреплённый серебряной фибулой. Плотная рубашка, опять же тёмная, не дала ветру коснуться его тела, хотя возможно это придало бы ему сил, но об этом он не думал, он сейчас вообще старался не думать, а лишь идти, идти вперёд. Под обычными кожаными сапогами тлели угли, неизвестно почему не прожигавшие обувь. Кругом лежали обломанные и обглоданные огнём мечи, почти что полностью разрушенные, кое-где виднелись тела, пощажённые пламенем.

Вот она, спасительная влага. Нелёгким оказался путь сюда. Пространство, которое раньше он смог бы покрыть быстрым бегом, теперь казалось ему тяжёлой дистанцией. Он нагнулся к воде. В ней отражалось небо: багровые, иногда вспыхивающие облака медленно тянулись на запад. В непроглядной тьме почти не осталось звёзд. Наконец оторвав взгляд, он окунул руки в воду. Ледяная, она возвращала его к жизни, возвращала ему силы. Набрав горсть воды, он начал её медленно поднимать. Оторвавшись от ровной глади, вода начала резко испаряться. И лишь ледяной пар обдал его изумлённое лицо. «Я ещё могу удивляться» – появилась обнадёживающая мысль.

Словно в поисках чего-то, он взглянул на юг: такая же выжженная пустыня, местами прерываемая холмами, уходящая в тёмную, непроглядную даль, ныне сокрытую от него – путь туда закончился бы смертью среди мёртвой пепельно-серой, местами чёрной земли… Взглянув на противоположный берег, он увидел начинающиеся на горизонте предгорья, некогда покрытые обширными лесами, сейчас от них должно быть ничего не осталось… Однако теперь его путь лежал именно туда. Выбирая с севера или с юга обходить озеро, он предпочёл юг: подальше от огненных гор. С каменным лицом и пустыми глазами он продолжил свой путь. Не чувствуя усталости и всё же смертельно усталый, он поднялся и неспешным шагом двинулся вдоль берега. Тишина, прерываемая взрывами и огненными всполохами давила и подавляла. Шаг за шагом он продвигался всё дальше и дальше на юг. Теперь он и вовсе ничего не видел из того, что окружало его. Из памяти всплыли и ныне стояли в голове стяги синего и голубого цветов, теперь сожжённые или превращённые во всепоглощающий чёрный цвет. Бессмысленный вопрос «почему?» вертелся в голове, но он стремился отогнать его: к чему познание и глупые ответы, что они ему теперь?

Теперь, оставшись один, чего он некогда жаждал, он начал осознавать своё бессилие и ничтожность. Правда, ничтожность перед чем, перед этим? Он мысленно развёл руками вокруг себя. Нет, ничтожен в своём величии и своём падении, в своей силе и слабости, в своей жизни. Смерть обошла его стороной. Что это было: награда или наказание? Он больше и больше склонялся ко второму, хотя, может быть, награда как раз в наказании, в наказании, прервавшим его прошлое и открывшим перед ним другой путь. Не награда ли это – возможность встать на другую дорогу, выбрать другой путь? Возможность, оплаченная и доставшаяся столь дорогой ценой.

Меж тем полпути вокруг озера уже было пройдено: оно сжалось до столь смешных размеров, что обойти его не составляло особого труда. Теперь он всё больше и больше заворачивал на восток. Да, именно на восток: больше ему идти некуда.

Внезапный взрыв отбросил не ожидавшего воина шагов на десять. Упав на большие камни, он не шевелился, хотя и был ещё жив, но находился на последнем издыхании. Все последние силы он бросил на борьбу с неизвестной опасностью и теперь лежал без чувств. Он почти ничем не отличался от такого же, валявшегося в двух шагах от него воина, разве что на нём не было следов яростного огня. Однако пролетавшему в вышине чёрному крылатому существу этого было достаточно, чтобы заподозрить неладное. И оно уже собиралось вернуться и доложить о находке, как его почти полностью сжёг и испепелил пролетающий мимо метеорит. Лишь только остатки послушного бестелесного разума понеслись в вышине, наконец, получив свободу. Дальше метеорит с огромной скоростью продолжил свой полёт, и возможно он достиг бы земли, если бы не наткнулся на невидимую преграду над ныне мёртвым полем битвы. Это, очевидно, всё, что осталось от некогда могущественного воинства. И теперь этот удар стал последней каплей, переполнившей сосуд ущерба, и этот щит разрушился, разлетелся над равниной вместе с останками разорвавшегося небесного посланца. Обломки метеорита летели, подчиняясь законам мироздания, а вот магическая материя искала для себя новое пристанище: то мог быть меч, стрела или попросту обычный камень. И одна из таких частей волшебной преграды нашла еле живого воина, принадлежавшего к армии, породившей её. Видя некую родственность  между ним и собой, она самоотверженно устремилась навстречу ему, соприкоснулась и растворилась, дав ему силы. Это превращение внезапно выдернуло *** из беспамятства. Он резко сел, пытаясь вспомнить, что с ним произошло, но не закончив этого занятия, тотчас скривился от боли, как физической, так и душевной…

