|
Они
пришли, чтобы засвидетельствовать Начало.
Возрождение Рая, похищенного человечеством.
Silent Hill 3.
1.
Землю устлал туман. Робко лез из
оврагов, сизые космы хоронились у выступающих корней. С каждым
пройденным шагом марево увереннее и увереннее вздымалось, воздух
повлажнел, плотнее окутывал лицо. Вскоре, белая дымка полностью
поглотила мир, рывок головой – и мерзкие капли побегут к
подбородку.
Словно мир иной, сумеречный. Будто Серые
Пределы вкрались в мир живых, стремясь привлечь души в вечный
покой…
Келлос ступал
осторожно, земля прогибалась, слышалось влажное хлюпанье. Болото
ближе и ближе, деревья скрючились, поникли ветки, под
отвалившейся корой видна мокрая сердцевина.
Тлели огни –
гнилушки-фонари, словно призраки таились в тумане, улучая момент
цапнуть за ногу.
Как властны
страхи над людьми, тень готовы обратить в клыкастого монстра,
качнувшуюся за окном ветвь – в когтистую лапу. Келлос клял себя,
что не в силах одолеть разыгравшееся воображение.
Небо посерело.
Тучи, похожие на мохнатые брюха неведомых зверей, каждый миг
грозили прорваться, обрушить нескончаемый поток воды. Парень
поёжился.
Забудьте о той знати, которой вы когда-то
завидовали! Что вам в их чопорности, вам, от сапог которых будет
дрожать земля наших врагов? Они добились своего места в жизни
тем, что их матери переспали со знатным вельможей, нужно ли вам
такое затраханное звание? Мы, воины, можем заслужить всё это
собственными силами, подняться с самого низа на ступень рядом с
Императором! Не это ли самое главное в жизни? Герцогов и графов
могут лишить головы за дерзость, старого легионера – никогда!
Зычный глас
вербовщика хорошо запомнился, но сомнения не покидали. В
Легионах сотни воинов, многие ли дослужились хотя бы до
центуриона? Ты нужен Империи, но даст ли, что нужно тебе?
Гораздо вернее –
погибнуть. Пришли тяжкие дни, и нелюдь ни при чем – Каменный
Престол гномов молчал, Дану почти целиком истреблены. После
столкновения двух Мечей присмирели. Война с магами, по слухам,
тоже кончена, Император достиг цели. Напоминал о себе Семандра,
но в Дензборе, на западе Империи, это призрачная угроза. Но
новая угроза – язва Разлома. Убежище невиданных чудовищ, с коими
не справились прославленные Легионы. Келлос убеждался,
новобранцы нужны там. И колебался.
Наконец, глаза
наткнулись на высящуюся в тумане крышу покосившегося домика со
старыми, обветшалыми стенами.
Над домом
нависло раскоряченное дерево, ветви пытались заглянуть в
завешенное окно, трогали острыми пальцами ткань, но та не
поддавалась. Сквозь дыры в занавесках пробивался тусклый свет,
казался потусторонним, странным в мире серости. В доме никого,
Келлос знал хорошо, потому свернул, ступни ощутили более твёрдую
почву.
Из тумана,
подобно призрачному кораблю, выплыла коряга. Подойдя, парень
разглядел наплавы и наросты на некогда живом стволе. Теперь жили
лишь мрачные грибы-паразиты.
- Хто? – раздался голос из мглы. Келлос
ожидал вопроса, но вздрогнул.
Он подался
вперёд, из коры под пальцами выступила влага. Опершись, сел
спиной к стволу.
- Здравствуй,
дядя Роммул.
- А… Келлос.
Здравствуй, сынок.
Из тумана
вынырнуло морщинистое лицо, вперились тёмные дыры глаз. Парню
стало не по себе, Роммул давно не походил на живого человека.
Длинные седые волосы покрылись склизким, похожим на тину, кожа
потемнела, старые шрамы белели росчерками. Более выделялся
рванный рубец на лбу, словно от ожога, края вспухли, образовывая
складки. Истончившиеся бледные губы прошептали:
- Говори тише.
Они… могут услышать.
Старик
отстранился, пальцы крепко ухватились за корягу, он осторожно
высунулся за край.
- Взгляни. –
Рука с длинными иссушенными пальцами схватила Келлоса за рубаху,
дёрнуло вверх – сила упрямо не покидала старого Роммула.
Парень
противился, хотелось вырваться, лицо покрылось студёной влагой.
Старик вытянул руку, Келлос разглядел рукав рванной рубахи,
похоже, Роммул давно не сменял одежду. Он указывал в туман, где
мир целиком поглотила серая мгла, но, как по мановению руки,
марево расступилось, открылся узкий коридор с размытыми гранями.
- Вон он… -
прошептал старик. – Лазутчик… Дану, проклятые лесные отродья… Мы
выбили их из болот… но они вернулись…
Рука мелко
дрожала, Келлос, как мог, напрягал глаза, зная, что увидит.
Невдалеке туман проткнула коряга, оканчивалась она плавным
закруглением, что в темноте походило на голову. Миг чёрная тень
погибшего дерева виднелась, и вновь скрылась в дымке.
Бедный Роммул.
Когда-то был
легатом Имперских войск. Воевал с Дану, тогда и заслужил почти
все нынешние звания. Славился жестокостью к Молодым Эльфам, при
том… был самым добрым к солдатам и прозван «Отцом легионов».
Легионеры искренне любили его, никто не озлился, даже когда,
бывало, в порыве гнева поднимал руку. Понимали, Отец пытался
вбить в голову то, что когда-нибудь спасёт жизнь на поле боя.
Да, бедный
Роммул.
Всё произошло,
когда отдали приказ о нападении на Друнгский лес. Роммул долго
благодарил Спасителя, что поход вверили возглавить ему. Но,
видно, час Дану не пришёл. За несколько дней до похода легат
узнал, что на родное селение напали. И сколько бы ни ненавидел
Молодых Эльфов, любовь к родному краю оказалась сильнее.
Наверное, это его и погубило – две сущности разорвали сознание,
превратили в полубезумного старика.
Роммул втайне
покинул войско, и с отрядом преданных людей отправился в
Дергест. Они успели дать победный бой остаткам противника, но
селение уже разорили и сожгли. Сердечная боль поразила тогда,
Отец Легионов надолго слёг. От смерти удержало лишь весть, что
жители успели скрыться в лесу. Дану опоздали.
Но Роммул не
избежал наказания. С позором легата изгнали, правящий тогда
Император слыл непреклонным человеком. С тех пор Отец Легионов
поселился в вечно туманных болотах, где в проклятый день из
тумана выплыла закруглённая коряга.
- Я боюсь,
Келлос… - прохрипел Роммул. – Я не могу… подойти. Я… не вправе
воевать… Император сказал… так.
