Пути героев

Работа: Собачья жизнь

   Я проснулся как обычно, то есть очень поздно. Яркий луч солнца, украдкой пробившись через щель в стене, светил мне прямо в глаза, а на улице слышался шум уже давно проснувшегося городка Вакиш, который находился на самой границы с Серыми землями. Городок наш небольшой, около двух тысяч человек населяет его, и таких городков по землям Локрандии находится немало, и властвует над всеми нами, наш пресветлый лорд Ванит. Встав,  потянувшись, я с удовольствием почесал себя  за правым ухом. А вот левого уха у меня нет, так как я его потерял в драке с Лобастым еще  год назад, от того меня и прозвали Одноухим. В животе было пусто, и от этого мой живот недовольно урчал, ведь мне не удавалось хорошо подкрепится, уже вторые сутки. Надо было срочно решать проблему пропитания, и эту проблему можно было решить на помойке, что находится, за харчевней "Веселый толстяк". Толстяк Груф, хозяин харчевни, по утрам всегда на помойку выкидывал вкусные вещи, которые не доедали его ночные посетители: свиные и говяжьи кости, иногда даже с остатками мяса, рыбьи потроха, корки засохшего хлеба, перепелиные головы, и т.п. лакомства.  Выбравшись из полу развалившегося  сарая, которым давно не кто уже не пользовался, и который стал моим убежищем от непогоды, я потихоньку потрусил в сторону харчевни. Пробираясь по улицам городка, я решал две проблемы: первая-это как не попасть на глаза толстяка Груфа, и его малолетнего сыночка Клоса, которые не любили, когда кто-нибудь, копался в их  помойки. И как только видели, по их мнению, это безобразие, сразу начинали кидаться камнями. У меня до сих пор болит правый бок, и только от того что, когда я вытаскивал из арбузных корок, аппетитно выглядевшую свиную кость, не успел отскочить от голыша, которым в меня запустил этот толстый, провонявшийся потом Груф. А сыночек его придумал себе забаву повеселей, он стреляет из лука, и хоть стрелы без наконечников, в прошлое посещение этого благодатного места, я, вместо Одноухого, мог стать Одноглазым. А вторая моя проблема, это Лобастый, который после той памятной для меня драки, когда я лишился уха, стал полным хозяином помойки. И если Лобастый увидит меня на своей территории, мне явно не поздоровится, и единственный мой шанс на спасение это убежать, хоть после того, как я попал под колеса телеги горшечника Парса, бегун из меня никудышный.        

        Размышляя над этими превратностями своей жизни, я заметил в нашем городке необычное оживление. Повсюду виднелись вооруженные ополченцы, которые спешили по одним им известным делам. Торговцы на местном рынке, спешно распродавали свой товар, стараясь до вечера покинуть наш городишко, и успеть перебраться за реку Мутнянку. На улице собирались люди, которые оживленно, что-то обсуждали:

      -  Что сосед слышно, не уж-то опять вазги нападают?

      -  А хлеб то опять подорожал!

      -  Когда же наш пресветлый лорд, образумит этих вазги?

      -  А мой -то, непутевый, опять за меч схватился, на войну собрался!

      -  Сестра написала, что уже перебралась за реку, и меня приглашает к ней ехать.

      К этим оживленным разговорам и пересудам, я мало прислушивался. Вазги нападали часто, пограбив окрестности, захватив скот и добро, и иногда не успевших убежать жителей, быстро уходили в свои Серые земли. Хлеб я ел, если находил на помойки. Пресветлый лорд Ванит больше интересовался охотой и пирами, чем зашитой нашего городка от нападения вазги. Тем более, что он знал, ему опасность не угрожает. Не кто не знает почему, но вазги не когда не переплавляются через реку Мутнянку, что находится за нашим городком. Одни говорят, что они боятся воды. Другие что их страшный бог Ракыш, покарает каждого из них, кто ступит на другой берег реки. Третьи, подхалимы и блюдолизы, говорят, что вазги боятся пресветлого лорда Ванита. Слухов ходит много, но факт остаётся фактом, вазги не когда не переходят реку.

      В это утро мне повезло, Груф и Клос были заняты на кухни, обслуживая своих посетителей. А Лобастый куда-то убежал, видно обходил свои владения, вынюхивая, что можно было украсть съестного. Порывшись на помойке, я , наконец, смог утолить свой голод, и даже мне попался чуть прогнивший кусок мяса, который скорее всего, ранее не заметил мой недруг Лобастый. И так, как я себя обеспечил провиантом, то можно было, и прогуляться по городу, разузнать последние новости.

