|
Nil permanent sub sole.
Ничто не вечно под солнцем.
Напоследок он аккуратно
закрыл и запечатал все тайники. И — не оглядываясь шагнул в
портал.
Охваченный пламенем и залитый
кровью Мельин ждал его.
"Ибо пришел День Чести его. И
никто не может встать между ним и его Честью".
Башня располагалась на
вершине холма, вплотную к которому подступал лес. Стояла летняя
тишина, которая только и бывает в середине лета, в то время
суток, когда солнце еще не успело стать цельным, слепящим глаза
кругом, или, наоборот, окончательно уплыть за горизонт. Ни одной
живой души. Даже обитателей леса, мерзких трепалых, имеющих
какой-то насмешкой природы душу, не было слышно. А уж они-то
чувствуют разницу. Неведомо как, но чувствуют.
Значит, был в их отсутствии
смысл. Нет, конечно же, никуда они не исчезали, просто прятались
по самым глухим своим норам, и пережидали. Чего?.. Возможно,
этот вопрос мог быть интересным, но задать его существам не
умеющим говорить было чрезвычайно сложно. Впрочем, даже мысли
такой ни у кого в голове не появлялось. Как Дану презирали
хумансов, так и люди здесь презирали трепалых. Совсем по другим
причинам, правда, но презрение, как чувство, — однолико.
Маленькие, похожие на
бойницы, окошечки в камне затейливо огибали башню, на первый
взгляд совершенно беспорядочно, но на поверку составляя сложную
стереометрическую фигуру, магически охраняющую строение от
трепалых и прочих опасностей.
Создателем такого шедевра был
не кто иной — хозяин этой башни, величайший маг Ликарос.
Собственно, в одном из окошек, и можно было сейчас видеть его —
массивного, широкоплечего, с только-только начавшей пробиваться
сединой — усердно что-то пишущего стареньким пером по
расправленному пергаменту. Вот, в очередной раз он макнул перо в
стоящую рядом и придерживающую край пергамента чернильницу,
дописал предложение и, взмахнув рукой, со вкусом поставил точку.
А заодно и кляксу. Недовольно поморщился — ряд тяжелых морщин
рассек ему лоб — и пятна не стало. На том же месте осталась
аккуратная, поставленная сразу после слова точка.
Ликарос пробежал глазами по
словам, больше наблюдая за чистотой почерка, а не выискивая
описку. Маги его уровня ошибок не допускали. Разве что кляксу
они могли поставить... Но кто бы мог поручиться, что он не
поставил ее нарочно — чтобы сразу же убрать?.. вот так —
мимолетно, как сдувают пушинку со стола.
Добравшись взглядом до конца
документа, маг удовлетворенно хмыкнул и поднялся из-за стола.
Протянул руку и дернул за висевший под потолком шелковый шнурок.
Где-то внизу, на первых этажах башни, зазвенел колокольчик. И
тотчас — минуты не прошло, перед магом явился средних лет
мужчина, одетый в ливрею лакея.
— Вы звали, мастер Ликарос? —
спросил он, после того, как прикрыл за собою дверь.
Маг молчал. Он стоял спиной к
слуге, заложив руки, и смотрел в окно. Изредка влетающий в
комнату ветерок легонько теребил его рубашку и смоляные пряди,
спускающиеся до плеч. Лакей ждал.
— Спарк, ты можешь оказать
мне услугу? — будто обращаясь к окну, наконец произнес маг.
— Конечно, мастер Ликарос,
ведь это моя работа...
— Да-да, работа... — словно
не слыша, пробормотал маг. И вдруг воскликнул: — Работа!
— Прошу прощения? — слуга
растерялся.
— Да, Спарк, для тебя будет
работа. Ты хорошо служил мне все эти столетия, — маг вдруг
осекся, негромко пробормотал что-то, но продолжил, как ни в чем
не бывало: — и, думаю, ты будешь способен выполнить для меня эту
работенку.
— Все что пожелаете,
мастер... — проговорил лакей.
— Нет, Спарк! Ты можешь
отказаться... Дело в том, что это будет опасно. Почти
наверняка... — Маг вдруг резко развернулся и словно проткнул
слугу своим взглядом. — Почти наверняка — смертельно опасно.
Спарк вздрогнул — то ли от
неожиданного заявления хозяина, то ли от его буравящего,
проникающего насквозь, взгляда.
— Я дам тебе возможность
уйти... в случае успешного завершения дела. В противном случае я
собственноручно воскрешу тебя. Не хочу терять столь преданных и
хороших слуг.
Намек был довольно
прозрачным. Спарку давался шанс, и он не мог им не
воспользоваться.
— Я... согласен...
Ликарос подошел к Спарку и
покровительственно похлопал его по плечу. Другого ответа от
слуги он и не ждал.
Ночной кошмар был потрясающе
реален. Лайк даже не сразу понял это: он лежал некоторое время
на теплой, мягкой траве и боялся пошевелиться. Он почти не
помнил его — только последние мгновения, но точно знал, что
засыпал не здесь, а в постели у себя дома. Он открыл глаза и
медленно перевернулся на спину.
Кроны деревьев закрывали
полнеба. Пронзительно-голубого неба, менявшего свой цвет на
розовато-красный при приближении к горизонту. Лайк приподнял
голову.
"Действительно, закат", —
подумал он.
Двенадцатилетний мальчик,
босой, в одной лишь пижаме, встал на ноги и огляделся вокруг.
Лес. Чистый, не захламленный,
полный больных кустарников и умерших или уродливых деревьев —
как вокруг деревушки Лайка... Уродливых из-за Ливня, каждую
осень стучавшегося о крышу его дома. Просто лес. Ни горящих
нечеловеческой злобой глаз, ни безобидных зверьков, ни птиц или
кого-нибудь еще. Повсюду лес.
Лайк даже не был испуган.
Только удивление — неяркое, будто подавленное другими, более
сильными чувствами... Но вот других чувств мальчик почему-то не
испытывал.
Поскольку кругом была одна та
же картина, Лайк пошел на восток. Чтобы завтра, когда настанет
утро, он смог идти на восходящее солнце. Зачем?.. Просто ему так
хотелось.
Морщась от попадающих под
ноги веток и камешков, он зашагал против солнца, временами,
когда деревья раздвигались, наступая на собственную тень.
Он шел долго, наверное прошел
час, прежде чем он наткнулся на муравейник. Его невозможно было
ни с чем спутать: большая горка из хвои была словно присыпана к
дереву. Лайк присел. На поверхности не было видно ни одного
муравья. В общем-то, они могли и начать отходить ко сну, но так,
чтобы каждый уже был внутри... Лайк пошарил рукой сзади себя,
взял попавшуюся палку и разворошил ею горку.
Только хвоя и песок.
Муравейник был покинут.
Одна нога еще стояла на
тверди, когда вторая уже падала в пустоту, утаскивая за собой
все тело. Фесс от неожиданности закричал и, пролетев метра три,
упал на теплую, мягкую траву, насилу успев выставить руки. Плечо
сразу же отозвалось болью, но он моментально вскочил на ноги.
Впереди, внизу холма,
расстилался лес. Фесс резко развернулся и увидел...
Башню, вздымающуюся над ним,
точно Raggacmia над карликом-недоростком.
Усилием воли Фесс захлопнул
свой рот и побежал вокруг башни.
Какого черта? Что произошло?
Почему кристалл не сработал? Или Хюммель все-таки успела
помешать ему сработать? Или ему помешало что-то другое?
Почти сразу же Фесс увидел
вход и уже неспешно подошел к нему.
"Какого черта? — опять
мысленно воскликнул он. — Мало ли кто там внутри! В Мельине
сейчас льется кровь, а он, воин Серой Лиги, не может нормально
пройти в портал!"
Он достал очередной, размером
с указательный палец, голубой кристалл. Сейчас было не до
изысков, и поэтому он воткнул его прямо в землю перед собой.
Жаль камня, теперь уже двух — это на один-то переход! Отошел на
шаг, сконцентрировался, вздохнул поглубже...
Ничего не произошло.
Он попробовал еще раз.
Напрягся максимально, настолько, насколько вообще был
способен... Капелька пота скатилась по лбу...
Тщетно.
Разозлившись, он выхватил
камень из земли и дернул на себя массивную входную дверь.
Возможно, стоило убедиться, что здесь не было поставлено ловушек
или более банальных охранных заклинаний, но Фесс не сделал
этого. Он был слишком разозлен.
Что-то встало между ним и его
Честью.
Внутри было тихо и пустынно.
Унылая серая гладь камня, изредка завешенная гобеленами, на полу
— истертый ковер, явно пролежавший здесь не одно десятилетие.
Несколько скамеечек и деревянных дверей.
Осторожно, стараясь ступать
по ковру, чтобы не создавать лишнего шума, Фесс зашагал вдоль
гобеленов. Где-то в конце коридора слышались приятные звуки.