Парень положил
руку на плечо старого легата, нежно произнёс:
- Пойдём, дядя.
Пойдём к тебе домой.
Оперясь о плечо
Келлоса, Роммул побрёл, парень следил, чтоб не упал, губы
бормотали ободряющее.
«Забудьте о той знати, которой вы
когда-то завидовали!» Конечно, все заслуги дяди Роммула сразу
позабылись, стоило только ослушаться императорского приказа.
Теперь он никто, забытый всеми безумный старик, так никогда и не
предавший своего дела. Куда уж тут завидовать вельможам, что
греются сейчас у каминов в замках, и не знающих, что такое холод
и сырость болот, от которой кожа дрябнет и бледнеет…
Добрались до
дома, Келлос пнул дверь, она со скрипом отворилась. Роммул
обмяк, ноги подкосились, Келлос еле успел подхватить. Сердце
сжалось от тоски: верный сын Родины, кто ты теперь для неё?
На столе, вздрагивающим огоньком,
коптила старенькая лампа. Парень уложил бывшего легата на рваные
останки того, что некогда звалось одеялом, койка отозвалась
жалостным скрипом. Предметы в доме находились словно на пути в
Серые Пределы: скособоченный стол, табурет, обвязанный для
прочности верёвками, прогнивший ящик в углу. И это заслужил
величайший когда-то легат?
Келлос присел,
задумчиво взирая на Роммула. Червь сомнения сейчас шевелился
еле-еле, неохотно поднималась беззубая морда. Неужели ты
хочешь такого же будущего? Чтоб когда-нибудь Император просто
похлопал тебя по плечу, а после ты бы жил маленькими леготами?
Вечерами будешь вспоминать о бессчетных битвах, в которых
участвовал, рассказывать о них внукам, буде они появятся, а твои
дети будут лишь снисходительно улыбаться, слушая бред
зажившегося на этом свете старикана…
Он мотнул
головой, пронзительно пискнув, в глубине души червь распался на
гнилые куски плоти. В нём больше не нуждались.
2.
Что за?..
Голова
отяжелела, кровь мерно стучит в мозгу. Словно заставляя
подняться, хотя бы пошевелится, действовать, действовать,
действовать! Он шевельнул рукой, жидкий огонь растёкся по жилам,
тепло пробежало по закоченевшему телу, мир вновь осязаем.
Ледяной пол,
хладной воздух, запах плесени. Горькая слюна густеет во рту,
пыль свербит в носу, а приставшие к глазам веки нещадно палят
зрачки.
Неожиданный
спазм вынуждает сжаться, прижал колени к груди, руки сводит
судорогой.
Чем дольше спишь, тем горше пробужденье.
Хе-хе, кто это, интересно, сказал? А ведь он прав.
Наконец,
он распахнул глаза, мир вторгся в сознание. Первое, что пришло в
голову: склеп. Тюремная камера для заключённого, которому
не суждено увидеть свет. В
полутьме можно разглядеть каменную кладку, просыревшую, покрытую
плесенью. Трещинки складываются в причудливый узор. Источника
света нет, в голове всплывает:
А откуда ж тогда полутьма?
Дело не в мире,
понял он, дело в зрении.
Раз
оглядевшись, наконец, опустил глаза, взгляд пробежался по телу.
Почти нагой - лишь оборванные до коленей штаны. Ноги крепкие,
широко выступают икры, жилы на руках вспухли, но мышцы выдаются
лишь, если гнуть в локте, ногти короткие, похоже, обгрызенные.
Торс худой, пресс уходит внутрь. Смело можно изречь – не воин.
А кто же тогда?
Ответить
не мог. Пытался рыться в памяти, но пару секунд спустя заметил,
что не такая она и длинная. Совсем короткая. Ранние воспоминания
– пробуждение в склепе. И ничего. Даже имя за обрывом, как и
прошлое, словно только явился на свет.
Что за чепуха?
Пустота
гнела сильнее любых тяжких воспоминаний, но мысли прояснились,
точно окунул голову в мерзлую воду.
Кто же ты, Парень? И как тебе отсюда
выбраться?
Парень –
подходящее имя.
В камере
нет и намёка на выход. Пуще – кладка однородна, без
подозрительных камней, подсказывающих – ход, через который попал
сюда.
Он
приблизился к стене, взгляд напряжённо блуждал по камням.
Давай, подскажи мне. Стена
молчала.
Протянул
руку, ладонь легла на шершавый камень, несло холодом. Пальцы
занемели, холодок взмыл к запястью, кости заломило. Хотел
убрать, но пришла мысль: ты можешь выбраться. Нужно лишь
попытаться. Он нажал сильнее,
пальцы продавили верхний слой, возникло небольшое облачко пыли.
В следующую секунду он затаил дыхание – от плеча по жилам
растеклось знакомое тепло.
Кожа
покраснела, жутко вздувшаяся вена налилась пурпуром. Волоски
вмиг съежились, свернулись. И рука взорвалась болью. В глазах
померкло, в ушах звон, прерываемый странным треском и шипением.
Чувство, как выплеснул на себя котелок с кипятком, каждый
участок кожи жгло, тысячи раскалённых игл впились в мышцы.
Тело
повлекло вперёд, с криком боли он падал, слышался грохот
рушащихся стен, взвилась стена пыли. Затем – тишина.
Лежал,
обломок колол бок. О-о… что это было?
Раскрыл глаза, но долго видел лишь яркие сполохи. Когда зрение
вернулось, попытался подняться, со второй попытки удалось.
Впереди
стена, посреди зияет пролом. В проломе – серые стены бывшей
тюрьмы. Я смог. Смог!
Радость
наполнила, спрыгнул с груды камней, ощутил, как лицо
расплывается в улыбке. Не сразу понял, что боль ушла, не оставив
и воспоминаний. Только тогда глянул на руку. И обмер.
Кожа
сменилась изумрудными пластинками чешуи, меж пробегали алые
прожилки, едва заметно пульсируя. От кисти начиналось длинное
выгнутое лезвие, похоже – продолжение кости, тёмное, заточенный
край кровожадно сверкал. У основания костяной нож обхватывало
странное вздутие плоти, под чёрной кожей выпирали продолговатые
мышцы.
ТВОЁ
ОРУЖИЕ, СЫН МОЙ.
3.
Тропка бежала
вперёд, уводила прочь от болота, от забытого Роммула. Келлос
шагал быстро, он спешил достичь родного дома, хотелось обнять
мать, отца, весело хлопнуть по плечу братьев.
Поцеловать
Амоллу.