     Два дня, до сражения прошли быстро и незаметно. Несколько раз меня, мальчишки обкидали камнями, всего лишь пару раз попав. Старая Фагита, как обычно попыталась облить меня кипятком, и как обычно у неё не чего, не вышло. Стражники один раз, слегка попинали меня ногами, обозвав старым попрошайкой и блохастым бродягой. За это время в нашем городке стало намного оживлённей и беспокойней. Многие жители спешно покидали свои дома, перебираясь к родственникам, на тот берег Мутнянки, т.к. ходили слухи, что это не очередной набег, а целый боевой поход вазгов, под предводительством их страшного и несокрушимого вождя Мата. Пресветлый лорд Ванит, вняв мольбам жителей Вакиша, прислал своего генерала Прута с большим отрядом воинов, которые готовились к отражению нападения врагов. Битва должна будет состояться на поле, перед городом, хотя массивные, заостренные стволы деревьев поставленные друг к другу, и закопанные в землю в стене Ваниша, постоянно обновлялись, они могли выдержать атаку небольшого отряда врагов, а в случае атаки, большими силами, стены обязательно рухнули бы, и тогда в городе началась бы резня.

      У главных ворот в Вакиш, поставили усиленную стражу, которая проверяла всех прибывших из окрестных селений, стараясь отловить лазутчиков врага. Очень много работы прибавилось кузницам, стук молота по наковальни, разносился на многие дворы от кузни. Ополченцы из местных жителей, старались как можно быстрее подлатать свое снаряжение, которое может спасти им жизнь в предстоящем сражении. Воины генерала Пруста, привыкшие к  смерти, к мысли ,что они убивают или их убивают, не торопясь и обстоятельно чистили свои мечи, осматривали щиты, укрепляли доспехи, запасались стрелами. Ведь вазги в рукопашной очень сильны, ударом своей палицы с шипами, играючи проламывали шлем вместе с черепом, словно яйца разбивали. И надежным средством держать вазгов на расстоянии, это был лук. Но лук имел один недостаток, выпустишь стрелу и нет уже стрелы, выпустишь двадцать стрел, и колчан еще пуст. Хотя при сноровке и везении, не будет и двадцати врагов, которые останься они живыми, запросто убьют тебя или твоих друзей, родных. И всех, как и ополченцы, так и воины думали о завтрашней битве. Либо они разобьют столь ненавистных врагов, и смогут надолго о них забыть. Либо проиграв это сражение, придется оставить обжитые места, покинуть родные дома, и переложить на плечи сыновей и внуков, заботу вновь, возвращать с оружием в руках, эти земли, когда-то давно отвоеванные у вазгов.

      Утро решающей битвы, выдалось солнечным. Словно солнцу не надоело наблюдать, за кровавыми делами людей. И солнце с любопытством смотрело на землю, стараясь не упустить не одного момента, как люди будут друг друга убивать. Кто же прольет больше крови, кто мучительнее убьет своего врага, какие еще новые средства убивать друг друга, придумали эти людишки? Все это интересовало небесное светило, и поэтому оно гнало от себя, любую тучку, любое облачко, чтобы они не закрывали собой, столь прелюбопытное зрелище. Ветер тоже притаился, стараясь лишний раз не показываться на поле брани, чтобы стрелы летели точно в цель, в живую плоть. Птицы в близлежащем лесу прекратили выводить свои дивные трели, боясь из-за своего пения не услышать шума сражения, этих удивительных звуков: яростной брани, треска отсекаемой плоти, постепенно затихающих стонов раненных, победного крика воина только что добившего своего врага. И только одинокий жаворонок выводил свою радостную песню, видно заранее сочиняя торжественную оду победителю, в этом не начавшемся сражении. Земля  матушка, кормилица, тоже застыла в нетерпении, ожидая, когда в свое лоно она сможет принять побольше воинов, которые потом, спустя некоторое время, дадут силы для нового роста зеленого наряда земли. И только люди, которое все это затеяли, не хотели умирать, в это столь солнечное утро, когда от  земли веяло чуть заметной прохладой, и где-то в лесу пел беззаботно жаворонок, и легкий ветерок лишь изредка мягко касался лица, чтобы потом убежать в прекрасную даль.