И с каждым шагом они все
усиливались. Мелодия показалась Фессу очень красивой, нежной и,
в то же время, печальной — он никогда не слышал такой ранее.
Тихий лепет, легкий всплеск звука, несколько громких нот... И
голос. Божественно-прекрасный, под стать музыке, голос.
Мы смотрим на
небо,
И ветер
ласкает нам щеки.
Фесс замер около двери. В комнате,
напротив окна, спиной к вошедшему, сидела девушка и пела,
перебирая своими пальчиками струны арфы.
Мы прожили
целую вечность,
Но там не
прошло и секунды.
В том мире,
где нету раздоров,
Мы были б
друзьями...
Но здесь наши
жизни стоят немного.
Однажды —
поймешь ты, наш выбор
Решают не
звезды;
Не люди, что
Боги,
И лишь
притворяются ими; не мы...
Однажды — ты
вспомнишь, устав от геройства,
То, с чего
начал:
Жизнь не
бессмертна.
Тогда же —
осмыслишь, что нету ценнее ее
Ничего во всем
мире.
Но уже не
изменишь пути,
Потому что
никто не уйдет от судьбы.
Вот почему мы
просто живем...
И смотрим
привычно на небо,
И ветер
ласкает нам щеки...
Девушка замолчала. Арфа тоже
умолкла.
— Тебе понравилась моя песня?
— последовал вопрос. Девушка встала и повернулась к Фессу. Она
была очень высокой, возможно даже выше Кэра, светловолосой
(хотя, лучи, пробивавшиеся через окно, придавали ее волосам
загадочный красноватый оттенок) и очень красивой. Легкое
разноцветное платье подчеркивало ее фигуру, а на ногах у нее
были плетеные сандалии, и она ступала мягко даже по камню, когда
подходила к Фессу поближе.
— Да... да, — прошептал Фесс
из-за охватившего его смущения. Впрочем, почти сразу он взял
себя в руки — обучение в Серой Лиге, как он уже не раз
убеждался, не пропало даром. — А вы всегда так гостей
встречаете... с песней?
Девушка улыбнулась.
— Нет, просто ты должен был
постучать кольцом по двери, вместо того, чтобы самостоятельно
входить внутрь. Тебе открыли бы.
Фесс опять смутился. И
правда, не слишком он хорошо поступил, ворвавшись в башню и даже
не постучавшись! Но девушка словно не заметила его смущения.
— Мое имя Делифина. А как
зовут тебя? — спросила она.
— Не знаю, — пробормотал он,
чем вызвал у нее очередную улыбку. — Зови меня Фесс.
— Хорошо, — легко согласилась
она. — Может быть, Фесс, ты проголодался, или хочешь поспать?
— Нет, — наконец-то он смог
перейти на волнующую его тему. — Я очень хочу выбраться отсюда.
Портал каким-то образом выбросил меня здесь. Но другой мне
почему-то не открыть...
— Да, я понимаю. Все именно
так и оказываются здесь.
Фесс перевел дыхание. Раз
случившееся с ним для нее не в новинку, уже должен быть найден
способ выхода из этой головоломки.
Но тут его пробрала дрожь.
— Все — это кто? — с
замиранием спросил он.
— Слуги. Наши слуги. — Она
запнулась, глядя на недоумевающую физиономию Фесса, и пояснила
еще раз: — Все — кроме меня и моего отца.
— Но почему они ваши слуги? —
невольно попятившись, спросил Фесс.
Делифина пожала плечами.
— Тут больше нечего делать.
Бесконечный лес, простирающийся вокруг, и только одно место, где
живут люди. Наша башня.
— Но почему они опять не
воспользуются порталами? У них нет необходимых камней, и никто
не знает соответствующих заклятий?
Делифина вновь улыбнулась. На
этот раз виновато и как будто печально.
— Фесс, любые порталы, если
их путь в Междумирье проходит через наш мир, кончают его здесь.
И все потому же в нашем мире не сможет открыться ни один портал.
Фесс потерял дар речи. Он
стоял, опираясь спиной об стену, и хватал ртом воздух.
— Какая тебе разница, Фесс,
быть слугой судьбы, или стать нашим слугой? Ты еще поймешь
преимущества новой жизни. — Девушка провела рукой по волосам. —
Спарку как раз нужна была замена.
Тот, кому как раз нужна была
замена, собирал свои вещички. Собственно говоря, их было
немного. Маленький амулет — безо всяких магических свойств — с
изображением своей жены, которая уже очень давно умерла, надо
полагать. Трубка, которой он не пользовался вот уже без малого
двести пятьдесят шесть лет, маленький мешочек сушеных трав с
доброй примесью семени болотного белоцвета, оставленный в память
о своем увлечении. Как жаль, он иногда думал, что здесь не
имелось болот... Бывало, он даже не мог терпеть, и в тайне от
всех вдыхал запах этого мешочка, и тогда — переносился домой: в
то жилище, которое зачем-то часто покидал; видел свою Варлину,
еще совсем молодую, с которой прожил... много, но, конечно,
несоизмеримо меньше, чем он существовал здесь; вновь был за
одним столом со своими приятелями, лиц которых уже почти не
помнил...
Спарк осторожно положил
мешочек в рюкзак. Он не оставит свою память здесь.
Он заберет ее с собой.
Дверь в его маленькую
комнатушку тихонько приотворилась. Вошла Ким, одна из служанок,
к которой Спарк имел некоторое время определенный интерес. Скоро
его чувства угасли, но не пропали совсем. Это относилось и к
Ким.
Когда она опустилась к нему
на кровать, Спарк заметил слезы на ее лице. В комнате не было
окон, и от пламени единственной свечи, стоявшей на столике,
казалось, что в ее глазах пляшут искорки. Искорки любви.
Спарк поднял руку, вытер ее
слезы тыльной стороной ладони. И сказал:
— Не стоит плакать. Все
хорошо.
Она покачала головой.
— Все плохо. Очень плохо.
— Не волнуйся за меня. Я сам
делаю свой выбор. Никто не решил за меня, поверь. Даже Ликарос.
— И даже судьба? — горько
улыбнулась она.
— И даже судьба, — заверил ее
он. И вдруг встряхнулся. Понял. — Я знаю, почему ты плачешь. Оно
того не стоит, правда. На замену мне придет другой. Гораздо
более молодой и сильный. — Он погладил ее по голове.
— Уже пришел, — прошептала
она. — Гораздо более молодой... и сильный.
— Вот видишь, — горько
усмехнулся Спарк. — Так что успокойся...
Ким вдруг отстранилась.
— Ты не понимаешь!.. Ты
все-таки слишком плохо меня знаешь, Спарк... — Она помолчала. —
Все знают, зачем ты уходишь. Да, ты уже все рассказал им, и они
тебя поддержали. Но, все-таки, ты заметил, что многие из них
отворачивали головы? Что после твоего выступления они ходили
подавленные и молчаливые? Карлос, мальчишка Карлос, наплевав на
предостережения мастера Ликароса, чуть не убился по собственному
желанию!
— Что? — ужаснулся Спарк. Он
знал, что после суицида Ликарос, как правило, воскрешал
несчастного. И убивал собственноручно — только для того, чтобы
воскресить снова. И так раз десять — не скупясь в средствах и
испытывая самые интересные, как он выражался, новоизобретенные
заклятья. И как правило, после такого уже никому не хотелось
умирать.
— Его еле успели остановить,
— добавила она. — И, скажи мне, ты действительно не понимаешь,
почему это происходит?!
Спарк понимал, прекрасно
понимал. Но Ким уже разошлась, и лучше было дать ей остыть
самой.
— Мы пытаемся жить, как
лучше. Мы находим способы: подшучиваем друг над другом,
устраиваем игры, если нам разрешает мастер Ликарос, радуемся, в
конце концов, что живем! Мы привыкли, и большего нам не
требуется! Но когда кто-то приходит или, тем более, уходит от
нас — мы вспоминаем! Вспоминаем все: любимых людей, которых
потеряли навсегда, свой родной дом, свой старый образ жизни!
Вспоминаем, что здесь мы как в заточении, и что будем жить в нем
вечно! Что никто и никогда не узнает про нас, никто не сможет
помочь нам! Безысходность толкнула Карлоса на смерть, именно
безысходность девятым валом прокатывается по нам всем, и эта
волна рождена толчком, который сделан тем, кто уходит... — Она
вдруг зарыдала, но закончила сквозь слезы: — И никогда не
вернется...
Спарк обнял девушку за плечи
и притянул к себе. Он все-таки не понял, из-за чего в
действительности она плачет.
Солнце так и не село в тот
день. Лайк честно попробовал заснуть, но на траве и опавшей
хвое, да к тому же почти голым, это было очень неудобно. Лайк
провалялся часа три, но красный свет, льющийся сквозь веки и
легкий, но ощутимый холодок от земли не давали ему заснуть. В
конце концов, помятый и замерзший, он встал и продолжил свой
путь.
