Jenny-4. Глава 2.

–  ...итак, профессор, поправьте меня, если я что-то неправильно понял! – на лице говорившего заходили желваки. Невольно он покосился на потухший зрачок коммуникатора, словно опасаясь, что даже через отключенное устройство кто-то услышит его. – Нарушены практически все заповеди кодекса Наследия, без согласования и разрешения форсированно создано два "пустых" клона. Эти клоны вместо научной аппаратуры погружены в капсулы и два дня болтаются "на привязи", а в научную сеть подбрасываются липовые сведения об якобы идущих исследованиях... Надеюсь, вы сможете объяснить все это, и убедить меня, – последние два слова он буквально процедил по слогам, – не вызывать немедленно стражу и не отдавать вас под трибунал. Полагаю, вам известно, что за нарушение любого положения кодекса существует только одно наказание!

– Полковник, – седовласая женщина с необычайно ясными для ее возраста карими глазами твердо взглянула на руководителя экспедиции (впрочем, в основном эта должность сводилась к роли арбитра в бесконечных спорах между научными группами). – Я все готова объяснить и, если потребуется, ответить за это. Но для этого я должна кое-что у вас выяснить. Прежде всего, – какие новости о нашем... самовольничающем  "пионере"?

Полковник Рейнс несколько мгновений в упор смотрел в глаза одного из самых выдающихся генетиков человечества, затем устало вздохнул и откинулся на спинку кресла.

И почему все валится из рук в самый неподходящий момент?  Вторые сутки вся экспедиция не могла переварить сумасбродный, – а как иначе скажешь? – поступок Хаттона. Вся работа, графики совещаний, распланированные эксперименты – все полетело коту под хвост. Рейнс вспомнил  шок, охвативший мостик флагмана, когда на центральном экране появилась говорящая сама за себя надпись: "ПРОДОЛЖАЮ ЭКСПЕДИЦИЮ, ИДУ К БАШНЕ". Потом пришла ярость и растерянность, сменившиеся ожесточенными дебатами, которые и не думали утихать даже на второй день.

В целом, мнения были строго полярными: одни называли Криса Хаттона ненормальным и безумцем, из-за собственных амбиций поставившим работу всей экспедиции под угрозу. Другие же утверждали, что так или иначе, но к Башне пришлось бы идти – так какая разница: сейчас или потом? Высадка ведь удалась? Удалась! Ах, вы говорите "процедура взлета не проверена"? Так пока действие поля не нейтрализовано, ни о какой колонизации или нормальной научной работе все равно говорить не приходиться. Следовательно, как только наберется достаточно специалистов без имплантантов, можно  смело отправлять туда вторую партию, а опыт, который получит во время своего похода Крис, окажется весьма существенным подспорьем.

Если, разумеется, он доживет до прибытия подмоги, – добавляли и те и другие. А некоторые, – к числу которых принадлежал и сам Рейнс, – даже удивлялись, что он жив до сих пор. Впрочем, именно то, что один человек с самыми примитивными приспособлениями и оружием смог так спокойно дойти почти до самой Башни, положило конец дискуссии о риске второй высадки. Теперь дело было за мелочью: найти среди младшего медицинского, технического, научного персонала достаточно кандидатов без электроники в организме. Сращиваемые с нервной системой имплантанты – одно из самых замечательных достижений человечества, – для всей экспедиции стали сущим проклятием.

– Он пересек  джунгли и вышел на равнину, – там мы заметили его костер и сигнальную ракету; потом двинулся дальше. Наблюдатели следили за ним все время – кроме, конечно, периода бури. Сейчас он примерно в шести километрах от плато.

– А по Башне есть что-то новое? – заметив удивленный взгляд полковника, ученый поспешила пояснить. – Я в последнее время была немного занята...