      В это время, я лежал на высоком холме, грея свои усталые и израненные кости, под солнышком. Я наслаждался этим теплом, думая о предстоящей зиме, которая если будет такой же холодной и морозной, как прошлая, то я  вряд ли смогу  её пережить. Но это все в будущем, и не в моих правилах задумываться о том, что я не в силах изменить. Сейчас я просто лежал на холме, всматриваясь в два войска, которые стояли друг перед другом, и где среди воинов, уже находилась незримая Дева Жизни, которая оставляла прощальные поцелуи, тем воинам, с кем она, уже не встретится после окончания битвы. За спиной войска генерала Прута и ополченцев, лежал почти опустевший Вакиш, многие жители его уже покинули, и если присмотреться , то можно было увидеть, как через Мутнянку переплавляются плоты и лодки с людьми, которые разумно полагали, что в случае победы, они всегда смогу вернутся на обжитые места, а в случае поражения, лучше потерять, кровью и потом заработанное добро, чем свою жизнь. Я очень надеялся, что там находится и маленький Ками, со своей матерью Гуньей.

     Мне вспомнился тот день, когда я впервые почувствовал о себе заботу, со стороны людей. Все произошло так быстро, и неожиданно для меня. Стянув кусок мяса, с прилавка мясника, я изо всех сил бросился бежать, боясь, что у меня отнимут мою драгоценную добычу, которую собирался съесть в укромном местечке, чтоб наконец-то насытить, свое бездонное брюхо. И уже когда я оторвался, от преследовавшего меня мясника, я выскочил прямо под колеса телеги горшечника Парса. Боль была невыносимая, а я ведь так боюсь боли. Я чувствовал, как мои сломанные ребра давят мне вовнутрь. Горлом у меня шла кровь, и я знал, что я и умру в этой сточной канаве, куда меня спихнул Парс, которому даже не грозил штраф, от городского совета  за не умышленное убийство такого никчемного существа, как я. Лежа в канаве, по которой стекались нечистоты из города, я поскуливал от боли, и ожидал, когда спасительная темнота, наконец-то освободит меня, от этой жизни, где я знал только, унижение, боль, страдания и муки. И мне было абсолютно все равно, что после моей смерти, вытащив мои останки из канавы смотрящий за чистотой Угрит, закопает их в неглубокой яме, где-то за городом, и после меня не останется больше не чего, даже могилы.

     Вот в таком состоянии меня и нашел Ками. Я не знаю, что его подтолкнуло мне помочь, наверно, его детская душа, еще не успела огрубеть от этой жизни, но он помог мне перебраться в свой хлев, где на мягкое сено, постелил подстилку из старого тряпья, и по-детски, неумело сделал перевязку моих ран. Чуть позже, я слышал, как его отчитывала мать, за то, что он приносит в дом, всякую гадость. Я её понимал прекрасно, ведь она жила одна с сыном, после того как, в одной пограничной стычке с вазгами, погиб её муж Келин, а от такого бродяги как я, можно было ожидать всяких неприятностей. Но уже вечером, когда уснул Ками, она тихо прошла в хлев, напоила меня теплым молоком, и заново сделала перевязку кровоточащих ран.

      Вот так впервые, узнав заботу со стороны людей, мое желание умереть, постепенно сошло на нет. Днем за мной ухаживал Ками, а поздно ночью Гунья приходила меня проведать. И хотя они старались, изо всех сил мне помочь, я поправлялся очень медленно, слишком серьезно меня покалечило. Временами у меня продолжала, идти горлом кровь, ребра очень медленно срастались, и самое страшное для меня, я не чувствовал своих задних конечностей. И вот неделю спустя, Ками привел странного, высокого человека с красным посохом, от которого пахло лесом и степью одновременно. Осмотрев мои раны, этот человек показал Ками, как меня лечить, как из разных трав делать настойки, которыми меня следовало поить. Какие делать компрессы из трав, куда их прикладывать, и в какое время суток. И вот благодаря советам, этого незнакомца и стараниями Ками, я очень быстро стал выздоравливать.

       От этих воспоминаний, меня отвлек небольшой шум внизу, на предстоящем поле битвы. Я видел, что войска генерала Прута, были выстроены в боевую позицию. Все войско насчитывало, около двух тысяч воинов, и было разбито на три отряда. В середине стоял самый многочисленный отряд, личная гвардия лорда Ванита "неустрашимые", это были все закаленные войной, прошедшие не одно сражение воины, которым придется принять первый удар вазгов на себя. Вооружение "неустрашимых" состояло из бронзовых доспехов, такого же шлема, короткого меча, которым удобно рубиться и колоть в сутолоке боя. В двух остальных отрядах, по бокам от "неустрашимых", находились тоже далеко не новички ратного дела. Чуть сзади, на возвышенности располагался отряд лучников. Первые четыре шеренги, всех трех отрядов, имели копья, которые не давали приблизиться врагам вплотную, пока лучники делали свое дело. И, наконец, на холме находился генерал Прут, со своим штабом, и командиром резервного отряда, состоящего из ополченцев нашего городка и жителей окрестных селений.