Старался не вспоминать, что пару
часов тому мечтал стать легионером, навек связать жизнь с
панцирем и гладиусом, мечтал убивать нелюдь: гномов, Дану,
стальным сапогом стоптать восставших хеддов и морматов. Всё
позади, мужественный лик Императора постепенно выветрился из
памяти.
Кто-нибудь из деревни всё равно
присоединится к Легионам, кто-то вместо меня будет рисковать
жизнью, завоёвывая уважение нашего благословенного правителя. Но
не я.
Лесной дух
освежил голову. Солнечные зайчики играли на лице, весело дразня
веки, верещали птахи. Будто мир радовался его возращению. Куда
девались вчерашние грозовые тучи? Келлос улыбнулся. Стезя
легионера не по нему.
Быть может торговые гильдии? Сейчас, когда вера в легионеров
подточена, они в почёте. И нужда в них большая, недавно
Император издал манифест о поощрении купцов. И сам найду место в
жизни, и семью смогу поддержать. Только вот придётся
перебираться в Бринзий…
Взором упёрся в
землю, думы заполнили сознание, пред глазами он видел не
петляющую тропу, а бесконечные караваны, богатый дом в Мельине,
всегда улыбающуюся Амоллу с ребёнком на руках. Их ребёнком.
Когда наконец
очнулся, из-за стволов показался крайний дом, маячил кривой
забор. От тропы отделилась узкая стежка – к погосту, а сама она
влилась в дорогу к Дензбору, селению Келлоса. В душе
шевельнулось, как на солнце набежало махонькое облачко.
Дорога была
безлюдна. Одежду задел набежавший ветерок, по спине прошлась
рябь мурашек. К чему бы? Прежде предчувствия не посещали.
И волнение не встревожило.
Но через минуту
сердце часто забилось, глаза расширились, твёрже застучали
ботинки, вскоре перешёл на бег. Воздух бил по лицу, но в голове
мысль: дым, дым над Дензбором, чёрный дым!
Вокруг потемнело
от сажи, трещал огонь, сжирающий жилища людей. Из окон первого
дома вырывались багровые языки, воздух трепетал от жара,
догорали занавески. Другое жильё обречено, пламя буйно гудело,
скача по крыше.
Тело встретило у третьего дома. Мужчина
распростер руки, тело развалено от правого плеча до левого бока,
лицо залито кровью. У колодца красная лужа, на цепи барабана
рука, тонкая - женская, Келлос не отважился заглянуть за край. С
искаженным ликом он мчал дальше, едва подавляя вскрики, когда
налетал на новое тело.
Трупы лежали в
пыли на улице, многих вешали на ограде, лица изрезаны кинжалами.
Дети, женщины – душегубы не щадили никого, напротив, на мужчин
тратился лишь один удар, над женщинами же глумились изощрённо.
Изверги!
В душе –
пустота. И крик боли, гулко разносящийся под сводами черепа.
Текли слёзы, глаза жгло, сквозь зубы вырывались сипы и стоны.
Дышалось тяжко, мешал склизкий ком в горле. Кто это сделал?
Подонки!
Душевные муки,
наверно, не описал бы никто, отчаяние заполнило разум, движения
стали дёрганными, Келлос чаще спотыкался.
Из-за поворота
возник родной дом.
Встал. Грудь
вздымается, руки свисли, в глаза лезет пот. Горит! О,
Спаситель, горит!
Келлос рванул,
заплетающиеся ноги взмели столб пыли. В момент забылись видимые
доселе тела женщин и детей, в уме одно: только не это!
…Над селением разнёсся крик – боли,
что рвала изнутри, стальными когтями драла сердце на куски. От
вскрика хотелось зажать уши, и ясно понималось – издавший
способен на всё…
Он обнимал мать,
целовал в окровавленную щёку, руки нежно убирали прядь с лица.
Жизнь ушла, сердце матери больше не билось, Келлосу казалось,
что в груди тоже остановилось, а кровь жидким льдом растеклась
по жилам.
Братья и отец
лежали вместе, перебитые руки и ноги смешались. Он ничто не
видел, едкие слёзы укрывали взор. Стиснул зубы, больше не
единого стона не вырвалось в тот день…
Остриё кинжала
отражало свет, сверкало, пальцы сжали рукоять. Келлос держал
оружие у лица, сузившиеся глаза внимательно рассматривали.
Пять
перечёркнутых стрел смотрели в небо, пять холмиков на краю
кладбища. Два брата, мать, отец и… Амолла. Оборвалось внутри, с
каждым вздохов возвращался образ девушки, над которой зло
надругались убийцы. Вечность он стоял в крови, разум
отказывалось верить в увиденное. Но, правда. И время не обратить
вспять.
Кинжал отыскал
там же. Затейливая, перевитая узорами рукоять, узкое лезвие. И
избавление на остром кончике. Лишь сильнее ударить. Прямо в
грудь, чтоб сразу, и чтоб больше без боли.
О, Спаситель,
за что ты даёшь мне такие муки? «Вся наша жизнь – испытание
перед посмертием», - слова священника. Он был добрым
человеком, Келлос не пошёл на пожарище, оставшееся от церквушки.
«Нет большего греха, чем лишение себя жизни, не один человек не
может добровольно уйти из этого мира».
В памяти
вспыхнуло, что мыслил стать легионером. Ушёл, и в ночь на
деревню напали. А мог остаться, пасть под клинками убийц.
Зачем Спаситель оставил меня жить?
И ясно раздалось
роковое слово: МЕСТЬ.
4.
Слова
гулко разнеслись в голове. В тот же миг взгляд упёрся в обломок,
на серой поверхности небольшая гравюра. Перечёркнутая стрела.
Оружие? Какое
оружие?
Рука была пред
взором, Парень шевелил ножом-крюком. Что же всё-таки
происходит?
В ЭТОМ МИРЕ, ДА
И ВО МНОГИХ ДРУГИХ, МЕНЯ НАЗЫВАЮТ СПАСИТЕЛЕМ. ГРАВЮРА – МОЙ
ЗНАК.
Он
оглянулся, но вокруг по-прежнему – погружённый во тьму коридор и
камни под ногами.
Спаситель?
Кто ты?
ХМ, БОЛЬШЕ ВСЕГО
Я ПОДХОЖУ ПОД ОПРЕДЕЛЕНИЕ «БОГ». ШАГАЮЩИЙ ПО МИРАМ, ОДНА ИЗ СИЛ
УПОРЯДОЧНОГО.
Упорядочное?
Я не понимаю тебя.
УПОРЯДОЧНОЕ –
СФЕРА, ОБЪЕДИНЯЮЩАЯ В СЕБЕ ВСЕ МИРЫ. ЗА НЕЙ – ХАОС, А ДАЛЬШЕ…
ВПРОЧЕМ, ТЕБЕ ЭТО НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗНАТЬ.