– Да уж! – зло выплюнул полковник, холодно посмотрев на генетика. – Работники чертовы... Нет, по Башни ничего нового нет. Снимки дают неоднозначный результат: не совсем удачный ракурс. Хотя объемные модели  и наводят на определенные размышления, но никто не может поручиться, что они абсолютно идентичны Башне. Почему-то, при попытке дать максимальное разрешение, возникают странные оптические эффекты: вокруг Башни появляется нечто вроде туманной дымки, ее очертания размываются... И пока что этому тоже нет объяснения, – предваряя ожидаемый вопрос, добавил он, после чего жестко взглянул на собеседницу. – Профессор Семецкая, теперь я хочу услышать ваши объяснения.  И они должны быть очень убедительными, если вы хотите избежать обвинения в нарушении кодекса. 

Произнося это, он содрогнулся. Сам Рейнс родился много спустя после окончательного утверждения кодекса Наследия, но и по сей день каждый впитывал с молоком матери отголосок ужаса тех десятилетий, когда был дан зеленый свет экспериментам по изменению человеческого генотипа. В результате, попытка максимально адаптировать человека к самым агрессивным условиям проживания, с пугающей легкостью вырвалась из-под контроля и обернулась  кровавой вакханалией Смутных годов, едва не переросших во всепланетарную бойню. И не зря говорили, что каждая буква в кодексе Наследия оплачена сотен загубленных жизней.

– Взгляните, полковник, – или старый генетик совершенно не волновалась за исход этого разговора, или просто прекрасно владела собой, – на ее лице не дрогнул ни единый мускул. "Скорее, все же, второе, – подумал полковник, – чтобы выбрать в качестве дела жизни генетику даже сегодня требовалось, по крайней мере, бесстрашие". Из тонкой папки она достала несколько прозрачных листков, на которых обычно фиксировались результаты исследований перед их окончательной обработкой, и протянула их Рейнсу. 

– У человека все органы работают в определенном ритме, в том числе и мозг. Конечно, – быстро добавила она, словно кто-то собирался перебить ее, – все не так просто: разные участки имеют свою амплитуду, но в целом можно выстроить общую диаграмму. Вот это, – она указала на верхнюю распечатку, – диаграмма мозга нормального взрослого человека, без каких-то физиологических патологий.

– Теперь такой момент: возможно, вы знаете, но существует методика лечения многих психических расстройств, воздействуя электромагнитным излучением на мозговые ритмы больных. Как правило, отдельная волна накладывается на ритм коры головного мозга, вызывая нечто вроде ступора или комы, а потом проигрывают специально подобранные мелодии вместе с узконаправленным воздействием на конкретные участки мозга. В большинстве случаев эта процедура дает позитивный эффект, но применяют ее очень редко: во-первых, с ее помощью можно лечить весьма ограниченное число патологий, во-вторых, процент несчастных случаев достаточно высок, а в-третьих...

– А в-третьих, – хмуро продолжил Рейнс, которому происходящее нравилось все меньше и меньше, – существует возможность напрямую передавать в мозг пациента практически любую информацию. Правда, небольшими порциями – иначе человек сойдет с ума. Теперь, когда вы напомнили мне, я узнал эти диаграммы, – он указал на вторую и третью распечатку. – Это ритм человека в коме, это – параметры лечебной волны. А последняя...

– А последняя, – подхватила Семецкая, – это общий ритм головного мозга человека, которому передают, как вы сказали, небольшими порциями информацию. Теперь взгляните вот сюда, – эти данные мы получили после одного из контрольных извлечений капсул с нашими кло... ээ,  образцами, – она неловко кашлянула и с видом человека, раскрывающего все свои карты,  выложила еще две распечатки. Чуть помедлила и добавила еще одну. – А это то, что, собственно говоря, и привлекло мое внимание, после испытания очередной модификации экспериментального сканера для исследования поля...  Видите сходство?