       В шагах шестистах, располагалось войско вазгов, по численности лишь немного уступая войску локрандцев. Смотря на это войско, я ощущал какое-то беспокойство, как будто я что-то должен вспомнить, что-то сделать, а что именно так и не понять. Предводитель Мат, расположил свое воинство очень умело. Левый фланг упирался в лес, а правый в крутой, глубокий овраг, и такая позиция исключала боковых ударов. Вазги были вооружены палицами с острыми  шипами, которыми действовали очень умело, нанося ими удары страшной силы. Луками они не располагали, из-за того, что в Серых землях, нет лесов. Но зато имели другое весьма страшное оружие, убивающее на расстоянии, это была праща. Праща представляла собой кожаный ремень, приблизительно полтора авра длиной, с нашитым  чашеобразным расширением по середине. Один конец пращи делался гладким, а второй с петлёй, которую надевали на кисть руки. Пользовались ею вазги весьма сноровисто, видно сказывалась долгая практика. Они складывали ремень вдвое,  зажав  плоский конец в кулак, в расширение вкладывали гладкий камень круглой формы, или кусок обожженной глины, и начинали быстро раскручивать пращу в воздухе. Прокрутив несколько раз, при сильном замахе отпускали гладкий конец пращи. При выбрасывании снаряд летел со страшной силой, и были известны случаи, что с расстояния 150 шагов, вазги убивали облаченного в доспехи воина.

     Из защитного снаряжения, вазги имели лишь щиты из лозняка, обмазанные глиной. Такие щиты делались в высоту, почти в рост человека, были очень тяжелые и неудобные при ношении,  в бою от них мало пользы, и поэтому их использовали, как защиту от стрел, только пращников, и при своей атаке "взгляд Ракыша". Вазги считали, что подобно тому, как их бог Ракыш, пронзает и уничтожает своим взглядом врагов, так и они должны пронзать и уничтожать. Сначала из войска выбегало пять воинов, за ними сразу девять, следом тринадцать, потом семнадцать и так по возрастающей. Крайние воины несли щиты, защищая колону от боковых стрел, а воины в середине прикрывали колону щитами сверху. Добежав до врага, передние вазги, насаживали на копья щиты, которые своей тяжестью опускали их вниз, и тогда вазгам не что не мешало пустить вход свою силу, и, протаранив боевые порядки врага, разделить его войско надвое, и потом по одиночке их уничтожать.

      В это время внизу затрубили трубы, ударили барабаны, и сражение началось. Под защитой своих высоких щитов, пращники стали быстро продвигаться вперед, стараясь достичь расстояния, с которого можно было обстреливать противника и особенно лучников. Воины генерала Прута, теснее сдвинули свои щиты, стараясь чтобы между ними, не было зазоров, ветвь любая щель или дыра между щитами, это прекрасная возможность пращникам Мата, продемонстрировать свое мастерство в убийстве на расстоянии. И вот когда расстояние сократилось до 110-120 шагов, щиты остановились и одновременно из-за всех сразу, видно по команде, показались вазги, которые, метнув свой смертельный снаряд, сразу скрылись под защитой щитов. Мне сверху было видно, как камни черным роем понеслись вперед, выискивая свою жертву. Большинство ударов приняли на себя щиты, за которыми укрылись защитники нашего городка, но не всех они смогли спасти от смерти. Вот один из "неустрашимых" схватился за грудь, и медленно осел под ноги своих товарищей, другому воину смертельный снаряд попал прямо в глаз, тот умер мгновенно, не поняв, что даже произошло. Тут и там по рядам прокатилась волна, воины старались прикрыть своих легко раненых друзей, мертвых и тяжело покалеченных передать назад, туда, где за спиной войска стояли знахари и лекари, да и самим стать незамеченными, укрыться за щитами, и молиться богу и своим лучникам. Лучники, которым самим было несладко во время обстрела, тут и там среди них было видно лежачие мертвые тела их боевых товарищей, и которые до этого момента не сделали не одного выстрела, по приближающемуся противнику, т.к. вазги очень умело прятались за своей защитой, а по их высоким щитам стрелять только стрелы переводить, так они были надежно сделаны, что стрелы просто отскакивали или застревали там, и даже огненные стрелы не брали эти щиты, так вот лучники наконец-то смогли доказать, что их не зря считали самыми лучшими во всей Локрандии. И вот когда пращники появились, что бы сделать очередной свой смертельный бросок, в них полетели стрелы, изрядная часть которых закончила свой полет в телах вазгов. Обе стороны понесли первые потери, потери - это боевые товарищи, друзья, родственники, которых ждали дома семьи, жены и детишки, и это было только начало.