Куда он шел? Зачем? Как здесь
оказался? Он не мог понять. Но не только не мог, но еще и не
хотел. Будто это было не столь важно. Как во сне: летаешь, точно
птица, но с чего вдруг, тебя не волнует.
Он помнил, что засыпал под
перестук убийственных капель Ливня по крыше. Мать все-таки
уложила Лайка в постель, несмотря на его страх. Надо же: заснул
— в страхе, почти наверняка беспричинном, а проснулся — без
страха, хотя причин для него хоть отбавляй!
Но кое-что его все же
волновало: что он будет есть, когда живот начнет подводить от
голода, найдет ли воды, если захочет пить, и где сможет заснуть,
буде совершенно измотан. Странно, раньше он никогда не
интересовался такими вещами, а сейчас эти вопросы возникли сами
по себе.
И, наверное, для того, чтобы
найти на них ответ, он шел, наступая босыми ногами на свою тень.
Лайк прошагал еще час, и уже почувствовал усталость, но она
быстро улетучилась, когда он увидел за деревьями просвет. Почти
пробежав остававшееся расстояние, он выбрался из леса.
Перед ним лежало поле.
Огромное, до самого горизонта, поле. Оно было все усажено
каким-то низкорослым, по колено Лайку, зеленым растением.
Шершавые листья неприятно терлись об его ноги. Лайк присел,
вгляделся: ботва ботвой. Но такого растения он не знал, и
возможно, плоды должны были появиться позднее.
Решив, что поход через это
поле — пытка, похуже хождения босиком по лесу, он пошел вдоль
него. Тут не было деревьев, и росла лишь одна трава, так что
идти было одно удовольствие. Удовольствие еще более сильное
оттого, что Лайк понимал — он почти наверняка нашел людей.
Сейчас надо будет всего лишь обойти поле — и он найдет несколько
домиков, а, может, и целую деревушку, в которой сможет нормально
поесть и поспать.
Но Лайк шел долго, а ничего
подобного на глаза не появлялось. Более получаса прошло, а поле
все не имело конца. Казалось, оно вообще его не имеет, хотя
соображение, пришедшее ему на ум, что оно могло быть круглым,
Лайк посчитал весьма сомнительным.
Возможно, он так бы и
заночевал "в поле", причем в буквальном смысле, но тут ему
повезло. Поле слегка сужалось, и полоса голой травы между ним и
лесом расширялась. Лайк же, между тем, старался идти вдоль
ровных рядов ботвы и, тем самым, все дальше и дальше удалялся от
леса, превращавшегося издали в сплошную стену. Так вот и
наблюдая за ним, он заметил какое-то гигантское дерево,
вознесшееся над всеми остальными. Ему рассказывали, что в лесу
Дану бывают такие, хотя Лайк никогда их не видел воочию. Но тут
понял, что это и не дерево вовсе. Он прищурился. Действительно,
это был просто столб, а скорее, башня, которая была выше всех
деревьев (к тому же, она могла стоять на холме).
Не долго думая, Лайк свернул
с намеченной дорожки и пошел в лес, из которого недавно вышел,
тем самым, двинувшись практически в обратном направлении.
Фесс ясно чувствовал, что
петля на его шее затягивалась, и с каждым шагом — все сильней и
сильней. Когда он станет их слугой (а ничего другого просто не
оставалось), он уже ничего не сможет сделать: борьба с
величайшим магом, как назвала своего отца Делифина, просто
глупость, особенно, когда все твои пути к отступлению отрезаны.
В Серой Лиге его учили сопоставлять свои силы с силами врага и
действовать исходя из получившегося соотношения.
Сейчас, ясно понимал Фесс,
сей коэффициент безудержно стремится к нулю.
Поэтому нужно было срочно
что-то предпринять — пока он не стал нулю равен.
Но пока что он молча шел за
Делифиной по первому этажу башни, а она ему увлеченно
рассказывала, где и что у них с отцом тут расположено и зачем
это все нужно. В общем, расписывала "прелести новой жизни".
— За этой дверью дальше по
коридору будет кухня. Сначала, я думаю, мы пристроим тебя туда,
но потом ты будешь иметь возможность выбрать, где работать...
— Потом — это когда? —
изобразив живейший интерес, спросил Фесс.
— Ну... лет через сто. Это в
лучшем случае — если будешь работать хорошо и прилежно. Многие,
кстати, через этот срок не желают покидать свое место.
Привыкают.
Фесса передернуло. Избежав
одного плена — в родном доме, как это не прискорбно, он попал в
другой, который не лучше смерти. "Может, Хюммель, бросившись
очертя голову за мной, тоже окажется здесь? — вдруг осенило
Фесса. — И тогда она вытащит меня отсюда? Уж лучше проторчать
сто лет в предрекаемой ею паутине у себя дома, чем гнить
здесь... гораздо дольше". Фесс знал, что просто не выдержит. Это
будет для него пыткой похлеще тех, что проводят умельцы Радуги.
Он нарушит все правила этого Ликароса, и результат не заставит
себя ждать.
Тем более, Фесс решил не
надеяться на Клару. Уж если попадет она сюда, то окажется точно
в таком же положении, что и он, воин Серой Лиги.
— ...Мы выращиваем самые
разнообразные и вкусные овощи. Ты никогда раньше не пробовал
таких, Фесс. Уверена, тебе понравится, — продолжала увещевать
Делифина. — У нас здесь поля, недалеко в лесу. Тебе будет
позволено сходить посмотреть на них. Возможно, ты сможешь потом
работать там...
— Лет через сто, — поддержал
ее Фесс.
— Да... — согласилась
Делифина. Почему-то Кэр не смог уловить интонации, с которой она
ответила ему, не смог понять ее собственного отношения ко всему
этому. — Многим нравится работать на свежем воздухе, говорят,
что это полезнее для здоровья.
— К чему здоровье, когда вы
всех тут делаете бессмертными? — спросил Фесс и по лицу девушки
понял, что попал в точку.
— За этими дверями, —
Делифина проигнорировала его вопрос, — коридоры ведут к комнатам
слуг. Твой коридор — правый, — показала она рукой. — Ты будешь
жить в комнате Спарка, это первая слева...
Внезапно дверь, в сторону
которой была направлена рука Делифины, открылась. Из-за нее
появился человек, лет которому по обычным людским меркам было
где-то под сорок. Был он ростом с Фесса, лицо его покрывала
густая щетина, несбритая, казалось бы, нарочно; другой
достопримечательностью был огромный, картошкой, нос. Глаза его
скользнули по Делифине и застыли на Фессе. И в них Кэр прочитал
скорбь и глухую тоску, от которой ему сразу же стало не по себе.
— Гораздо более молодой и
сильный? — риторически спросил он.
— Не поняла тебя... — начала
Делифина.
— ...Спарк, — негромко
закончил за нее Фесс.
— Простите, госпожа Делифина.
Я сказал это сам себе, — ответил человек. — Ты, кстати,
правильно понял, — обратился он к Кэру, — меня зовут Спарк.
— Мое имя — Фесс.
— Здравствуйте, мужчина, —
откозырнул Спарк. — Но, как это ни печально, боюсь, что и до
свидания тоже.
Фесс ошарашено кивнул.
— Прощайте, госпожа Делифина,
— он галантно поцеловал ей руку.
— Уже уходишь, да? — с ноткой
печали спросила она. — Ну что ж, удачи тебе. И спасибо. Ты
хорошо служил нам.
— Прощайте. И попрощайтесь за
меня с Ликаросом, — сказал Спарк и, повернувшись, быстро зашагал
к выходу.
— Он уходит? — еле слышно
пробормотал Фесс. — Значит, от вас все же можно уйти?
— Конечно, можно, — ответила
Делифина, тронувшись дальше по коридору. — Если ты не наш слуга.
Только мой отец может дать приходящим работу у нас. И только он
может снять с них эту обязанность — но только в исключительных
обстоятельствах, а не по прихоти слуги. Тот же, кто не является
нашим прислужником, волен делать, что захочет. Если это,
конечно, не противоречит нашим правилам. Ведь никто не даст тебе
еды, не предложит свой кров, чтобы ты смог заночевать — уже на
второй день твоего пребывания здесь. Ну и конечно, ты сможешь
уйти. Если получится.
У Фесса получится. Он теперь
точно знал — у него получится.
— Кстати, называй моего отца
мастером Ликаросом. А не как это сделал Спарк, хоть и имел на
это право, поскольку уже не слуга, — словно между прочим сказала
Делифина.
Фесс молчал: он обдумывал
возможный выход из западни. А выход был. Надо взять у Ликароса
амулет — любым способом, — который перенесет его в Мельин, к
своим. У него должен быть такой, ведь, как бы то ни было, он —
величайший маг!
Фесс все же ответил Делифине:
— Я буду называть его так,
как хочу. Потому что я еще не слуга вам. — "И не буду им", —
добавил он про себя.