Парень
опустился, сильно подымалась грудь. Он говорил с Богом… Или
разум играл злую шутку?
И… что тебе
нужно от меня? Почему я?
ГОРАЗДО
ВАЖНЕЕ, ЧТО НУЖНО ТЕБЕ. ПОДУМАЙ И ОТВЕТЬ.
Что нужно мне? Я не знаю даже кто я.
Ответь, кто я такой?
НЕ ДУМАЮ,
ЧТО ТЕБЕ ЭТО НУЖНО. МОЙ ОТВЕТ – НЕТ.
Почему?.. Тогда, что со мной происходит?
ТЫ
ЗАХОТЕЛ – ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. ВСЁ В ТВОЕЙ ВЛАСТИ.
Парень
вновь пристально посмотрел на руку. Желал выбраться из тюрьмы,
значит, цель выполнена?
Кровь
заледенела, прошибло ознобом, в сердцевине мышц будто вызрели
морозные комки. Тускнея, чешуя вжалась внутрь, красные прожилки
порозовели, взбухли складками, поверх лёг покров обычной кожи.
Лезвие поблекло, кость на глазах обмякла, бывшее грозное оружие
втянулось в руку. Миг – и показались пальцы.
Парень
несколько секунд взирал с изумлением.
Это твой дар? Оружие? Зачем мне это?
КОГДА
СМОЖЕШЬ ОТВЕТИТЬ, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО, Я ОТВЕЧУ. ДО ВСТРЕЧИ.
Глас
смолк, некоторое время Парень взывал, но потом обратился к ходу.
Он видел
мир не прикрытым занавесей тьмы. Чуял, так не должно, но тени
расступались, а мрак крылся в углах. Часть оружия?
Высокий проход уходил вдаль, не
виднелись повороты, на сто шагов пространство размывалось,
непонятно, что там. Оставалось лишь идти.
И да поможет мне Спаситель, хе-хе.
Парень
вытянул руку, пальцы касались просыревшего мха, под ногами
хрустела каменная пыль. Коридор, подобно желудочной клоаке,
втягивал, грань видимости пятилась с каждым шагом.
Что ещё я могу?
Мысль тревожила, кидал боязливые
взгляды на руки, во что могут обратиться через миг? Ощущал
враждебное внутри, опасное, напряжённое, словно тетива лука,
готовая к рывку. Когда он произойдёт, этот рывок?
Дохнуло
спёртым воздухом, под левой лопаткой кольнуло. Внутри сжалось,
напряг и расслабил руки. Что такое?
Внезапное ощущение насторожило, тщился понять, что вынудило
сжать кулаки, напружинить ноги. Коридор впереди был
другим, но что это значит?
Отступил
ближе к стене, где тьма слишком сгущена даже для него. Тело
прижалось к холодному камню, грудь опускается сдержанно, Парень
старался, чтоб дыхание не тревожило мир. Хотя, что может обычный
трепет воздуха?
Смотря для кого.
От тишины
в ушах нарастало звенящее жужжание, но он осознал, слух ни к
чему, ненужное чувство, гасящее нечто глубокое, пришедшее от
пращуров. На грани чутья. Даже за гранью, не поддающееся
определению обычными словами. А что, есть не обычные
слова?
ЕСТЬ.
РЕЧЬ МАГОВ И КОЛДУНОВ. РЕЧЬ СИЛЫ.
Мирный
голос Спасителя привёл в себя. Понял, несколько минут не видел
коридора, целиком уйдя в себя. Вот только почему Бог
решил говорить именно сейчас?
РЕШИЛ
ПОДСКАЗАТЬ. ВИДИШЬ ТЕНЬ МЕЖ ТЬМОЙ И СВЕТОМ? ТЫ МОЖЕШЬ СТАТЬ ЕЁ
ЧАСТЬЮ, РАСТВОРИТЬСЯ В НЕЙ.
Стать невидимым?
НЕТ, ЧУТЬ
СКРЫТЬСЯ, ВЫИГРАТЬ ВРЕМЯ, ЧТО ЕСТЬ САМОЕ ДОРОГО В ЭТОМ МИРЕ.
ОСОБЕННО ДЛЯ БОГОВ.
Как мне это сделать?
КАК
ВСЕГДА – СТОИТ ТОЛЬКО ЗАХОТЕТЬ.
Как всегда…
Тень
лежала узкой полосой вдоль коридора. Мутного цвета, чудилось,
треплется, хотя – не более чем обман зрения. Стать часть
этого…
Парень
шагнул от стены, взгляд упёрся в тонкий рубеж сумрака. Словно
испугавшись, тень заколыхалась, отхлынула от ног. Частью…
Но как это сделать? Но, в конце концов,
не сложно ведь контролировать свои желания.
И мир
померк. Стал, каким и обязан быть, скрытым темью от сторонних
глаз. Будто Парень лишился зрения. Он поднёс руку к лицу, спустя
несколько мгновений взгляд вырвал из размазанной мглы контуры
пальцев, затем и руки целиком. Пришёл покой, как накинул тёплое
одеяло, что спасает от любых детских страхов. В каком-то смысле
он и был ребёнком, только родившимся, лишённым памяти.
Без памяти – все мы дети. Принимаем всё
на веру.
Мир
окунулся в тишь. Парень стоял в тени, тело не сбрасывало
напряжения. Ход во тьме, виделось лишь на десять шагов.
Чувство,
наполнившее разум, почувствовало движение. Словно услышал шорох
лапок в темноте. Ступают осторожно, шуршат жёсткие волоски.
Шарит взгляд. И не понять, просто изучающий, или ищущий добычу.
- Выходи,
- раздался голос.
Парень
вздрогнул, пробрала дрожь. Голос был детским, писклявым, чуть
картавости. Этого ожидал меньше всего, что враг, уверен – враг,
будет говорить не раскатистым рыком, коробящим слух, а невинным
детским голоском.
- Да,
выходи, - тоже детский, но чуть отличный. – Мы хотим поиграть с
тобой.
Сковал
ужас, руки мелко дрожали, глаза едва различали коридор. Стылая
капля стекла по виску, упала на плечо, Парень вздрогнул.
В темноте
рассмеялись, будто ребёнку принесли любимую игрушку, коряво
крикнули:
- А ми
тебя видим!
Понял
быстро – медлить нельзя. И кинулся вперёд, рвя лёгший на плечи
теневой плащ.
Мир
расцвёл, свет – неяркий, но свет – резанул глаза. Ударила стена,
дух выбило из груди. Быстро обернулся.
И замер.
Пред ним
стояло существо. Неясно – порождение некромантии или чудовищный
опыт над живой материей. Но не важно, суть – оно не имело права
на жизнь. Пока мир не отдан Тьме – нет.