     Пращники вазгов теперь изменили тактику, они стали появляться из-за своего укрытия не все сразу и одновременно, а вразнобой и с разными интервалами времени, что значительно затруднило стрельбу лучников,но не помешало им, отправить на встречу со своим богом, несколько десятков вазгов. Не все вазги, в которых попали стрелы, умирали сразу, вазги всегда славились своей живучестью, раненые старались доползти до укрытия, или им на помощь выбегали их товарищи, что бы перенести в безопасное место, итог всегда был один. На моих глазах, раненый вазг в груди которого торчало четыре стрелы, две стрелы сидело в левой ноге, стрела на вылет прошла правую руку, и он, загребая здоровой рукой и, отталкиваясь правой ногой, оставляя широкий кровавый след, старался добраться под защиту своего щита. На помощь ему выскочили два его товарища, но не успел я пару раз вздохнуть, как вся троица была уже утыкана стрелами. Вазги не оставались в долгу, после их метких и сильных бросков камнями, в рядах нашего войска слышались вскрики умирающих, стоны раненых, или воины просто падали на землю мертвыми, не успев и вымолвить прощального слова. Это была жестокая перестрелка, где не давали пощаду раненому врагу, и убивали только потому, что было желание убивать, калечить, рвать на части.

     И хотя такая перестрелка наносила урон обоим войскам, все понимали, что исход битвы решиться в рукопашном сражении. Когда два войска сталкиваются грудью друг с другом; когда ты смотришь в глаза своего противника, ощущаешь его запах изо рта, всаживаешь ему меч в грудь, или палицей разносишь его череп, когда ты убиваешь, калечишь своего врага любым способом, лишь бы он не смог подняться с земли, держать оружие, одним словом яростно сражаться, и не думать о том, что в следующий миг и тебя могут убить, не когда во время боя об этом думать нельзя, иначе как воин ты пропал.

    И вот такой момент настал, в войсках вазгов ударили барабаны, их предводитель Мат что-то громко прокричал своим воинам, и я впервые смог увидеть, что же представляет собой знаменитый, наводящий страх на врагов вазгов "взгляд Ракыша". Из самой середины войска стали медленно выходить воины, которые постепенно ускоряли шаг. За ними сразу пристраивались другие, за ними следующие и так до тех пор, пока большая часть войско, лишь по флангам оставалось по 350-400 воинов, готовые отразить внезапный боковой удар, не выстроилось в клин, который был готов расколоть надвое своего противника. Все построение заняло несколько протов, все воины знали свои места, не было не какой суеты и спешки, не кто не сталкивался друг с другом, все было заранее отработано, и пролито не одно ведро пота, но ведь пот это не кровь.

  Это было страшное, но одновременно с тем и красивое зрелище. С громкими криками "Ракыш. Ракыш. Ракыш.", вазги укрытые по бокам и сверху щитами, все с нарастающей быстротой приближались к войскам генерала Прута, готовые только за счет своей быстроты и сплоченности рядов, одним ударом проломить боевые порядки противника. Лучники перенесли свой обстрел на приближающуюся новую угрозу, ясно понимая, чем меньше вазгов достигнет их него войска, тем больше шансов выиграть в этой битве. Стрелы, смертоносным дождем посыпались сверху, выискивая свою жертву, чтобы утолить свою вечную жажду крови. И эти стрелы мне напоминали вурлаков, что темными ночами высасывали кровь, из всех живых существ, которые по неосторожности попали в Гиблый лес, в котором эти вурлаки и обитали. Многие стрелы отскакивали от щитов вазгов, но были и такие которые находили свою цель, и если они попадали в щитоносца и щит падал, то в это незащищенное пространство, летели новые "охотники за кровью". И вот когда до "неустрашимых" оставалось шагов 50, лучники сделали особенно удачный выстрел, сразу четыре щита упали на землю, и рядом находящиеся воины не успели подхватить их и прикрыться, и в это место полетели новые и новые стрелы.    