Ликарос стоял у своего
письменного стола, заложив руки за спину, и смотрел за окно. Со
стороны могло показаться, что человек отдыхает душой после
тяжелого трудового дня, любуясь алым неслепящим солнцем. Но,
приглядевшись, по его немигающим глазам и сосредоточенному
взгляду, можно было понять, что он решает какую-то непростую
задачку внутри себя.
Проклятый мальчишка! Ну
откуда он мог здесь взяться? Кто мог его перенести сюда? Кто? И
зачем? Кому это все нужно? Кошмарно... Просто кошмарно... И это
не весь ужас — главная напасть в том, что величайший волшебник,
тот, на ком, можно сказать, держится вся Радуга, задает такие
вопросы. Уверенность есть только в одном: мальчишка, несомненно,
несет в себе зло. Можно было бы просто его прихлопнуть, точно
муху, но кто бы дал гарантии, что это не принесет еще большей
беды? Кто, если даже величайший волшебник не может их дать?!
Нужно его нейтрализовать как можно чище. Желательно, без
применения магии. И еще более желательно, пока он сам не понял,
кем является. Ведь он марионетка, нет сомнений — всего лишь
марионетка, но тем плачевнее может быть исход, если не сделать
все вовремя. И правильно. Его не проймешь ни страхом западни, из
которой не выберешься, ни страхом за свою собственную жизнь; его
не подкупишь и не задобришь, ему этого и не надо вовсе. Зло
выполнит свою миссию — и рассеется до лучших — вернее, худших —
времен. Оно никогда не исчезает навсегда. Хотя, возможно, в этом
есть и плюс. Поработать не только магией, но и головой.
Сразиться с настоящей опасностью, а не с жалкими непослушными
прислужниками или недобитыми трепалыми...
— Папа! Познакомься, у нас
гость, — раздался за спиной голос дочери.
Маг вздрогнул. Он так
потерялся в своих мыслях, что не почувствовал, как дверь в его
комнату открылась (она не запиралась никогда — никто не мог быть
опасным для величайшего мага в его же рабочем кабинете!). Ничего
страшного, что он не ощутил приближение Делифины, но близость
незнакомого человека, да еще мага, обязан был почувствовать.
Оттого и вздрогнул. "Старею, — сделал он неутешительный вывод
для себя. — Хоть и при кажущемся "бессмертии" — все равно
старею".
— Здравствуйте, молодой
человек, — сказал маг. — Я думаю, мое имя вы уже знаете. Но на
всякий случай все же представлюсь: Ликарос.
— Здравствуйте, Ликарос, —
ответил молодой человек. — Мое имя Фесс.
— Ну что ж, очень приятно,
Фесс. — Из-за свалившихся неприятностей маг решил укоротить
процедуру знакомства до минимума, совсем не так, как он делал с
предыдущими "гостями", приходящими не чаще, чем раз в пятнадцать
лет. — Делифина покажет вам ваши покои... Милая моя, отведи,
пожалуйста, Фесса в комнату Спарка. Прикажи кому-нибудь
прибраться там и сменить ему белье... Так что, молодой человек,
располагайтесь поудобнее, — Ликарос даже выдавил подобие улыбки
на лице, большего он сделать не мог, да и не желал.
Фесс спокойно выслушал
напутствие мага, вежливо позволив ему закончить, и так же
спокойно заговорил сам.
— Я искренне прошу прощения у
его светлости, мастера Ликароса, — начал он, специально подобрав
учтивый, на грани лести, тон, но именно на грани, чтобы его не
смог распознать волшебник, — однако не могу принять не
высказанного им, но несомненно подразумеваемого предложения
остаться здесь надолго в качестве работника по хозяйству, иначе
— слуги. Обстоятельства вынуждают меня идти на этот шаг, ведь я
воспользовался порталом, чтобы поскорее прибыть на место
сражения — в Мельин, где бьются с недругами мои товарищи, но
волею случая оказался здесь. Им необходима моя помощь, и мне
необходимо как можно скорее попасть туда, поэтому я беру на себя
смелость испросить у вас зачарованный камень, возможно, в обмен
на что-нибудь, который перенесет меня в город, или, если это в
ваших силах, самолично сотворить портал перехода. Я думаю,
излишне говорить о том, что благодарность моя к вам будет
безмерной, кроме того, я буду готов оказать вам любую услугу в
будущем, какова бы она ни была, — в этом месте Фесс слегка
покривил душой, но заставил себя об этом не думать.
Он замолчал. Молчал и
Ликарос. Молчала и удивленная Делифина.
— Молодой человек, —
страдающим тоном, будто дряхлый старик, заговорил он, — разве
вам моя дочь еще не рассказывала, почему мы здесь вынуждены жить
вечно? Разве, вы думаете, по своей воле мы торчим здесь в полном
одиночестве в этом бесконечном лесу? Вы, вдобавок, наверно,
предполагаете, что Ликарос — бесчувственный и злобный изувер, не
дающий несчастным людям выбраться из этого места и нарочно
закрывающий действие любой магии в округе, отбирающий камни и
амулеты с заклятьем портала, вложенном в них, заставляющий людей
день и ночь вкалывать на него ради того, чтобы он позволил им
заночевать у него в башне?
Фесс ошарашено молчал. Весь
его план летел в тартарары, теперь он действительно не знал, что
делать, раз даже величайший маг не мог выбраться отсюда.
Ликарос, тем временем,
воспринял гримасу Фесса вполне однозначно.
— Вижу, вы действительно так
считаете... Что ж, позвольте вам объяснить. Мы внутри временного
пузыря. Я это так привык называть. Позвольте объяснить. В один
"прекрасный" день, часть леса и стоящая посреди него башня,
внутри которой вы имеете сейчас честь находиться, была как будто
накрыта невидимым колпаком. Этот колпак оградил внешнее течение
времени от того, которое течет внутри него, то есть время вне
пузыря — остановилось, в отличие от времени внутри пузыря. Мы,
как видите, ходим, разговариваем — тогда как солнце на горизонте
стоит и не движется. Посмотрите на него, это рассвет; именно
рассвет, хотя его почему-то постоянно путают с закатом; так вот,
этот рассвет — вечен. С "утра" до "ночи" и с "ночи" до "утра" мы
видим на небе одну и ту же картину — рассвет. Внутри пузыря
проходят века, тогда как вне него не прошло и секунды. Да, я
знаю, внешний мир тоже движется, не стоит на месте и не ждет,
пока исчезнет колпак и время сможет везде пойти одинаково. Наш
пузырь откололся, если хотите, телепортировался, и это уже
другой мир, так же как и другие, существующий в Междумирье, и
сквозь него, так же, как и сквозь другие, проходят пути
порталов... Но не реагируя на существенные, подчас, изменения в
"скорости времени" в разных мирах, они прерываются в случае,
если эта скорость, относительно другого мира, бесконечна... И
выбрасывают вас.
Уже понявший, что обречен,
Фесс все же собрался с духом, чтобы уточнить:
— А если пройти лес,
выбраться за пределы пузыря и там уже воспользоваться порталом?
Там, где время не бесконечно?
— Лес бесконечен. Тебе
уже говорили.
— Но — как? — поразился Фесс.
— Не имею понятия. — Маг
развел руками и тут же, без перехода, сказал: — Делифина,
проводи нашего слугу в его покои.
Фесс покачал головой:
— Я не ваш слуга. Я никогда
не буду вашим слугой!
И, развернувшись, он побежал
вниз по винтовой лестнице, к выходу из башни.
Идти стало гораздо легче,
когда Лайк нашел тропинку, ведущую прямиком к башне. Деревья
слева и справа от нее были вырублены на некотором расстоянии, а
под ноги не попадались ни сухие веточки, ни камешки. Раскидистые
кроны деревьев закрывали небо над головой, и Лайк шел почти что
в потемках, но на горизонте был ясно виден черный силуэт башни,
словно выгравированный и замазанный тушью на алом диске
заходящего, как он думал, солнца.
Впрочем, теперь уже было
понятно, что оно не заходит и не восходит, а просто застыло,
точно его кто-то удерживал и не давал сдвинуться. Может быть,
так оно и было.
Тишина давила. Поначалу это
было не очень заметно, безмолвие — пусть оно и в лесу, но что с
того? Теперь это начинало раздражать. Только глухой отзвук шагов
по протоптанной дорожке, покрытой лишь опавшими листьями и
хвоей. Шумное дыхание, слышимое только самим Лайком... И шелест
травы за спиной.
Мальчик обернулся. Никого.
Только шевелятся заросли высокой и ярко-зеленой травы около
толстенного ствола какого-то дерева. Лайк хмыкнул и, еще не
успев развернуть голову обратно, сделал шаг вперед...