Прежде, чем он наконец встал, прошло немало времени. Он просто лежал, понимая, что бессилен что-либо сделать, но преодолев это бессилие, во второй раз за сегодня навалившееся на него, поднялся на ноги. Хотя было ли это ещё сегодня, он не знал: возможности определить время суток было невозможно, так как на небе были те же чёрные и багровые тучи, местами совсем закрывавшие одинокие звёзды. Может ему и казалось, но пейзаж словно бы изменился: небо стало более агрессивным, а равнина – более спокойной, может ему это лишь казалось, но что-то подсказывало, что это было действительно так.

Превозмогая боль, он двинулся вдоль берега. Теперь каждый шаг давался ему с большим трудом: отзываясь в каждой части тела жгучей болью, малейшее движенье требовало огромных усилий. Но он был даже несколько рад этому: он теперь чувствовал окружающий его мир, свою причастность к нему, связь. Но несмотря на это долго он идти не мог. Скалы и камни, валявшиеся кругом, поставили нелёгкую задачу и перед здоровым путником, для раненого этот путь был просто непроходим, но он шёл. Наконец, обойдя озеро, он разрешил себе немного отдохнуть и, сев, мгновенно уснул.

Очнувшись, он был нестерпимо на себя зол: как он мог так беспечно поступить! Однако окружающий его пейзаж ничуть не изменился и определить сколько времени он пребывал во сне, он не мог. Почти ничто не свидетельствовало о том, что прошло хоть сколько-нибудь времени, только стало чуть прохладнее и на небе было ещё меньше звёзд, совсем мало… *** поднялся и удивился, как легко это сделал – боль ещё была, но теперь не была такой острой. Дорога стала казаться чуть легче.

Взобравшись по чёрной каменистой земле на небольшой холм, он увидел перед собой такую же мёртвую равнину. Где доставать еду и воду было неизвестно, но решившись идти, он хотел довести дело до конца…

Шаг за шагом предгорья приближались, но по-прежнему оставались так далеко. Тел вокруг стало меньше, земля казалась не такой чёрной. Вдруг что-то привлекло его взор шагах в двадцати спереди. Не веря своему счастью, он подошёл и подобрал красивую флягу, не тронутую пламенем, почти полную. Жадно припав к ней губами, он несколько утолил свою жажду, оставшееся должно было ему хватить на долгий путь. Он сам себе удивлялся: от чего-то большого, масштабного, он переместился к маленькому, насущному – его сейчас больше радовала находка, чем всё остальное – угнетало. Недаром говорят, что из мелочей состоит жизнь. Что ж если бы все мелочи были такими радостными, хотя вряд ли утопающему нужна лишняя фляга с водой, поэтому…

Ещё один холм остался позади. Перед ним оказался овраг, неизвестно откуда здесь взявшийся, словно вспоровший равнину. Его дно, в котором возможно некогда тёк ручей, теперь было присыпано пеплом. Медленно *** стал спускаться, но оступившись, скатился по крутому склону на дно. Когда он коснулся пепла, поднялось облако. С первым же вздохом такого отравленного воздуха, он почувствовал острую головную боль. Мелькали какие-то видения, сводившиеся к немым крикам ужаса, страха. От такого напора образов голова готова была вот-вот расколоться…