Человеческий торс. Обтянутый мышцами и вздутыми жилами,
окровавленный, вырваны куски плоти. Словно кто-то пожевал и
выплюнул. Тело разлагается, гниль затронула, но живёт,
поддаваясь каким-то магическим законам. Руки создания – тоже
обвиты мускулами, сплошь усеяны язвами, пальцы неестественно
длинны. Они шевелятся, изгибаются, будто не имеют костей. Голов
у монстра две – вот откуда два голоса…
- маленькие, детские, озорные глазки весело подмигивают,
золотистые волосы в грязи. А вместо ног – шелест…
- паучьи лапы, чёрные, покрытые жёсткими волосками. Они
пружинят, раскачивают жуткое тело существа… Кто такое мог
сотворить?
- Ти не
хочешь с нами поиграть? – Спросило создание, в голосе звучала
обида. Словно вот-вот заплачет, заревёт как ребёнок в истерике.
- Почему?
– Спросила другая голова.
Парень
молчал. Нечего было говорить.
И оно
заплакало, обе головы. Желудок скрутило спазмом, когда осознал,
что происходит. Из уголков глаз тонкой струйкой текла кровь.
Тёмно-багровая. А личика лишь кривились от обиды, нанесённой
Парнем.
И он
понял, смоет обиду лишь кровь. Теперь – его.
Он
прыгнул, заметил, как тварь взмахивает руками, но хватают лишь
воздух. Паучьи лапы с лёгкостью развернули уродливое тело, в
детских глазах пылал гнев, в скривлённых от ухмылок ртах
блеснули клыки.
И кто ж тебя, урод, сделал?
Ждал, что
Спаситель ответит, но тот молчал.
Второй
раз увернулся с трудом, монстр ярился больше и больше. Когда
оказался совсем рядом, Парень наугад махнул рукой, воздух пробил
досадный визг. Дало немного времени, и он попытался вновь
нырнуть в тень. Не вышло, паучья лапа больно ударила по хребту,
отлетел к противоположной стене. И в голове вспыхнула мысль.
От него не убежать. Надо драться.
Ударил,
вложил всю силу, создание бешено взревело, пытаясь достать
паучьими ногами, задели лишь чуть, но к руке что-то прилипло.
Прожгло болью, застонал, пальцы вцепились в склизкий белесый
комок. Тот, как живой бился, невидимые зубы грызли плоть.
Наконец, удалось оторвать, откинул. Кожа на руке покраснела,
долго отзывалась жжением.
Монстр
прыгнул.
Тело
легко скользнуло под тушей, существо попыталось достать кулаком
в воздухе, но Парень ловко опустился, перекатился подальше. В
этом теле шансов нет, но ведь есть дар Спасителя.
Прыгнул
вперёд, на существо, разворачивающееся для атаки. Оно не ждало
отпора, лишь руки дёрнулись защитить лица.
Парень
ощутил, что меняется. Закричал, казалось, стены дрогнули от
крика боли, когда огонь начал раздирать тело. Менялся целиком,
чувствовал, как перестраиваются ноги, крепнут кости, руки
дёргаются от набухания мышц меж множеством новых суставов.
Голову сдавило покровом чешуи.
Паукочеловек всё же успел прыгнуть, лапы легко оттолкнулись от
стены. Они встретились в воздухе, руки сплелись, но Парень сумел
вывернуть многосуставчатую лапу – оканчивалась костяным клинком,
и молниеносным ударом снести голову монстру.
Вторая
пронзительно вскричала, на миг оглушила, клыки впились в плечо,
выдернула кусок плоти. Парень стиснул зубы, сдавил вырывающееся
тело. Кулаки существа били по спине, болью отзывалось внутри, но
слышался хрип.
Последним
усилием схватил монстра за лапу, мышцы напряглись, и рука
вырвала конечность. По телу потекло.
Вскрика
боли не было. Тело создания обмякло, и они наконец рухнули на
пол.
Неведомо
как продержавшись в воздухе целую минуту.
5.
Пред взглядом
пелена. Белесая, прозрачная. Возникла тотчас, как покинул
погост. Келлос тёр глаза, но не исчезала. Мир изменился, пройдя
сквозь призму: поблек, солнце над головой ярко-белым кругом,
каждое тёмное пятнышко – провал во тьму.
Но шёл. Иногда
бежал, но чаще бездумно брёл, в такие моменты удавалось впасть в
забытье, когда не всплывают образы родных, когда пелена
обращается в сплошной туман. Он мог идти и с закрытыми глазами.
Вело чутьё. Вела
кровная месть.
Не тревожила
усталость, да и как устанешь, если реешь, словно в вязких серых
облаках? Когда чувства стираются под натиском уверенности:
настигну, догоню, их ждёт смерть.
Или – кара.
Очнулся лишь
вечером. Не заметил, как ночь накинула на лес вуаль, отогнала за
горизонт солнце. Вернулся разум, некоторое время Келлос сидел,
опёршись о дерево, тщась вспомнить, как же добрался сюда. И
пришло облегчение – загнал кровавые тени селения в дальний угол
памяти.
Подумалось,
наутро всё вернётся. Но надежда о забытье не растаяла,
быть может, и месть не нужна?
Ощущал шершавую
кору, холодную землю, вдыхал свежий воздух. Было мирно на душе,
мысли текли неспешно, и не хотелось мстить, просто остаться
здесь, может, построить дом…
Нет. Дом
сгорел, семья погибла. Осталось только мстить.
Мысль сверкнула,
и Келлос уснул…
ПРОСНИСЬ.
Резкий вдох,
глаза распахнулись. Он напрягся, лоб покрылся испариной, рыщет
взор. Ничего. Никого.
Что
разбудило? Ответить не мог, но в глуби шевельнулась догадка:
приказ.
Месть зовёт.
Второй день не
ел, но нужда отпала, желудок будто уснул, забылся. И на руку,
ценна каждая секунда. Окинул взглядом утренний лес. Лучи
вставшего солнца пронзали строй деревьев, листья налились
изумрудным цветом. Сонно пела ранняя птаха, словно ведая Келлосу
лесные вести.
Вздохнул полной
грудью. И рванул с места.
Дыхание сбилось,
заныли мышцы. Но подсказывало, если поспешить… Однако, что
будет, не понимал. Бежал. Ветер бил, заставлял клонить голову,
чуть сужать глаза. Через пару минут осознал, ещё несколько
шагов и всё. Келлос хотел стать легионером, но лишь хотел,
потому бег оставался тяжким.
Он встал,
согнулся, упершись руками в колени. Воздух со свистом вырывался
сквозь зубы. Сжал – в последний миг явилась Амолла.
Спина
разогнулась с хрустом, запрокинул голову, мешая слёзам.