...И полетел вниз. Листья и
хвоя расступились, и под ними оказался зияющий чернотой провал,
в который и угодил Лайк. Он еще успел уцепиться рукой за землю,
но его тело уже падало в дыру, и мягкий, податливый чернозем не
мог удержать вес мальчика, осыпаясь и падая во тьму вместе с
ним. Лайк заорал, но когда упал боком на выступавший из земли
камень, весь дух вышибло из него, и глубже, сквозь сеть корней,
он падал уже молча, хоть его переворачивало и било о выступы
немилосердно. Когда туннель расширился, мальчика перестало
задевать об стены, но скорость его увеличилась, и с последним
ударом он, как ему показалось, перестал дышать.
Через несколько секунд он все
же сделал осторожный вздох. Потом еще один. Ничего, ребра вроде
бы целы. На удивление, целы, следует добавить. Лайк поднял
голову и сел. Нормально. Теперь бы еще встать...
И боль вонзившейся стрелой
сковала его голень. Лайк бессильно рухнул.
Его окружала тьма. Света не
было совершенно, даже сверху, в проеме, оказавшегося в потолке
на высоте трех метров, была темнота, лишь слегка разгоняемая
тусклым свечением, точно от тлеющей лучины.
Кроме этого прохода, Лайк мог
видеть один лишь свой силуэт...
И несколько пар горящих алых
глаз во тьме.
Делифина догнала Фесса лишь у
самого выхода.
— Подожди! — крикнула она.
Фесс остановился.
— Что тебе нужно? — спросил
он ее, развернувшись.
— Возьми это. — Она вложила в
его ладонь синий пакетик. — Тебе пригодится.
— Что это?
— Это — ампула. Когда
поймешь, что единственный вариант — возвратиться, но твоя честь
или гордость не будут позволять этого сделать, сожми ее в
кулаке. И вспомни всю свою предыдущую жизнь, все, о чем бы ты
пожелал забыть. И тогда приходи. Так тебе будет легче.
Фесс посмотрел ей в глаза,
потом опустил их и глянул на ампулу. Синий, мягкий на ощупь
пакетик, похожий формой на большущий орех. Фесс медленно
перевернул ладонь, и пакетик мягко шлепнулся на пол.
— Вы не отберете мою жизнь, —
сказал он, наступая ногой на ампулу. — И мою честь.
Фесс ушел, оставив Делифину
стоять в задумчивости. От хлопка входной двери зеленые пылинки,
закружились в неведомом танце, то соединяясь между собой, то
рассыпаясь и вырисовывая в воздухе причудливые фигуры. Но, не
найдя ничьего желания стереть себе память или хотя бы маленький
ее кусочек, вскоре утихли на полу, около раздавленного синего
пакетика, да и истлели вместе с ним через две минуты.
Спарк шел к полю, по той же
тропинке, что и Лайк — незадолго до своего падения. Конечно
того, что он угодил под землю, Спарк еще не ведал, он просто шел
по тому пути, который указал ему Ликарос. Спарк не знал, сможет
ли выполнить данную ему магом "работенку", но лучше бы он смог,
иначе кара будет ужасна. Мало того, что он еще на несколько
сотен лет останется здесь, так еще наверняка вспомнит, каково
оно — недовольство хозяина. В прошлый (и, слава Истинному Богу,
единственный) раз оно имело пренеприятные последствия для
Спарка. Он бы не хотел вновь навлечь на себя гнев величайшего
мага.
Спарк не прошел и половины
пути до того провала, в который попал Лайк, как кто-то сзади
окликнул его. Бывший слуга ловко выдернул из-под полы серого
однотонного плаща кинжал и резко развернулся, встав в боевую
стойку... Но тут же, увидев, кто приближается, расслабился и
засунул кинжал на прежнее место.
— О! Мужчина! Снова
здравствуйте! Я вас по голосу и не признал!
— Здравствуй, Спарк. Ты
неплохо держишься... для слуги.
— Да, — отмахнулся он. —
Приходилось иногда выбегать в лес за свежим мясом.
Фесс такого заявления не
ожидал.
— Во временной пузырь попали
и животные?
— Конечно. Большинство,
правда, особенно несъедобные, сгинули. Тут виноват не столько
вечный рассвет, сколько Ликарос, я думаю. Но, между тем,
появились и новые: некоторых создал он сам, а некоторых —
природа, как, например, трепалых. Правда, они, скорее, разумные,
нежели животные, поскольку имеют душу... Мне кажется, что
имеют...
Фесс промолчал.
— Мужчина, скажите мне,
Ликарос отпустил вас на прогулку со мной?
Фесс покачал головой.
— Я не захотел быть слугой. Я
отказался. Я пойду с тобой и уйду туда, куда уходишь ты.
Спарк издал нечленораздельный
возглас и как-то странно посмотрел на Фесса.
— Ты уверен, что хочешь?
Таких случаев очень мало. Обычно сначала не хотят и остаются
слугами, а потом, лет через пятьдесят, хотят очень сильно, но им
уже никто не позволяет...
— Именно потому и хочу.
— Ну что ж, мужчина. Тогда
пошли. — Спарк полопал Фесса по плечу.
Они тронулись.
— Учти, мне нужно выполнить
одно поручение. Так что сначала, раз уж ты здесь, тебе придется
помочь мне.
— Хорошо.
Некоторое время они прошли
молча. Затем Фесс спросил:
— Чем здесь занимается
Ликарос?
— А разве Делифина не
рассказала тебе? Его занятие — гранотворчество.
— Что???
— Он сочиняет заклинания. Вот
ты без проблем, мне кажется, можешь сотворить файербол. А, к
примеру, зеленый файербол тебе уже будет не по зубам. Великому,
ну или просто магу со стажем, это будет не так сложно сделать —
на уровне мыслеобразов, конечно. Но вот если Ликаросу взбредет в
голову выдумать заклинание "зеленый файербол" и придумать
простенькие пассы и словечки для его вызова, а ты будешь эти
пассы и словечки знать — то зеленый файербол сделаешь и ты.
Зачем нужен зеленый файербол,
когда и обычный не так плох, Фесс не знал, но общий смысл
примера был для него ясен.
— Это, конечно же, примитив.
Некоторые заклинания настолько сложны, что на мыслеобразах их не
в состоянии сделать даже высочайшие гранды Радуги. А Ликарос
может. Создаст такое заклинание, сочинит более простые
инструменты для его вызова, и тогда его выполнит и более слабый
маг...
— Подожди! — вскричал Фесс. —
Ты знаешь Радугу?
— Ну да... За триста лет, что
я здесь, не забуду того Бирюзового, из-за которого пошел через
портал...
— А сколько лет здесь эта
башня?
— Мне, да и никому из слуг,
доподлинно неизвестно. А я, можно сказать, один из долгожителей.
Возможно четыреста, возможно пятьсот, возможно тысяча.
— Но если Ликарос знает о
Радуге...
— Да, он может создавать для
них заклинания. Я часто думал над этим, и пришел именно к такому
выводу. Представь себе склад, заполненный доверху заклятьями,
любое из которых рекомая Радуга может приспособить под свои
нужды... Он забит ими в один миг, хотя сделаны они за сотни лет,
да и продолжаются делаться... здесь.
— Тогда, получается, Радуга
всемогуща.
— Именно.
Фесс остановился.
— Я должен убить этого
Ликароса!
Спарк тронул его за плечо,
призывая идти.
— Это величайший маг. Ты его
не убьешь.
— Я должен, — сквозь зубы
процедил Фесс, двинувшись.
Спарк пожал плечами.
— Не говори только, мужчина,
что я тебя не предупреждал.
Некоторое время они опять шли
молча.
— Временной пузырь, я так
полагаю, тоже не катаклизм, — вдруг сказал Спарк. — Именно
Ликарос его и сотворил. Да и бесконечный лес — не чудо, если
представить, что он по периметру окружен обычным порталом,
перемещающим тебя в противоположную относительно башни точку
того же куска леса. Я когда-то, под предлогом охоты, пошел от
башни как можно дальше. Я шел по прямой линии, на солнце, шел
долго, и на очередной поляне вдруг заметил на нем далекий контур
башни...
Фесс, будучи
заинтересованным, внимательно слушал.
— Я на этом не остановился.
Дошел до предыдущей полянки и убедился, что башни уже не видно.
Пошел опять вперед, влез на какое-то дерево — башня виднелась.
Слез с него, забрался еще на одно, чуть западнее. Посмотрел туда
же — башни не было. Я назвал эти два дерева Хранителями Секрета.
Но никому не рассказал об этом. Только теперь, когда мне уже
почти все равно, я рассказываю это тебе. Возможно, оно поможет.
— Спасибо, — негромко
проговорил Фесс. — Не думал, что этот маг такой лжец.
— Уж что поделаешь.
— Кстати, ты не так уж
уважаешь его вместе с Радугой, раз разгуливаешь в однотонном
плаще, — заметил вдруг Фесс.
— Ликаросу все равно, —
хмыкнул Спарк. — А на Радугу мне глубоко плевать.
— Как же ты на нее будешь
плевать, когда окажешься в ее мире, да в одноцветном плаще?
— С чего ты взял, что я
окажусь в ее мире?
— Ну, ты же сказал, что
уходишь... А, понял! Ты уходишь в тот мир, где Радуги нет.