Руководитель экспедиции сперва скользнул взглядом по диаграммам, потом присмотрелся внимательнее – и охнул. Схватив листки, он чуть ли не вплотную поднес их к глазам, потом потрясенно посмотрел на четвертую диаграмму, и лишь затем медленно поднял глаза на сидевшего перед ним генетика. Та беспомощно пожала плечами:

– Мы обнаружили это совершенно случайно: очень сильны помехи, фон от звезды, да и это спектр в излучении поля очень узок. Да, я пошла на страшный риск, на преступление, – но результат, боюсь, однозначен: кто-то или что-то на Дженни-4 пытается влиять на человеческий разум. Однако, – она машинально провела ладонью по лбу, и полковник заметил, что рука генетика дрожит, – эти диаграммы все же не тождественны результатам клинических исследований.  Видите: при экспериментах практиковалась передача информации в долговременную память, – она коснулась небольшого пика на четвертой диаграмме. – Здесь же возбуждена совсем другая область мозга и про нее нам известно очень и очень мало. Мы знаем, что она имеет отношение к человеческому подсознанию, а это, пожалуй, единственная область в психике, которая еще плохо изучена.

– То есть, – недоверчиво спросил Рейнс, – вы хотите сказать, будто что-то на планете передает какие-то приказы прямо в подсознание?

Пожилая женщина пожала плечами:

– Я  хочу сказать, что Крис Хаттон должен был высадиться, провести на планете ночь, сделать элементарные анализы, потом сесть в подъемный модуль и вернуться. Однако, вместо этого человек, который не имеет навыков выживания в условиях дикой природы, не имеет ни малейшего понятия о планете и ее биосфере, без образования для надлежащего исследования Башни, без оборудования вдруг берет и отправляется в пеший поход за семьдесят километров. Возможно, это действительно, как тут все и полагают, простой мальчишечий задор, желание первым оказаться у таинственной Башни... – она повернула голову и посмотрела на плывущую за иллюминатором Дженни-4.

– А возможно... – едва слышно прошептала она.

* * * * *

Сотни лет она ждала. Ураганы проносились над островом, над горизонтом поднималось солнце, чтобы через строго отмеренный промежуток времени опуститься по ту сторону водной глади, астероиды и потоки межзвездной пыли пролетали мимо планеты. И все это время она ждала, ждала, пока из звездного мира появятся те, кого Создатели нарекли Взыскующими.

И они пришли. Утлые скорлупки – жалкое подобие разрывающих саму реальность коконов ее творцов – повисли над планетой. Она следила за их потугами постигнуть подопечный мир, слушала долетающие к ним из-за звезд голоса и готовилась выполнить предначертанную ей миссию. Ползущие между звезд челноки пришельцев предоставили ей достаточно информации, и, к тому времени, когда их миниатюрная копия впервые устремилась к атмосфере, ее дыхание уже обволокло планету. А тем временем Сосредоточие пробуждалось, скидывая с себя оковы невероятно долгого сна, ибо у нее уже не осталось сомнений. Взыскующие пришли!

Затем один их пришельцев ступил на планету, – так планировали Создатели, так и должно было быть. Один или сотня – не имело значения, равно как не имели значения их мечты, чаяния, желания... Только воля Создателей, их приказы, безукоризненно выполнявшиеся один за другим, были центром ее мироздания, ее жизнью, ее альфой и омегой...

Беззвучный зов пронесся над планетой, и подобие радости пронзило ее, когда пришел отклик. Но она ждала одного, а отозвалось сразу трое – еще два едва уловимых шепота пришло с небес, от кораблей пришельцев, застывших на самой границе ее дыхания. Это было необычно, но Создатели не дали ей способности недоумевать, – только выполнять приказы давно исчезнувших творцов.

 Время, так неторопливо ползшее в течение столетий, теперь стремительно истекало. Пришелец шел к ней, избавленный ее волей от непредсказуемых встреч с неразумными Живыми этого мира. И с каждым шагом  приближался тот миг, когда придется окончательно освободить Сосредоточие, и положить конец бесконечно долгого ожидания.