Говорили: парни не должны лить слёз аки девки. Но иногда
побороть себя сложно. Даже невозможно. Да и не надо. Другое –
реветь от удара в челюсть. Неприемлемо, и дело не в уважении
других, суть – в уважении к себе. И какой бы ты не был трус,
держи удар с гордым лицом. И постарайся ответить. Даже, если
рядом скачет смерть.
Обратился в
слух. Показалось? Стон разнёсся над лесом. Тихий, но
Келлос успел схватить звук. Побрёл, мысли спокойны, словно и не
удивило – вдалеке от троп встретил человека.
Он вышел на
небольшую поляну, солнце стрельнуло в лицо, лишь затем увидел
человека. И внутри сжалось, пришло понимание – враг. Почему, не
знал, потому в угол загнал вспыхнувшую ярость.
Человека обрекли
на смерть, обрекли, верно, соратники. Руки связали за спиной, на
шее – петля, но повесили, чтоб умер не сразу – верёвка не
стягивала, если стоять на носках сапог. Попытаешься твёрдо
встать – убьёшь себя. Жестокая казнь.
Человек молод,
внешность располагающая – мягкие черты, нет складок, говорящих о
гневности, Келлос отметил кровоподтек под глазом, результат
драки. Одет легко, даже слишком, видно носил лёгкий панцирь,
забрали бывшие товарищи. Но обувь осталась – высокие сапоги с
обитыми железом носками. Обувь воина.
Человек хрипел,
но парень не шевелился. Взор окинул поляну, и Келлос рухнул на
колени. Потекли слёзы досады. Посреди травы – кострище, вокруг –
примятая трава, сор, в некоторых местах – следы воткнутых мечей.
Даже деревья поникли. Убийцы провели ночь здесь. А он спал
рядом, но слух не уловил шума, потому потерял возможность
отмстить.
Вновь удача
отвернулось, впервые – когда должен был погибнуть.
Спаситель…
- Помоги…
Звал воин.
Похоже, последние силы покидали. Келлос отёр слезы, жалко
шмыгнул нос. Парень поднялся, повешенный в надежде дёрнулся,
лишь туже затянув петлю, ноги подкосились, верёвка впилась, как
оголодавшая змея. Келлос действовал стремительно, рука дёрнулась
к голенищу, сверкнул кинжал. В следующий миг верёвка оборвалась,
тело война рухнуло.
Келлос стоял,
слепо взирая. Как смог кинуть так метко, как остриё угодило
прямо в верёвку?
ТВОЁ ОРУЖИЕ, СЫН
МОЙ.
Парень не
вздрогнул, только подумал: Спаситель, ты всё же услышал.
И удивление,
почему именно я, ведь мои родные тоже, наверное, призывали о
помощи, но он не помог. Однако он слишком истощился, чтоб
думать.
Подошёл, носком
поддел тело, легко удалось перевернуть. Человек лежал, держась
за горло, глаза закатились. Дышал надсадно, с сипами. Келлос не
чувствовал ничего: не жалости, ни злобы.
Тоже, верно,
ощущают палачи.
Парень присел,
лицо человека приблизилось.
- За что тебя
так?
- Нергианцы…
чтоб их… повздорил, противился… хотели идти до следующей
деревни… Стал спорить… избили… чтоб их… Решили наказать…
Мелькнула мысль,
зачем это нергианцам? Почему Бесцветный Орден сделал это?
Но спросил:
- Ты был в
Дензборе?
- Да… пришлось…
Келлос закрыл
глаза.
Это один из тех, кто убивал семью. Быть
может, именно он полоснул мать по лицу, пронзил отца мечом.
Может, он даже…
- А ты не видел
там девушку? Она с отцом жила. Дом на краю деревни.
Воин нахмурился,
выуживая из памяти.
- Да… красивая…
парни не пожелали просто убить… я убежал… хотелось защитить, но…
маги, они сильны… Теперь горечь на душе…
Ты поступил
правильно, но…
- Мне тоже
горько, воин. Да упокоит тебя Спаситель.
Глаза человека
расширились, но Келлос взмахнул рукой. Кинжал в дереве, но ребро
ладони легко пробило грудь, достигло сердца. Изо рта воина
потекла багровая струйка.
Я ПРИМУ ЕГО У
СЕБЯ. ТВОЯ ПРОСЬБА УСЛЫШАНА.
Спасибо.
Парень дёрнул
рукой, капли слетели в траву. Затем сорвался с места, как
недавно, но усталость была не властна над ним. Это была часть
оружия Спасителя.
И казалось,
ветки долго качались, словно услыхав прозвучавшие слова.
ТЫ СМОЖЕШЬ
ОТОМСТИТЬ, ОТОМСТИТЬ ВСЕМУ МИРУ. НО ЕСТЬ ЕЩЁ ОДНА ПРЕГРАДА. БЕГИ
К БАШНЕ КУТУЛА, ТЫ НАЙДЁШЬ ЕГО ТАМ.
6.
Медленно встал,
глаза кинули мутный взгляд на труп.
Прерывисто
стучало в груди. Дыхание участилось, тщился вздохнуть глубже, но
кровь требовала духу, приходилось вдыхать и вдыхать. В голове
гудело, но проходило, боевой пыл сменялся осмыслением, что чуть
не умер, несмотря на способности.
Вот это да, Парень.
Руки окостенели,
мышцы не скидывали натуги. Он силился уняться, упорядочить
состояние, но не выходило. Убил, убил, первый раз убил. Или
не первый?
Что переживаем,
убив? Жалость – никогда, может, лишь жалость к себе. Да и,
переживаем ли? Лишь дыра зияет вместо чувств. Заполнится со
временем, но хочется одного: просить прощения. Деяние цепляет
эмоции, если нет, хочется просить прощения. Приходит раскаянье,
не чувство, но – инстинкт. Инстинкт самосохранения, пришедший от
пращуров.
Память пуста,
как закрома бедняка. Была уверенность, что вспомнит после
схватки, именно такая мысль стояла в голове: убью, что-то
вспомню. Но не случилось. Пусто, как прежде.
Зачем всё это
нужно? Драки, лишение памяти, зачем?
Парень не ждал
ответа. Но услышал, хоть и не понял.
И ТРЕСНУЛ МИР
НАПОПОЛАМ, ДЫМИТ РАЗЛОМ.
В словах
ощущалась усмешка.
Он продолжил
путь. Постепенно оправился, дыхание стихло. Настороженно
вглядывался в тени, каждый миг могла явиться новая тварь, тогда
– снова драка, снова бой. Но теперь знал, как справиться,
уверенность успокаивала.
Но была и другая
уверенность: это ещё не всё. Что-то ещё должно случится.
Хорошо было от
мысли, это не Спаситель нашептал, это моё.