Он лежал на спине, раскинув руки и глядя невидящими глазами, лишёнными сознания, на небо, где постепенно гасли звёзды. Медленно, очень медленно, пепельное облако оседало, видения уходили. Сейчас это были просто наборы чёрного и белого, образовывавшие различные рисунки. Не моргающие глаза покрылись тонким мёртвым слоем останков, возможно останков его друзей, но он не чувствовал боли. Сейчас он был весь в себе, прижимаясь, как маленький мальчик  в самом незаметном углу своей души, держа в руке… нет, не оружие, а маленький, голубоватого цвета, щит. Настолько детский и неспособный защитить, что мог вызвать у противника только смех. Но этот маленький мальчик свято верил в него, наивно полагая, что беда обойдёт его стороной. И, возможно, именно эта искренность и вера спасла его от неминуемой гибели. Медленно-медленно он вставал, из глаз катились слёзы, но это он плакал от пепла, покрывшего глаза тонкой плёнкой, а не от боли, от боли он плакать был больше не способен… Как человек, которому сообщили некую истину, полностью перевернувшую мир, он неспешно, но уверенно карабкался по склону. Как одержимый, он теперь стремился туда, на восток, прочь от этого места, этого края…

За край оврага ухватились руки, затем стала подниматься голова. Растрёпанные волосы, недлинные, казались седыми: то ли они были присыпаны чем-то, то ли этот человек пережил действительно что-то такое, заставившее его столь сильно измениться. Затем появились и глаза, некогда безупречно голубые, теперь казались грязными, в них была огромная палитра чувств – от голодного старого волка, приготовившегося к прыжку, до короля, только что лишённого королевства, всех поданных и выброшенного на улицу. И всё это, открывавшееся в них, пугало, ибо было исполнено боли, скорби и грусти. Увидь его сейчас кто-нибудь, кто некогда знал его, он вряд ли бы узнал его– так глаза изменили его внешность. Неспешным шагом по дороге, не зная пути назад, он шёл и шёл вперёд. Одержимый мыслью добраться до остатков леса, он не жалел себя, и прегради ему сейчас путь враг, тому было бы не уйти живым. Сейчас *** был способен почти на всё, хотя он никогда не считался мастером какого-либо дела. Теперь он был единственный, оставшийся, поэтому некому и не с кем было его сравнивать. Одиночество, в котором он некогда находил спасение от мира, ныне было единственным, что ему о нём же и напоминало, о том мире, столь ненавистным, но тем не менее родным.

Погасла ещё одна звезда, теперь их на небе оставались единицы. «Что же, есть ещё хоть что-то родное» Пейзаж стал несколько меняться: холмы стали более пологими, начинались предгорья. Предгорья, никогда не превращавшиеся в горы, увенчанные некогда красивым лесом, от которого теперь едва ли осталось несколько обглоданных огнём деревьев. Грела надежда увидеть хоть что-то, похожее на живой листок или росток. Надежда несбыточная, но может же он хоть в чём-то уступить и уйти от реальности, уходя в свой мир. Мир, в котором есть добрые и злые, но нет равнодушных, где каждый может ценить слово и молчание другого, другую жизнь, волю, одиночество, свободу…

Вдали прогремели раскаты грома, грома никогда более не предвещавшего грозы и дождя. Это было очередное извержение. Земля слегка содрогнулась, словно от боли. Как избитый, который мечтает только о том, чтобы его оставили в покое и более никогда не тревожили. Где-то на севере, должно быть, вся земля была залита огнём. На севере… а он шёл на восток.

Нога наступило во что-то рыхлое. «Немым» взором опустились вниз глаза. Через некоторое время он смог пробраться через мысли и образы, стоявшие в его голове и увидел: на земле была зола. Значит, здесь некогда стояло дерево. Лес близился.

Вновь посмотрел он вперёд и увидел, что небо снова изменилось: ещё две звезды, недавно наполнявшие его путь своим светом, ныне бесследно исчезли. На небе перед ним звёзд осталось только три. Позади больше не было ни одной. Три последних звезды, три последних надежды. Им суждено было умереть последними.

Иссохшими губами, не останавливаясь, он вновь припал к фляге. Оторвав её ото рта, он ощутил, что вода почти закончилась, и теперь стоило уповать лишь только на чудо.