 Я сверху видел, как стрелы попадали в вазгов, которые хоть и раненые, старались добежать до наших воинов, и умереть в схватке. Но таких было мало, ведь они без своей защиты представляли прекрасную мишень, и лучники свои стрелы не берегли, делая в один прот до 8-10 выстрелов, и на таком малом расстоянии, не кто не промахивался, все больше и больше вазгов падали мертвыми. "Взгляд Ракыша" потерял свою главную силу - силу одновременного удара по врагу всеми воинами. Ведь сзади бегущим, приходилось обходить кучу мертвых тел, образованную благодаря  нашим лучникам. Весь их строй сломался, а заново они не успевали снова построиться.

     Хоть строй вазгов был сломан, но их было еще слишком много, и удар который пришлось на первые ряды "неустрашимых", ощутило все войско. Те, у кого остались щиты, бросали их на копья, чтобы они своей тяжесть опустили копья вниз, и дали возможность дорваться до противника, другие без щитов старались снизу  дорваться до врага, но их внизу встречали мечи "неустрашимых", третьи грудью бросались на копья, насаживали себя на них, и, умирая все же успевали, махнув палицей, взять себе попутчика, из своих врагов, в дальнюю дорогу в никуда. Началась страшная битва, противники убивали друг друга всем, что находилось под рукой. Вазги наносили страшные удары своими палицами, которые буквально насквозь проламывали и шлем, и доспехи. "Неустрашимые" умело действовали своими короткими мечами, поражаю врага в грудь, шею, пах.Убитые не могли даже упасть на землю, такая была теснота, а раненные, если все-таки падали, и не могли подняться, их просто затаптывали ногами. И над всем полем битвы витали звуки яростного сражения, слышались стоны, мольбы умирающих, звуки сломанного оружия, яростная брань и проклятия, крики сотников и десятников, которые пытались в этой невообразимой свалке, подавать команды своим воинам. И запах крови, настолько сильный, что я его ощущал даже на таком далеком расстоянии.

    Вазги не смотря на не удачное начало сражения, на ожесточенное сопротивление "неустрашимых", на то, что лучники по-прежнему отстреливали пращников и не вступивших в сражение воинов, медленно и неуклонно продвигались вперед. Вперед к своей цели, цели расколоть войско врага на две части. И они были весьма близко к осуществлению своего плана, когда на холме, на котором находился генерал Прут, вверх взмыли два флага: зеленый и желтый. И два отряда, что находились справа и слева от "неустрашимых", и до этого не участвующих в сражении, пошли вперед и нанесли удар с двух сторон по врагу.           

    Вазги оказались в ловушке, подобной той, в какой оказывается топор дровосека, когда он изо всех сил бьет по дереву, и топор застревает там. Топору нет хода вперед, или вправо и влево, у него только один выход- назад. И это сразу понял Мат, с той стороны, где находился предводитель вазгов, ударили барабаны, и вазги сначала медленно и организованно, а потом все быстрее и беспорядочнее, побежали назад. Враг бежал, это была победа. Началось преследование бегущего противника, ведь каждый воин знает, бежавший с поля битвы от тебя враг, твоя законная добыча, и удар в спину, это законный удар. Вот совсем молодой воин из ополчения, видно впервые взявший оружие, догнал пожилого вазга, годящегося ему в отцы, и нанес ему смертельный удар в спину, своим копьем. Затем, зачерпнув кровь, льющуюся из раны, и омыл ею свое лицо, что бы узнать вкус крови, впервые убитого им врага. Воины по опытнее действовали иначе, догнав противника, своим мечом подсекали ему ноги, и пока враг не пришел в себя, и не успел подняться, добивали его ударом в шею. И так происходило повсюду, как только защитники Вакиша, настегали ненавистных вазгов, которые даже не помышляли о сопротивлении.