Пахнуло
сыростью. Осторожно втянул воздух, подозрительного не было.
Чувства подсказали: впереди ход расширяется, Парень замедлил
шаг.
Становилось
светлее, тени лезли глубже в углы, уже видел освещённую арку –
вход в зал. Набрал побольше воздуха, хотя, чего бояться,
и шагнул.
Сначала яркий
свет резанул глаза, но Парень не растерялся, зрение вмиг
ослабилось, разлилось мягкое сияние. Зал был не большой, десять
шагов, имел окружную форму. Взор приковал бассейн посредине,
мелкие тёмные волны штурмовали мраморный бортик. Над водой
поднимались зеленоватые испарения, дымка сгущалась под потолком.
Что это за бассейн?
По спине
прошлось тепло, кожа закаменела, Парень знал – проступили
контуры шестиугольных пластин чешуи. В миг готов был измениться.
Явился бы враг…
В воде вспухла
кочка, вода схлынула, Парень с изумлением понял, что видит
волосы. Голова! Появились глаза, вспыхнули, словно яркие звёзды.
Без зрачков, тёмно-серого цвета. Напрягся сильнее, существо
продолжало вылезать, открылось лицо, обрамлённое длинными
чёрными, как смоль волосами. И предательски забилось в груди,
норовя вырваться, когда Парень всмотрелся. Ничего красивее в
короткой жизни не видел…
Отвёл взор лишь,
когда босые ступни девушки шлёпнули по бортику. Прекрасное тело
прикрывала полупрозрачная накидка, она ниспадала до колен, и
казалась абсолютно сухой. Но Парень смотрел лишь в серые озёра
глаз – пленяли, сияние приковало внимание. Девушка рассмеялась,
тут же пришёл в себя.
Тело
расслабилось, тепло не разливалось по спине, руки не жгло. Лишь
колотилось в груди.
- Привет, -
мягкий весёлый голосок.
И абсолютно
спокойный, девушка не видела в Парне опасности.
- При…вет. –
Как же глупо себя чувствуешь…
- Как тебя
зовут? – Спросила, огибая бассейн и садясь на край бортика.
На миг замялся,
имени-то нет, но ответил:
- Парень.
Улыбнулась,
мелькнули белоснежные зубки.
- Да? Тогда я –
Девушка.
Отлично.
Словно играли
друг с другом.
- Что ты здесь
делаешь?
- Сам не знаю.
- Странно,
пришёл, сам не зная зачем?
- Ну… ищу выход.
- Ага, понятно.
Хм, да на тебе печать Спасителя. Таки попытается ещё раз, -
вновь улыбнулась.
- Что
«попытается»?
- Не важно. Да
ты не стой, иди сюда… Не боишься же.
В памяти всплыл
образ паукочеловека, х-ха! Боюсь?
Подступил к
бортику, осторожно сел, Девушка оказалась визави. Под немигающим
взором стало неуютно.
- Значит, ты
говорил с богом?
- Да.
- Ну и как?
- Обычно. Всё
равно, что с тобой говорить… - Парень осёкся, ведь не знал, кто
такая Девушка. Появление из бассейна – более чем странно.
Она рассмеялась,
смех звучал долго, а взгляд он отвести не мог, глаза следили за
губами, взмахами ресниц. Казалось, тело трясётся от сильного
биения.
- Тогда, я тебе
должна кое-что сказать, Парень, - она сделала упор на имени. – Я
же тоже в каком-то смысле бог. Богиня.
Ответа Парень не
нашёл. Ещё одно испытание.
Испытание тяжкое
– человеку трудно осознать, что разговаривал двумя богами.
Может всё-таки злая шутка разума?
- Вижу,
твоя память во тьме. Тебя это сильно гнетёт? – она подалась
вперёд, серые глаза заглянули в душу.
Неужели
сможет мне помочь?
- Нет, - она
вновь отстранилась, изящная ладошка зачерпнула воду, Девушка
следила, как тонкой струйкой текла обратно.
Привычка
богов – читать чужие мысли?
- Он тебе
не рассказывал?
- Что?
- Зачем ты ему
нужен.
- Нет, - миг
помедлил. – Только говорил что-то о Разломе.
- Да, Разлом, -
звучала печаль, глаза вперились в тёмную гладь бассейна. –
Созидатели Пути. Они хотят уничтожить мир… мой родной мир.
У Парня
похолодело в груди, непривычное чувство – жалость? – хотел
обнять Девушку, но не смел. Может, чуял внутреннее напряжение?
Она продолжала:
- Они всё
сделают ради своего Хозяина, им нужен новый камень в чёрной
дороге Пути. Но почему этим камешком должен стать мой мир?!
Дернулся, в
крике была боль, что давно грызла душу, подтачивала силы. Кто
же эти проклятые Созидатели?
Девушка стихла,
глаза на миг закрылись, а когда веки поднялись, в непроглядной
серости возник яркий огонь. Тихонько произнесла:
- Тебе бы
понравился этот мир. Необъятный. Раньше конечно, он был
красивее. До битвы на Берегу Черепов… ах да, ты не можешь этого
знать… Это была битва. Наверное, тогда эльфы не задумывались, к
чему она приведёт. Ведь была Решающей. С большой буквы. Мой
братик… такой же, как я… ему не понравились люди. Он изгнал их
со своего материка. И они пришли к нам, сёстрам, приведшим в
этот мир эльфов. Сама не знаю, почему не воспрепятствовала тем
событиям. Когда люди, захлёбываясь в крови, сумели таки вырвать
победу. И поселились здесь. Кто знал, что вскоре станут
полноправными Хозяевами. С большой буквы. Они во многом
испоганили этот мир. Тогда он был прекрасен: чудесные эльфийские
сада, древесные замки Дану… А как красивы были адамантовые
пещеры гномов…
Он слушал, не прерывая. Пред взором
открывалась история мира, пусть смутная, неясная, ведь даже
эльфы виделись с трудом. Но слушал мягкий вкрадчивый голос, что
ласкал слух.
- Наверное, ему
суждено погибнуть. Но без меня. – Она повернулась к Парню,
сердце сжалось. – Желаю тебе удачи, Парень. Надеюсь, тебе в
жизни повезёт больше, чем мне. Но – прощай, мне предстоит долгий
путь. Междумирье ждёт меня.
Парень не успел
ничего сделать, Девушка нырнула в бассейн, лишь проводил
взглядом тень мелькнувшую под водой…
Долго сидел,
следя за рябью, рука гладила хладный мрамор. Пред глазами образ:
чёрные волосы, глубокие серые глаза… Богиня, без мира, родного
дома. Чувствует жалость, но донца не понять, на месте памяти о
доме – пустота, ничем не восполнить. Может, и к лучшему? Что в
прошлом, если сокрыто? Тайна, не могущая выйти на свет?