Спарк остановился.
Остановился и Фесс, ушедший на два шага вперед. Развернулся и с
удивлением посмотрел на бывшего слугу.
— Да ты, парень, похоже,
совершенно не понимаешь! — ответил тот на невысказанный вопрос
Фесса, совсем забыв о своем любимом к нему обращении. — Я ухожу
в тот мир, где вообще никого нет! Если я смогу выполнить
поручение Ликароса, я буду волен умереть! Это
единственный выход отсюда для тех, кто случайно оказался здесь!
Другого пути для нас нет.
Лайк вжался спиной в мягкую
холодную землю. Три пары горящих глаз приближались к нему. Ему
было некуда деться, да и хоть бы было, разве смог бы он убежать
со сломанной ногой? Поэтому он просто сидел, не шелохнувшись, и
такое простое чувство, как страх, все же зарождалось внутри
него.
Теперь он вспомнил свой
кошмар целиком. Эти существа, что сейчас приближались к нему,
были из его сна.
...Рушащийся каменный
колосс. Свет, льющийся изнутри него, проникающий сквозь редкие
прорехи в его стенах. Алое солнце, лучи которого гораздо ярче
этого света, — они пронизывают мир насквозь... И нет больше
тени. Нет даже крови, ее попросту не видно в алом свете,
который, кажется, истекает отовсюду. И звучат голоса, искаженные
нечеловеческие голоса.
— Уничтожь это!
— Мы... Мы вызывали
тебя...
— Освободи нас...
— Осознай в себе силу...
— ...Себе силу...
— ...Силу...
Мальчик, что есть мочи,
затряс головой. Наваждение схлынуло.
Но появился ужас. Вся пещера,
от потолка до пола, была усеяна горящими алыми глазами. Они были
повсюду: и над головой Лайка, и впереди, и слева, и справа. Они
приближались, ему даже показалось, что он может ощущать дыхание
подошедших к нему вплотную существ. Мальчик закричал.
И тут, в самом центре пещеры,
осветив убогие силуэты приближающихся монстров, возник
раскаленный добела шар. Сразу же горящие алым светом глаза
погасли; несколько существ, оказавшихся ближе остальных к сфере,
разлетелись в разные стороны, подмяв под себя своих же
собратьев. Запахло горелым мясом.
Лайк попробовал подняться,
чтобы убежать из этого места, совсем забыв, что бежать некуда и
что у него сломана нога. Не сделав и шага, он рухнул. В это
время, шар, увеличившийся в размерах и покрывшийся сплошь
черными пятнами, стал испускать сквозь получившиеся щели
узконаправленные, но гораздо более мощные лучи. Один из них
скользнул по твари, очутившейся возле Лайка, и он увидел, как
кожа слезает с нее и выворачивается наизнанку тело, как мышцы и
внутренние органы проходят друг друга насквозь, выжимая из себя
кровь, сминаясь и лопаясь, выплевывая наружу сгустки желчи и еще
невесть чего. Самое страшное — тварь была еще жива, и звеняще
кричала, как кричали другие существа вокруг, коих постигла та же
жестокая учесть.
Шар вращался вокруг своей
оси, послушно крутились и испускаемые им лучи. Один из них
неминуемо бы коснулся Лайка, но существа как будто специально
подставлялись под них, может быть, из-за невеликого ума, а,
может, спасая его, Лайка, шкуру.
Он схватился за торчащий из
земли и уходящий в нее же корень, подтянулся и повалился животом
на него. Он мог уйти только в туннель, благодаря которому попал
сюда, и только в нем можно было спрятаться от этих убийственных
лучей. Он схватился еще за один корень, попробовал
подтянуться... но полетел вниз.
И в этот момент раздался
взрыв. Шар, почти полностью покрытый черной "коркой", разорвался
от распиравшего его изнутри света и в последней, отчаянной
вспышке осветил все подземелье. Этот свет убил бы Лайка, но
какое-то из существ сверху неожиданно сильно схватило его за
руку и бросило вверх за мгновение до того, как яркий, до
белизны, свет заполнил всю пещеру.
Лайк летел, словно что-то
толкало его в пятки, летел, закрыв лицо руками, и даже не
понимал, что летит сам.
Земля под ногами вздрогнула.
— Что это? — спросил Спарк,
лишь на секунду опередив Фесса с точно таким же вопросом.
Впереди, достаточно далеко,
будто из-под земли, вылетело что-то бесформенное, сразу же
упавшее около тропы.
— Побежали, узнаем, —
предложил Фесс.
Спарк кивнул. На бегу, он
сказал ему:
— Мое последнее задание —
убить какого-то мальчишку, пришедшего сюда почти что
одновременно с тобой. Не знаю, зачем Ликаросу понадобилась его
смерть и почему он не может убить его сам... Но, похоже, мне
придется это сделать. То, что только что появилось из-под земли,
кажется, и есть он.
Фесс промолчал. Он вспомнил,
как сам недавно загубил две недолгие жизни. И, как оказалось,
напрасно.
— Поскольку я уже близок к
финалу, — продолжал Спарк, — возьми это. — Он протянул Фессу
синюю ампулу. — Поскольку ты, как я вижу, не собираешься
умирать... Она позволит забыть тебе предыдущую жизнь...
— Мне уже давали, — помотал
головой Фесс. — Я не взял ее. И сейчас не возьму.
— Давали? Обычно они делают
это гораздо позже. Видимо, ты исключение... Все равно возьми.
Пусть это будет моим подарком. Мне-то она уже не нужна.
Чтобы не оскорблять Спарка,
Фесс выхватил ампулу из его ладони и засунул себе в карман.
— Вижу, ты не забывал прошлую
жизнь?
— Нет. — Он перешел на шепот.
— Стой, дальше мы пойдем молча. Мальчишка может быть опасен, как
говорил Ликарос.
Они перестали бежать, чтобы
не создавать шума. И вскоре увидели неподвижное тело в пижаме,
лежащее в траве, недалеко от тропы.
Спарк предупреждающе вытянул
руку, а другой достал кинжал из-за пояса. Медленно, так, что не
было слышно ни звука, он стал подбираться к мальчишке. А он
лежал без сознания.
Фесс вспоминал, как недавно
убил двоих детей. Должен ли он позволить исполниться убийству
еще одного?
Однажды — ты
вспомнишь, устав от геройства,
То, с чего
начал:
Жизнь не
бессмертна.
Тогда же —
осмыслишь, что нету ценнее ее
Ничего во всем
мире.
Но уже не
изменишь пути,
Потому что
никто не уйдет от судьбы.
От судьбы действительно не
уйти. Потому что каждый вершит свою сам.
Когда Спарк уже наклонился и
поднес кинжал к горлу жертвы, Фесс прыгнул. ...И ударился плечом
о невидимый барьер, оказавшийся между ним и бывшим слугой. Но,
хотя Фесс и не сбил его, Спарк все-таки остановил движение,
услышав звук от удара, и обернулся. Услышал его и мальчишка,
очнувшись и завозившись на траве.
— Кто вы? — спросил он, когда
увидел Спарка и Фесса. — И что вы делаете? — закончил он,
заметив в руке первого кинжал.
— Хотели разбудить тебя и
предложить поесть, — ответил Спарк и в доказательство достал
из-за пазухи маленькое яичко.
— А нож зачем? —
подозрительно поинтересовался Лайк.
— А это — чтобы скорлупку об
него разбить, — извернулся Спарк, в доказательство постучав
кинжалом по яйцу.
— Понятно... — Мальчик принял
это за чистую монету. — Можете сказать мне, где я нахожусь? И
что происходит?
— Хотел бы и я знать это,
мальчик, — ответил Спарк, наблюдая боковым зрением, как Фесс
осторожно водит рукой по воздуху перед собой. — Ну что же,
пойдем. Доставим тебя к мастеру Ликаросу...
— Ликарос... Уничтожить
его... Уничтожить его чары... — пронеслось в голове у Лайка,
и тут же забылось.
— Пойдемте, — сказал мальчик,
поднимаясь. У него уже не болела нога, но он воспринял это как
должное. — А вас как зовут? Меня — Лайк.
— Меня — Спарк.
— Фесс, — буркнул Кэр.
— Почему ты это сделал? —
спросил его Спарк, невозмутимо закладывая яичко себе в рот.
— А зачем это было делать? —
ответил вопросом Фесс.
— М-да... — протянул Спарк,
тщательно пережевывая. — Тянуть еще одну вечность...
...И что-то в укорительной
интонации Спарка показалось Кэру правильным. Стоила ли жизнь
ребенка вечности мучений для Спарка? Стоила бы жизнь ребенка
его, Фесса, жизни? Зачем, в противном случае, он остановил
Спарка?
— А мы можем воспользоваться
порталом, чтобы побыстрее добраться до башни? — поинтересовался
Лайк.
— Порталы тут не действуют,
мальчик.
— Правда? — удивился Лайк.