    Это была полная победа. Воины радовались, что остались живы, и думали, что вот сейчас добьем проклятых врагов, и надолго можно будет забыть о них. А об этом сражении будут слагаться песни, и в старости, за кружной пиво будет, что рассказать внукам. Битва еще не закончилась, а всеми уже владело радостное чувство победителей. Но видно вазги думали иначе. Вновь ударили барабаны, и бегущие вроде беспорядочно вазги, остановились и за несколько протов выстроились в боевой порядок, и стали встречать своими смертоносными палицами, набегавших на них локрандцев, которые опьяненные предстоящей победой, бежали неорганизованной толпой, не слыша приказов своих командиров, перемешав все боевые порядки, и не видя  что творится впереди. И в это самое время, в бегущих воинов, сбоку ударил новый, свежий отряд вазгов, который на протяжении всей битвы находился в лесу, в засаде. Они ворвались в ряды защитников Вакиша, подобно стае кулов в отару говцев, и поле битвы превратилось в поле бойни.                            Моментально потеряв боевой настрой, не понимая, как долгожданная победа, превратилась в бесславное поражение, воины генерала Прута, бестолково метались в разные стороны, ища спасение. Спасения не где не было, а была всюду смерть. Воины,  побросав оружие, искали укрытие до темноты в лесной чащи, другие прыгали в крутой овраг, при этом ранясь собственным оружием, ломая ноги, руки и шеи. Но те кто, не до конца потерял голову в этом безумии, понимал, что спасение можно найти только за рекой, куда и устремились, позабыв о воинском долге, о защите этой земли, их вела только одна мысль, мысль о собственном спасении. 

   Прошло всего тридцать протов, а поле сражения опустело, на нем остались одни вазги, которые громкими и восторженными криками, отмечали свою победу. Я видел, как вдалеке поспешно удалялись в сторону Мутнянки, телеги с ранеными, сопровождаемые лекарями, бежали уцелевшие воины, торопились последние жители Вакиша. Вазги их не преследовали, ведь теперь эти земли их, и богатая добыча ждет их в Вакише, зачем лишний раз рисковать жизнью. Хотя нет, я ошибся, вазгам пришлось еще один раз, принести кровавую жертву, своему богу Ракышу. Малочисленный резервный отряд, что так и не принимал участие в сражении, возглавляемый самим генералом Прутом, вот было последнее препятствие к богатой добыче. Как я и предполагал, генерал Прут со своим отрядом из ополченцев, которые из смертоносного оружия держали только нож, когда перерезали курнятам голову, чтобы сварить наваристый курнятский суп, продержались недолго в рукопашной схватке с вазгами, но этого времени хватило, что бы последние остатки разбитого

войска, с ранеными и мирными жителями успели перебраться через реку.

    Больше оставаться здесь, я не решался. Все было уже закончено, а попадать под палицу, еще не успевшего отойти от битвы, разгоряченного вазга, в мои намерения не входило, поэтому я направился к реке, обогнув стороной Вакиш, где уже находились новые хозяины, которые занимались любимым делом каждого воина, захватившим вражеский город, это конечно грабеж. Почти у самой реки, я обогнал отряд вазгов в 50 воинов, которые вместо грабежа Вакиша, решили поживиться на берегу Мутнянки. Добежав до реки, я увидел, что вазгам будет что пограбить. Многие жители Вакиша побросали свое добро, нажитое многими годами труда, чтобы освободить место в лодках для раненых, детей и женщин. У берега, еще оставалось два десятка лодок, в которые поспешно садились последние жители и защитники Вакиша, но, заметив приближающихся врагов, лодки стали спешно отходить от берега. Тем, кому не хватило места в лодках, пытались перебраться на тот берег в плавь, но не всем везло. За те несколько протов, что я смотрел на реку, два пловца скрылись под водой, так и не вынырнув обратно.

   Это действительно был тяжелый день для Локрандии, в этот день многие жены потеряли своих мужей, матери сыновей, дети своих отцов. Чуть позже, когда подсчитали потери, то выяснилось, что почти от двух тысячного войска, в живых осталось чуть больше 400 воинов, многие из которых были ранены и покалечены.

Чудом оставшиеся в живых локрандцы, которые  до темноты отсиживались в лесной чаще, изрядно выпив, рассказывали, что вазги после битвы  довольно долго ходили по полю сражения  и своими ужасными палицами добивали раненых. А после того как выпивали еще пару стаканов крепкого анкирского вина, признавались своему собеседнику, что до сих пор слышат предсмертные крики своих боевых товарищей. Но и для вазгов, это не была легкой прогулкой за добычей, они не досчитались в своих рядах двенадцати сотен лучших воинов. Но это все станет известно позже, а сейчас к тем трем лодкам, что еще оставались на берегу Мутнянки,  приближались вазги.