Хотелось
кричать, когда глас Спасителя согнал пелену со взора.
ОНА УЙДЁТ ИЗ
ЭТОГО МИРА. НО ТЫ МОЖЕШЬ ОТПРАВИТЬСЯ ЗА НЕЙ. ОТВЕТЬ: СОГЛАСЕН ЛИ
ТЫ, ПОМОЧЬ МНЕ? ЭТОТ МИР СГНИЛ, И МНЕ НУЖЕН ТОТ, КТО СМОЖЕТ
ОЧИСТИТЬ ЕГО. СОГЛАСЕН?
В груди билось
дважды. При встрече с монстром и разговоре с Девушкой. Парень
осмыслил – два мига – лучшие в короткой жизни. Но драки ничего
не стоят, а чувство, когда рядом она…
Да.
7.
Мельин – сердце
Империи.
Словно щупальца
от столицы тянутся дороги.
«Все пути ведут
в Мельин» - говорили и будут говорить.
Дорога
идёт в Бринзий, город живёт под страхом Ведьминого Леса. Но речь
не о том. Если продолжить путь по дороге, на юго-запад…
НА ПОЛПУТИ – ЛЕС
С СЕЛЕНИЕМ, ПОД НАЗВАНИЕ ДЕНЗБОР. ИЗ НЕГО ВЫШЕЛ КЕЛЛОС, СЫН
УБИТОГО ТИТРА.
…то спустя сотни
лиг достигнешь Сколле. В стороне от города высится башня Кутула.
Башня магов.
В ЕЁ ПОДЗЕМЕЛЬЯХ
– ПАРЕНЬ, ПРОШЛОЕ ЕГО СОКРЫТО ВО ТЬМЕ.
Пришли
легионеры, и магов не стало…
Неделю над
окрестностями шли проливные дожди. Тучи крепко прицепили хребты
к небу, извергая поток воды. Земля у брошенной башни напоминала
болото, мало кто знал, что вязнут не только ноги, но и волшба,
запретная раньше, теперь спущенная на свободу.
Но маги не
желали отдавать своё.
МЕССИИ ИЗБРАНЫ,
ВСТРЕЧА БЛИЗИТСЯ.
Однажды
Спаситель хотел спуститься в мир, не вышло. Вторая попытка.
8.
Недельный ливень
в тот день прекратился.
В двадцати шагах
от башни – стена леса, будто строй молчаливых стражей. Выступила
одинокая фигура. Постояла немного, затем человек уверенным шагом
направился к входу.
В твоей душе пламя, Келлос. Надо дать ему
ход, и тогда весь мир вспыхнет костром от сокрушительного
пожара. И месть будет совершена… Прогнившее общество заплатит за
то, что взрастило убийц моей семьи, оно на коленях будет просить
прощения, но я – судия – молчаливо буду вершить кару. Они
заплатят за всё. И Император. Неужели, он никогда не
задумывался, что затеянная им война унесёт столько жизней? И
пусть в топку были брошены Легионы, неужели он не понимал, что
пламя потребует новых дров? И тогда он пустил во все концы
вербовщиков. И однажды один из них прибыл Дензбор… Мой родной
Дензбор… Почему моя спокойная жизнь не оборвалась под клинками
нергианцких прихвостней? Так должно было быть. Но ты, Император,
не пожелал этого. И теперь я – Карающий Миссия Спасителя –
настигну тебя. Жди. Я приду. Но сначала – враг, что стоит у меня
на пути…
Врата
башни со скрипом раскрылась, створки ударили о стены. Вышедший
долго стоял в проёме, рука прикрывала глаза. Даже тусклый
дождливый свет ослеплял, но человек быстро привык, босые ноги
ступили в грязь.
Итак, Парень. Это день был тяжёлым для
тебя. Тюрьма, драка с тем созданием… Но, наверное, самой тяжёлой
была встреча с Девушкой. Почему я не спросил её имени? Что за
необъяснимый страх сковал мой разум? Это чувство, когда в груди
сильно бьётся, глаза смотрят на неё, и всё на свете – не важно.
Это чувство прекрасно. Но она уйдёт. И ты не сможешь последовать
за ней. Почему нет благодарности Спасителю за то, что он дал мне
такую возможность? Мне придётся разрушить этот мир. Её мир. Её
дом. Но, в конце концов, она отказалась от него, не стала
бороться за него. Наверно, у неё была такая возможность, ведь
так? Значит, она отринула его. Значит, меня ничто не держит. Я
уничтожу его. И плевать на потерянную память. Неужели тебе нужно
прошлое? Вдруг оно помешает быть с Девушкой? И захочу ли я его
вспомнить, ведь лишь раз в памяти всплыло: «Неназываемый». Что
это значит? Что за тайна над этим именем? Я отказываюсь от всего
этого. Враг мой – трепещи…
Взгляды
двоих столкнулись. Стояли по колено в грязи, но это не стоит
внимания. Оценивали друг друга.
В небе
громыхнуло. Раскат, достигший рубежа в середине, а затем
сошедший на нет – проворно взмыл по небесной лестнице, и
медленно, с достоинством сошёл. И вновь пошёл дождь, грязные
капли стекали по бледным лицам.
…Парень
ощутил, как по телу растекся жар, жилы пронзило болью, но он не
обращал внимания. Победа будет за мной. Я не знаю, кто
ты, неведомый противник, но ты встал между мной и Девушкой.
Извини, но ты умрёшь. А ты, Спаситель… Ты не прав.
Из
запястий выскочили лезвия…
…Келлос
сжал кулаки. Знал, сейчас прочнее стали, сила наполняла тело, с
улыбкой вспоминалось, как запыхался от бега.
В десяти
шагах тварь. Покрытая чешуёй, на месте рук – костяные ножи.
Меня ждёт месть, но вначале прекращу существование этого
чудовища. Спасибо, Спаситель, я с радостью исполню твою миссию,
эта тварь не достойна жизни. Молва говорила правду – в башне
Кутула рождаются страшные существа.
Побежал…
МЕССИИ
ВСТРЕТИЛИСЬ. ИХ ПУТИ СОШЛИСЬ, И ПУСТЬ ГРЯНЕТ БОЙ, КОТОРЫЙ РЕШИТ
ВСЁ.
И будь
здесь кто-то из Молодых Богов, ныне – Падших, или названных
Новых Богов, Дальних, прислужников Хаоса, Созидателей Пути, или
Тот, Кто Назвался Кицумом, они бы услышали последнюю фразу.
КАК ЖЕ Я ЛЮБЛЮ ЭТИ ДВА СЛОВА,
РАЗРУШАЮЩИЕ МИРЫ, – МЕСТЬ И ЛЮБОВЬ.
|