Несмотря на все тяготы пути, он так и не бросил своего меча, а значит, он ещё не признавал своего поражения. Скорее то, что он ещё готов сражаться, чем то, что он ещё может, показывал этот кусок металла. Слегка голубоватое лезвие, тёмная гарда и перемотанная чёрной кожей рукоятка, грели его душу, питали его волю. Аккуратно выгравированный маленький цветок в начале лезвия светился маяком в сознании его. Если бы он только мог ещё увидеть зелень леса или хотя бы одной травинки… Сейчас в отчаянии своём он мог сражаться, как никогда ранее. Может быть, поэтому он никого до сих пор не встретил, а может быть, эта равнина была действительно мертва на всём своём бесконечном протяжении.

Чуть севернее, шагах в двухстах, зияло русло пересохшей реки. Постепенно он приближался нему, и теперь его путь лежал вдоль берега некогда красивой реки. На дно он даже ни разу не посмотрел: он вспоминал, как по этой реке, выплывая из леса, неспешно двигались небольшие корабли с белоснежными парусами. Теперь и они были уничтожены беспощадным пламенем. Где он ещё сможет увидеть, просто увидеть такой белый цвет, или просто белый… Вся земля была окрашена в чёрный, серый, багровый или алый.

Он не смотрел на небо – он знал, что там осталось только две звезды. Одна не выдержала и закончила свой путь света.

Справа показалась небольшая кучка чёрных углей, когда-то это мог быть вековечный дуб. Похоже, он входил во владения некогда могучего леса. Сейчас под небольшим уклоном он шёл в гору, но этого он словно бы не чувствовал. Мир материальный ушёл на второй план, о боли и усталости он запретил себе думать, и они бессильно бились о возведённую им стену. Он шёл – чуть ли не единственное движение в округе.

Чаще и чаще стали встречаться остатки деревьев. Земля здесь тоже изменилась: стала более рыхлая, меньше похожая на пепел, но всё равно мёртвая.

Вдруг шагах в ста впереди он увидел торчащий из земли пенёк. Радость не переполняла его, лишь только глаза стали вновь зрячими, посмотрели на обуглившийся обрубок и снова покрылись дымкой. Неспешно он прошёл мимо некогда, безусловно, сильнейшего дерева – ведь хоть какая-то его часть смогла выстоять напору огня. Дальше он заметил на земле торчащую кость какого-то животного,.. он вновь поднял глаза – на небе осталась лишь одна звезда. Тусклым светом она горела чуть южнее, недалеко от горизонта. Она слабо пульсировала в такт биению его сердца, ему не нужно было смотреть , чтобы увидеть её. Он чувствовал её всем своим телом и мог бы безупречно восстановить её образ даже с закрытыми глазами. Это отражение его сердца в небе билось, слабо излучаясь, оно испускало свет то ярче, то слабее, словно отражая выпады сгустившихся вокруг тьмы и мрака.

Подниматься стало сложнее, но теперь то справа, то слева стали чаще попадаться обглоданные пламенем стволы. Это придавало ему больше сил, однако их ему едва ли хватило бы, чтобы пройти и десять шагов, реши он свернуть со своего пути. И как мотылёк, летящий в пламя – с той же радостью и потерей он шёл и шёл вперёд. Во рту давно пересохло, но он почему-то не смел прикасаться к фляге, волосы бессильно свисали, до сих пор седые от пепла, плащ спадал вниз, недвижимый ни единым порывом ветра. Меч, абсолютно ему не нужный, словно бы лучился слабым светом, таким же, как далёкая звезда.

Вдруг глаза его заблестели: вот-вот должны были политься слёзы, но не успели: звезда бессильно вспыхнула, как воин, кидающийся в гущу врагов, чтобы захватить с собой как можно больше вражьих жизней, и погасла – на её месте остался лишь мрак. Сердце остановилось.

Бездыханное тело завалилось на бок и упало лицом вниз, растрёпанные волосы прикрыли голову. Справа с ремня сорвалась фляга, её резная крышка открылась, и не спеша, полилась вода. Она медленной плёнкой расползалась по земле, которая её словно бы отвергала, и небольшими ручейками катилась вниз по склону. Шагах в трёх от некогда прошедшего здесь, она наконец нашла землю, которая могла принять её и медленно впиталась. Там из земли торчал маленький зелёный росток.

Ваше мнение