Часы тикали. Башня ждала. 

* * * * *

Больше всего это походило на огромный пандус, подготовленный неким гигантом для своих соплеменников. Черный как смоль, он спускался на равнину, и там, где безукоризненно гладкая поверхность переходила в каменистую, местами опутанную тонкой паутиной трещин равнину, равнодушно взирал на окружающий мир тридцатиметровый обелиск.  Шесть идеально отполированных граней, завораживающей правильностью очертаний и отсутствием хоть каких-то следов коррозии не оставляли никаких сомнений – перед Крисом было творение разума. Первое за всю историю человечество реальное и не допускающее иных толкований свидетельство: МЫ НЕ ОДНИ!

 Задрав голову, молодой человек с восторгом изучал обелиск и "пандус", попутно отметив еще одну странную деталь. Тремя часами раньше, когда он впервые нормально разглядел это и выкрикнул сакраментальное "Я так и знал, что-то должны было остаться!", ему казалась, что черная полоса ведет на плато, но теперь он был вынужден признать, что ошибся. Примерно в сорока-пятидесяти метрах от края плато она уходила под землей; прикинув расположение Башни и мысленно продолжив "пандус" молодой человек  понял, что если он не обрывается на полпути, то через три-четыре километра упрется прямо в Башню.

"И как же такую громадину с орбиты..." – подумал Крис и вдруг осекся. Мигом забыв о находке, он расстегнул рюкзак, ставший за эти дни такой же привычной вещью, что и комбинезон. Карта и самый четкий снимок плато, который удалось получить с орбиты, нашлись быстро, но ясности не принесли. Край этого странного ледника, водоем, который он совсем недавно обошел, поблескивающее серебром река – все это было. А вот идеально ровного и словно отутюженного подъема с обелиском – нет.  Отправив карту со снимком туда, откуда они появились, Крис озабоченно нахмурился. Хорошее настроение, не отпускавшее его с самого утра, испарилось без следа.

Что ж, на первый взгляд все очень просто. Отсюда ни один нормальный человек не посмеет утверждать, что Башня – естественный, созданный природой объект.  Слишком необычными были линии черного шпиля, рассекшего горизонт пополам, слишком... чужими. "Это строили не люди и слепая природа," – вновь подумал Крис. Но Башню прекрасно видели с орбиты, а вот этот... "пандус" – нет. Он мог бы еще согласиться с естественным происхождением подъема, с его геометрической правильностью, с необъяснимой ориентацией точно на Башню, если бы не обелиск и не эта маскировка. Пожалуй, впервые с момента высадки Крису в голову пришла мысль, что вовсе не обязательно людей ждут на Дженни-4 с распростертыми объятиями.

"Ладно! – Крис пнул оказавшийся на пути камень.  – Не возвращаться же, когда до цели осталось совсем чуть-чуть. Ну, предположим, что-то маскирует эту штуковину – и что с того?!  Да, хотели бы  с нами что-то сделать, – давно бы ссадили всех с орбиты! А может, это автомат, который кто-то позабыл выключить? Заодно с чертовым полем..." Крис улыбнулся, представив, как удивятся наверху, если он и вправду найдет САМЫЙ ГЛАВНЫЙ рубильник.  Полковник Рейнс, главный инженер флагмана Григорян, та смешная черноволосая красотка из научного отдела... Сидят себе, волнуются, последними словами клянут этого "безответственного парня", а тут, раз – и поля нет! Крис представил себе возможные заголовки в земных информсводках – и, весело расхохотавшись,  осторожно ступил на словно вбирающую в себя свет поверхность "пандуса". 