Провел рукой в воздухе... и шагнул вперед, исчезнув в
появившемся на миг сиреневом пламени.
Фесс изумленно переглянулся
со Спарком. И они одновременно шагнули следом.
И оказались прямо у башни.
Лайк стоял чуть впереди них. Фесс сразу же подбежал к нему,
присел и потряс за плечи.
— Лайк! Ты можешь точно так
же сделать, чтобы переместить меня в Мельин? Там сейчас
требуется моя помощь, мне обязательно нужно быть там! Сделай
это, пожалуйста!
Лайк смотрел сквозь Фесса,
точно не видя его. Он сказал:
— Мельин около моей
деревни... Там сейчас пожар, а над моим домом идет дождь.
Ливень. А еще около моего дома лес... И в этом лесу есть
круглый, но большой-пребольшой луг, так что даже кажется, будто
лес идет прямой стеной, хотя на самом деле, он огибает этот луг.
И теперь я понимаю, куда исчез лес оттуда. Теперь я понимаю,
зачем я здесь. — Он легко, одной рукой отшвырнул Фесса в
сторону. — Ликарос, пришел час расплаты.
Кэр поднялся на локтях и
обнаружил, что перед Лайком, шагах в десяти, стоял невидимый
ранее Ликарос. Нет, он не хохотал, будто хотел сотрясти стены, и
не кривил свой рот в презрительной усмешке. Он говорил, но
говорил не Лайку.
— Спарк, ты не выполнил свою
работу.
— Простите, мастер... — в его
голосе прорезались просительные, жалкие нотки, которых Фесс от
него раньше не слышал.
— Тебе нет прощения, —
отрезал Ликарос. — А ты, Лайк? — перевел он свой взгляд на него.
— Чего ты хочешь?
— Уничтожить тебя, —
решительно, но от этого как-то по-детски, сказал мальчик.
— Нет, не так. Я спрашивал,
чего ты хочешь, Лайк?
И мальчик будто переменился.
Осанка его стала не такой твердой, он сделал шаг назад и даже
голос его стал другим, неуверенным:
— Я хочу домой... Но эти
существа, что спасли меня в пещере — они хотят вас уничтожить.
Чтобы освободиться от плена.
Ликарос как-то странно
посмотрел на Лайка. Так смотрит папаша на несмышленого отпрыска,
в очередной раз полезшего туда, куда не следовало.
— А как ты думаешь,
Лайк, стоит ли моя жизнь жизней всех этих трепалых тварей, что
привели тебя сюда?
— Я не знаю, — ответил он. И
тут же, незаметно изменившись, добавил: — Стоит.
— А что думаешь ты, Фесс? —
неожиданно обратился к нему Ликарос.
Тот проглотил вставший у него
в горле комок.
— Думаю, стоит. Тут не только
жизни... трепалых, как вы их называете. Тут еще жизни невинных
слуг, которым вы, бесчувственный и злобный изувер, каждый день
лжете и не даете им даже умереть.
Ликарос улыбнулся.
— Думаешь, все так просто?
Представь, чтобы мне пришлось работать одному. Все века —
одному. Это немыслимо. Кроме того, получалась такая хорошая
система с этими порталами и слугами, что я не смог от нее
отказаться.
Фесс счел за благо
промолчать.
— Хочешь, предложение? Я
отпускаю всех моих слуг восвояси. В те миры, куда они
направлялись. Отпускаю и тебя. А ты, заместо этого, выполняешь
работу Спарка. Убиваешь, — маг показал рукой, — его.
Фесс почувствовал какую-то
пустоту внутри. Выбор, о котором он только что боялся думать,
встал перед ним.
— Это — лучшее. Сопляк не
сможет меня уничтожить, иначе он бы не стоял сейчас и не смотрел
на меня. А ты можешь спасти. Спасти всех.
Спарк испуганно смотрел то на
Ликароса, то на Фесса, то на мальчика, который стоял и не
шевелился. Если он пришел уничтожить Ликароса, то, во имя всех
святых, почему он не сделает это? Но тут Спарк заметил, что с
земли поднимается Фесс.
Кэр шел, ничего не соображая
в своих чувствах. Все боролось внутри него: он понимал, что
может спасти множество человеческих жизней, включая те, что в
Мельине, и понимал, что даже эта — одна единственная, стоящая
перед ним — дороже всех них. Фесс вытащил кинжал из-за пояса.
— Извини, Лайк.
Ликарос понимающе улыбнулся.
И взмахнул руками.
Фесс взлетел. Он почувствовал
невесомость, полную невесомость, он не ощущал ни своих ног, ни
даже кинжала, что держал в руке... Чужой руке. Угол зрения
уменьшился, все вокруг как будто растянулось, стало больше и
выше, хотя и ненамного. Он увидел себя со стороны,
растрепанного, с перекошенным лицом и кинжалом, зажатым в
ладони. Он услышал свою же фразу:
— Извини, Лайк.
Фесс заорал, если б мог.
Глубинная сущность мальчика, которой он сейчас являлся, была
подавлена другой силой, полностью завладевшей телом. А Фесс,
ставший его копией, но им не являвшийся, подходил к
Фессу-настоящему... Ликарос тихо сказал ему, так, чтобы
Фесс-копия не услышал его слов:
— Теперь ты на себе
понимаешь, что не все так просто. Что, правильное и логически
верное с одной стороны, абсолютно неправильно с другой. Что твоя
жизнь, которая, как ты считал, не стоит и миллиона других,
оборачивается лишь душевными муками, которые он испытает, убив
тебя. Да и то ненадолго, потому что убедит себя в правильности
поступка.
Фесс-копия подходил все ближе
и ближе...
— Будешь ли ты теперь
осуждать меня, не променявшего одиночество на чьи-то глупые
жизни?
— Моя жизнь тоже глупая,
папа? — В дверях башни появилась Делифина.
— Извини, моя милая, я
говорил не о тебе! А сейчас пойди в свою комнату!
— Нет, папа, я никуда не
пойду. Я всю жизнь думала, что не тебе решать, чьи жизни глупые,
а чьи нет. Ты слышал мои песни. Но я не думала, что ты так
насмехался над ними про себя.
— Делифина! — Маг развернулся
к ней. — Что же ты хочешь? Ты не знаешь внешнего мира! Его
жестокости и вообще пренебрежению к жизни как к таковой!
— В том-то и дело, папа, что
не знаю! Я и не полагала, что ты так умело врал! Все эти годы!
Изредка выбираясь туда, куда тебе было надо!
— Делифина, это моя работа...
Радуга...
— А ты не думал, папа, что я
тоже хотела себе найти работу? Хотела быть вольной, как птица,
летящая в небе, а не сидящая в клетке? Знать, что мир — это не
только кислые лица обреченных на вечность заточения людей, не
только закат, который ты так упрямо называешь рассветом?
"Так это все-таки закат", —
подумали одновременно про себя Лайк и Фесс. По-другому они и не
могли думать. Но говорили только раздельно. Фесс сумел взять в
свои руки власть над телом Лайка и произнес:
— В том мире, где нету
раздоров, мы были б друзьями... Но здесь наши жизни стоят
немного.
Делифина взглянула на него.
— Боже!.. Фесс!
Она выдернула тело мальчика
прямо из-под клинка Кэра. Оно перевернулось несколько раз на
траве, и Фесс, испытав невесомость в очередной раз, оказался
снова в своем теле. Он сразу же выпустил кинжал из ладони и
рухнул на колени.
— Зачем?!! — проревел
Ликарос. — Все заканчивалось так хорошо!
Маг ошибался. Благодаря
заклинанию, сделанному Делифиной, все только начиналось.
Лайк, вновь ставший
марионеткой, вытянул правую руку вперед. Фесс ощутил потоки
силы, протекающие сквозь эту маленькую, хрупкую ладонь. Он
подался назад, прихватив с травы свой кинжал. Глянул на
остальных.
Спарк, опершийся спиной о
стену башни, Делифина, стоящая в дверях, Ликарос, спокойный и не
предпринимающий ровно никаких действий, — все они смотрели на
Лайка, хоть и не все знали его имя. Мальчик тоже не двигался —
застыл, вытянув руку в направлении мага. И впитывал силу. Фесс
уже знал, что сейчас произойдет. Он был уверен, что Лайк
применит какое-нибудь силовое заклятье, причем очень мощное — не
зря же он так долго стоит. А Ликарос только этого и ждет, чтобы
применить "Зеркало". Самый очевидный и, наверное, самый удачный
вариант. Эх, хоть бы чуть-чуть ума Лайку, чуть-чуть бы опыта
существу, завладевшему им...
Мальчик выстрелил. Арбалетный
болт, вырвавшийся из его ладони, специально нацеленный на то,
чтобы пробить защиту, в один миг пролетел отделявшее его до мага
расстояние. Но за секунду до этого, Ликарос, как и ожидалось,
поставил "Зеркало". И болт пробил его... но не до конца!