   Присмотревшись к ближайшей лодке, я заметил горшечника Парса, который вместе с Ками и его матерью Гуньей, старались с телеги перенести в лодку, раненого в грудь молодого ополченца. В лодке уже лежал с перевязанной головой, и видно в бессознательном состоянии один из "неустрашимых", а на веслах сидел, готовый в любую проту, отчалить от берега старый рыбак Нес. Но они не успевали потому, что, далеко опередив своих товарищей, к лодке размахивая своей палицей, бежал огромный вазг, который заранее радовался своей добычи. Что ему, прославленному бойцу сможет сделать один из этих слабаков локрандцев, который видно оружие не держал не когда, а женщину, ребенка и старика можно не брать в расчет. И с каким удовольствием он опустит свою палицу, на головы этим двоим, что посмели поднять оружие на прославленных воинов, да и старику голову можно будет снести прочь, слишком старый, не на что не годен. А женщину и ребенка, да и этого локрандца, если окажется искусным мастером, можно будет продать горному народу, за хорошую цену. Эти думы, так и можно было увидеть на широком, радостно улыбающемся лице вазга.

    Я не знаю почему, вместо того, что бы убежать и спрятаться, что я всегда делал в случае опасности, я оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, все быстрее и быстрее побежал на встречу, этому огромному вазгу. 

Добежав до него, я сделал сильный прыжок ему на грудь, который опрокинул его на спину, мои клыки вонзились в шею, разрывая и ломая его горло, и мне в гортань потекла теплая и солоноватая кровь.

Еще в прыжке, я с удовольствие заметил на этом улыбающемся лице, недоумение и даже мимолетный страх, когда внезапно из кустов, вдруг выбежала довольно большая бездомная собака, которая, рыча и скаля свои клыки, бросилась ему на встречу. Но вазги есть вазги, не кому не удавалось запросто так, их убить. Отбросив ненужную палицу, сильные руки этого гиганта обхватили мою шею, и стали её сдавливать, все сильнеё и сильнее. Я стал задыхаться, свет внезапно погас, и перед моими глазами встали вспыхивать разноцветные вспышки, напоминающие, мною когда-то виденый фейерверк, устроенный в честь нашего пресветлого лорда Ванита, клыки мои стали потихоньку разжиматься, жизнь оставляла мое тело. Я умирал.

    Я умирал, но в этот момент, я все вспомнил. Когда-то я был человеком, и не просто человеком, а воином. Я служил на заставе, возле самых Серых земель, мы должны были отбивать набеги малочисленных отрядов вазгов, а если в набег шел большой отряд, то мы зажигали сигнальные огни, предупреждая всех остальных об опасности. Но в ту темную ночь, наши дозорные просмотрели, очередной отряд врага, которые внезапным нападением застали нас врасплох, и перебили всю заставу. В живых остался я, и мой боевой товарищ Ловд, с которым я, почти восемь лет ел с одной миски солдатские харчи, и пил пиво с одной кружки. У Ловда, от удара палицы была раздробленная правая ключица, и от потери крови, и от боли он находился в полу сознании. 

Подхватив Ловда, я старался незамеченным укрыться в лесу, ведь все знали, что вазги лес не любят, и без особой надобности стараются туда не входить. До леса уже оставалось несколько авров, когда я заметил вазгов, которые искали нас, боясь, что мы поднимем тревогу. Они были так близко, что я ощутил запах дыма идущий от их одежды, но они нас не видели, идя в стороне от нашего укрытия. Возможно, что нас так и не нашли бы, и мы укрывшись в лесу, смогли дойти до соседней заставы, подняв там тревогу, и спася жизни жителей окрестных селений. Но всего этого не произошло, потому что я испугался. Меня внезапно охватил дикий ужас, страх за свою жизнь. Ведь я был так молод, я многого не успел сделать, а что до остальных, то каждый выживает, как может. Подхлестнутый страхом и ужасом, забыв о Ловде, о воинском долге, о тех, кого я должен был защищать и охранять, я бросился бежать к лесу, ища там спасение своей жизни. Для меня в этот момент не чего не существовало, главное чтобы в живых остался я. Но мой бег к жизни был недолог, метко пущенный камень из пращи, принес мне прощальный поцелуй Девы Жизни. Так я умер человеком.

    Предсмертные судороги по мне прошлись волной. Я уже не ощущал своего туловища. Но где-то там, в уголке своего почти померкнувшего сознания, я взмолился: "Всевышний, если ты меня слышишь, то у меня всего одна просьба, за все мои мучения и страдания, что я испытал, сделай так, чтобы в следующей своей жизни, я снова стал человеком, чтобы я... Ловд...". Так я умер собакой.