По дороге сюда он не очень старался забивать себе голову предположениями, но это лишь кажется, что не думать о чем-то – очень просто. А тем более, если это "что-то" и без того занимает все мысли и постоянно маячит перед глазами... В общем, Крис уверился, что агатовая полоса – тщательно подогнанные плиты из весьма стойкого материала, но действительность оказалась гораздо прозаичнее.  Неведомые строители все попросту сплавили в монолитную массу метров на пять-шесть в глубину, поверхность отполировали, чуть ли не до зеркального блеска, и только потом нанесли какое-то защитное покрытие, с которым поочередно не справился карманный нож, мачете и топорик. "Да уж, работали с размахом!" – прошептал Крис, без особого труда представивший, сколько сил ушло на это. Видя, что его действия не вызывают ни малейшей реакции, он вплотную подошел к обелиску и осторожно коснулся ладонью ближайшей грани.

К его удивлению, поверхность оказалась приятно прохладной, словно она отражала большую часть падающего на нее тепла. И еще Крису показалось, что черный монумент – или что это такое? – чуть заметно пульсирует, как будто от работы огромного механизма, или... Он наморщил лоб, пытаясь ухватить нужную мысль... "Или играет музыка!" – вдруг понял Крис. И правда, на самом деле это походило не на машину, а на беспрерывно скользящую по октавам мелодию без слов: неуловимую, точно сон, и прекрасную, будто мертвый камень пытался передать звучащий в глубине гимн зарождающейся вселенной. Восхищенно покачав головой, Крис отступил от обелиска на пару шагов:  сильнее всего он сейчас жалел, что никак нельзя связаться с экспедицией. Мелькнула мысль написать сообщение, как он сделал после высадки и перед походом сюда, но после пятой попытки сформулировать в одном-двух предложениях последние новости, Крис махнул на это рукой: потерпят. К тому же, он понятия не имел, видят ли его вообще с орбиты: то, что так хорошо маскировала "пандус" с обелиском, элементарно  могло  оказаться камуфляжным полем.  

Следующий час он ползал на коленях у основания обелиска, тщательно измеряя все, что только мог измерить. Про то, что все эти измерения наверняка сделают с помощью гораздо более совершенной аппаратуры, он не задумывался: было некое очарование, что он ПЕРВЫМ исследует чужой артефакт. Да, придут другие, да, лучше оснащенные – и то, если удастся справиться с полем, – но они пройдут, – по крайней мере, здесь – по его стопам. В общем, Крис был занят по самые уши, и ему совершенно не было дела до постепенно усиливающегося ветра, до заволакивающих небо хмурых туч, и изредка проскальзывающих в грязно-сером небесном киселе молнии. И лишь когда над головой яростно громыхнуло, а первая по настоящему яркая бело-синяя ломаная полоса соединила небо и землю едва ли в пяти километрах от него, Крис догадался поднять голову и оглянуться.

На орбите ему говорили, что дикие геологические условия на острове вдобавок к... хм, "интересному" наклону оси, позволяли делать невероятно точные прогнозы. На предпоследнем брифинге один из метеорологов экспедиции очень удачно выразился по этому поводу: "короче, парень, прогнозировать погоду мы можем с 50-ти процентной точностью. Или будет дождь, или нет, а в остальном – как повезет..." И, растерянно глядя на все учащающиеся сполохи молний, Крис как-то остро ощутил свою беззащитность перед яростью стихии и всю хрупкость этого "как повезет..." 

Поставить палатку? Внезапный порыв ветра едва не сбил Криса с ног, словно буря решила поиздеваться над ним. Будь у него в запасе опыт недели-другой походной жизни, может он и рискнул бы, но сейчас он прекрасно понимал, что лишь напрасно   потратит время и силы. Прошлую непогоду он переждал в палатке и еще хорошо помнил свои впечатления от той ночи, а от перспективы встретить бурю вообще без укрытия Криса бросило в дрожь.

Второпях собрав разложенные вокруг обелиска линейки, измерительные ленты, придавленные камнями листки с пометками и расчетами, он побежал прочь от устремившегося в небо монумента, артефакта, украшения... или чем-оно-там-было. Крис сомневался, что обелиск притягивает молнии, но предпочитал зря попотеть, чем убедиться в своей неправоте вблизи от него. Говорильню ученых и прочих "специалистов" он слушал достаточно долго, чтобы уяснить простую вещь: из всех теорий о Башне и Дженни следовало, что лазаретов и медиков с нанороботами здесь нет.

Быстро темнело. Крис пробежал с полкилометра, затравлено оглядываясь в поисках убежища. Днем он один раз видел груду массивных валунов, образующих нечто вроде каменного шалаша, но пока ничего подобного ему не встретилось. В сгущавшихся сумерках становилось все труднее разглядеть что-то дальше чем на дюжину метров, и до Крис дошло, что, если в ближайшие полчаса он не найдет ничего, ему придется или встретить бурю на открытом месте, или попробовать поставить палатку. Он совсем собирался рискнуть и поискать укрытие на равнине, подальше от плато, когда его взгляд упал на густую, черную тень на склоне. "Пещера! – облегченно выдохнул Крис. – Пещера или трещина..." Второе, разумеется, было много хуже, но перепуганному горе-пионеру и это сейчас казалось небывалой удачей.

Воздух дрожал от беспрерывно урчащего грома, и того едва ощутимого напряжения, которое всегда предшествует грозе. Как назло, спасительное убежище оказалось в очень сложном для подъема месте: дважды он едва не сорвался, когда вроде прочный выступ начал трескаться прямо под пальцами, а один раз внезапный порыв ветра едва не сбросил его с крохотного карниза, на котором он надеялся передохнуть.

Самое удивительное, что, когда рокот грома слегка смолкал, Крису казалось, будто он вновь слышит ту странную музыку, заставлявшую вибрировать обелиск. Но, если у монумента он ощутил лишь  ее слабый отзвук, то теперь это была мощная симфония, словно неведомый музыкант,  бросив вызов надвигающемуся шторму, вкладывал в мелодию всю душу.

Три ослепительных молнии распороли ставшие почти что черными тучи, залив скалу и руки Криса трепещущим, бледно-голубым светом. Рискнув оторвать взгляд от выщербленной ветрами и временем скалы, он посмотрел наверх... и несколько секунд тупо смотрел на чернеющий прямо над головой провал. "Добрался!" – облегченно выдохнул Крис и, последним усилием гудящих от усталости мышц затащив себя внутрь, содрогнулся от ужасающего грохота, обрушившегося на равнину.

– Добрался! – уже вслух прошептал Крис, обессилено глядя на теряющийся в полумраке каменный свод пещеры. Рядом лежал рюкзак... когда же он успел его снять? Только что... или когда вползал под навес? Мысли путались, в ушах звенело – усталость, которой он почти не чувствовал еще десять минут назад, теперь глубоко вонзила в него свои когти. Хотелось одного: смежить веки и спать, спать, пока эта страшная буря не прекратиться, пока не утихнет грохот, от которого сводит зубы и дрожит все тело.

 Серая пелена, при каждой вспышке молний озарявшаяся серебристо-пепельным светом, закрыла вход в пещеру, с шелестом разбившись о камни на тысячи ручейков, и немного заглушив мерные удары грома. "Дождь, – устало подумал Крис, закрывая глаза. – Хорошо, что я внутри..."

 Торжествующие аккорды беззвучной мелодии мягко подхватили его, наполняя каждую клетку тела, вплетаясь в шуршание ливня, в перезвон ударяющих о скалу капель, в доносившиеся как бы сквозь вату вздохи ветра... Крису показалось, будто на краю сознания раздался слабый шепот, произнесший всего три слова. И, уже уплывая в объятия сна,  он тихо повторил их, сам не понимая для чего.

– Зачем ты здесь? – эхо шепота вернулось от каменного свода, но внутри пещеры не было никого, кто мог бы ответить.

Крис спал.

Над Башней кипела буря!

Проголосуйте за эту работу.