Заклинание разделилось на две части, скорее всего — неравные, и
одна из них продолжила свой полет к горлу Ликароса, вторая же,
полетевшая в обратную сторону, устремилась в голову Лайка.
Вот только отразилась совсем
малая часть: болт, коснувшись лба мальчишки, отскочил от него,
точно горох об стену; другой же — вонзился в горло Ликароса, да
так и засел там. Кровь фонтаном брызнула у него из шеи, изо рта
вырвалась черная жижа.
— Папа... — послышался слабый
возглас.
Но папа и не собирался
умирать. Одним движением вырвав болт из трахеи, он отшвырнул
его, следующим, проведя ладонью над шеей, — остановил кровь.
— Щенок... — процедил он.
Сорвал с шеи амулет на цепи из червонного золота.
"Маг его уровня пользуется
амулетами", — пронеслось в голове у Фесса.
Камень покраснел и изверг из
себя мощнейшую струю огня. Мгновенно раскалившийся воздух обдал
Фесса жаром, но ожогов причинить не успел — вокруг него появился
прозрачный защищающий кокон. Он появился и вокруг мальчика,
сразу же нагревшийся докрасна; струи огня расступались перед
ним, обступая, но все пытались, пытались пробраться внутрь.
Когда казалось уже, что щит должен был лопнуть, не выдержав
натиска, поток прекратился... и кокон разлетелся красными
лепестками. Мальчик упал на одно колено — та секунда, во время
которой щит еще не был поставлен, обошлась ему тяжело. Он даже
не загорелся, однако это стоило ему многого... Ликарос, тем
временем, перестав обращать на него внимание, подошел к дочери и
со всего размаха дал ей пощечину, отчего щит над ней и над
остальными пропал.
— Зачем ты помогла ему? —
взвыл он.
Теперь было понятно, что щиты
для всех сотворила Делифина, а не Лайк, как сначала подумал
Фесс. Она попыталась ему что-то сказать, но не успела. Спарк
сбил мага с ног. Тот, совершенно не ожидавший такого, попытался
оторвать его от себя, но бывший слуга, оказавшийся сверху, со
вкусом врезал бывшему же хозяину по лицу.
— Не смей... — Удар. —
Бить... — Еще удар. — Женщин!.. — И еще один.
Фесс, моментально понявший,
что второго такого шанса не будет, на бегу выхватил из-за спины
притороченную там глефу и замахнулся ею над лежащим на земле
Ликаросом...
И в следующий миг воздух
лопнул. Удар был такой силы, что Фесса отбросило метров на
двадцать и выбило из его руки оружие. "Хотя бы секундой, одной
секундой раньше... и все было бы кончено, — запоздало подумал
Фесс. — Я бы размозжил ему череп, и он уже не смог бы себе
помочь..."
Он больно ударился о землю,
но, повинуясь слепому инстинкту, сразу вскочил на ноги и
отпрыгнул в сторону. Вовремя — тотчас же в место его падения
вонзился файербол. Мысленно Фесс успел заметить, что это был
самый обычный файербол, не зеленый или, упаси Господь, еще какой
черный. Спарку повезло меньше — огненный шар вонзился в него и
теперь он лежал, скрючившись на траве, и тихонько стонал. В свою
дочь маг файербол пускать не стал... Мальчик тем временем
поднимался, и Ликарос видел это.
Но он не видел того, что
творилось у подножия холма. Лес шевелился, и из него выходили
какие-то уродцы, взявшиеся за руки. Трепалые — сразу понял Фесс.
Они являли собой огромное кольцо, сужавшееся и уплотнявшееся с
каждым их шагом. Из леса появилось еще одно... и еще. Кэр
вспоминал, что концентрические окружности значат что-то очень
страшное для того, кто оказывается в их центре.
— Делифина! — вскрикнул Фесс.
— Делифина, выводи людей из башни!
Она мельком взглянула на него
и, кивнув, скрылась в дверях.
Ликарос, тем временем,
обрушил на мальчика "Столб Силы". Выгоревшая земля покрылась
сетью трещин, будто была камнем, просела, точно холм был полым
под нею. Мальчик стоял не сгибаясь. А маг, величайший маг,
стоял, выкручивая свои руки, как только умел... и ничего не мог
сделать.
А трепалые все приближались.
Фесс подхватил свою глефу, осторожно оглядываясь по сторонам и
не зная за кого сражаться. Наконец-то Ликарос заметил их и
остановил свое направленное на мальчишку заклятье. В ужасе
огляделся вокруг.
— Уроды! — взвыл он.
Башня разорвалась светом. Из
каждого в ней оконца вырвались белые лучи. Вылетали стекла,
послышались крики — и двери распахнулись. Слуги, все, кто были
до этого внутри, выбежали из башни, ставшей теперь настоящим
адом. Все внутри нее было поглощено светом, который, казалось,
даже проникал сквозь щели в камне... Лучи проходили через цепи
трепалых, моментально убивая тех, кого касались. Но разорванные
кольца схватывались вновь — существа других разорванных колец
вставали на места погибших, кроме того, при приближении к
макушке холма, созданий требовалось меньше, чтобы круг был
замкнут. И сейчас Фесс мог насчитать уже десять таких кругов,
если б ему было до этого дело, хоть каждую секунду гибли все
новые, и кольца разрывались.
Вся земля вокруг уже была
залита кровью, завалена телами атакующих, по которым молчаливо
шли их же собратья. Фесс держал глефу наизготовку, ожидая, что
же произойдет, когда кто-нибудь из них доберется до него. Но
произошло нечто другое.
Лайк, про которого все
забыли, вскинул руки к небу и что-то заговорил на незнакомом
языке. Фесс даже не сразу сообразил, что такой язык не может
быть человеческим — такие странные звуки издавал Лайк, и что
говорил он не небу, а солнцу...
В следующий миг все залил
алый свет, поглотивший в себе даже лучи, льющиеся из башни.
Ликарос попытался телепортироваться, но не успел. Свет поглотил
всю силу, струящуюся в воздухе, вся магия, какова бы она ни
была, не могла быть сотворена сейчас. Тогда Ликарос с невесть
откуда взявшейся шпагой в руке подошел к Лайку...
В одну секунду Фесс преодолел
отделяющее его до этих двоих расстояние и рубанул глефой
наотмашь... Голова почему-то не слетела с плеч, клинок застрял у
него в шее, точно в воске... Но рана была смертельной... даже
для мага.
— Возможно, ты не будешь
осуждать меня, — прохрипел он. — Старого, эгоистичного магика. Я
уже не смогу переместить тебя в Мельин... Но я постараюсь...
куда смогу.
Каменный колосс рушился.
Обваливались стены, срывались вниз каменные глыбы, поднимая
столбы красной в свете солнца пыли.
— Зачем тебе я? Почему ты не
спасешь их?
— Они уже спаслись, — он
закашлялся. — Но тобой движет рок. Судьба. Я не могу противиться
ей. Моя дочь была бы рада.
И только сейчас Фесс заметил,
что она мертва. Мертв был и Спарк, и какая-то девушка навзрыд
плакала около него. Их убило лучом, который должен был их
защищать. Фесс вспомнил слова из песни:
Однажды —
поймешь ты, наш выбор
Решают не
звезды;
Не люди, что
Боги,
И лишь
притворяются ими; не мы...
На душе было горько,
щемяще-горько. После этого места, после этих людей, так плохо
подходящих под принципы плохой-злой... Как он сможет теперь
убить магика, который в глубине своей такой же человек, не лучше
и не хуже других? Как он сможет поднять руку на ребенка, жизни
которого нет ценнее ничего во всем свете? Как он сможет смотреть
на эти глупые, такие глупые убийства? Когда самый лучший выход:
не убивать, просто не убивать. И этот лучший выход уже был
придуман ими.
Вот почему мы
просто живем...
И смотрим
привычно на небо,
И ветер
ласкает нам щеки...
Правилен ли он? Сможет ли он
жить с ним?
Солнце медленно клонилось к
горизонту, который, в отличие от остального неба, не закрывали
тучи. Тучи Ливня. И дождь, убийственный дождь, капал Ким по
лицу, оставляя обожженные раны, но она не чувствовала боли. Она
смотрела на это солнце, медленно клонившееся к горизонту, на
него смотрели все слуги, оставшиеся в живых, все трепалые,
которые не погибли в схватке. Она понимала, что этот миг стоил
того, чтобы до него дожить, стоил, несмотря ни на что. Но Ливень
не утихал, струи хлестали за шиворот всем, и они не замечали,
что вода разъедает плоть, убивает их, делая эту минуту для них
последней. Последней она была и для большинства трепалых.
Лайк, уже не одержимый
заключенной в нем силой, исчезал, выполнив свое предназначение.
Исчезал, чтоб появиться дома в своей постели и вспомнить все это
как страшный сон. Он еще удивится, обнаружив, что нет больше
огромного луга в лесу около его дома. Еще больше он удивится,
найдя на холме, которого раньше не было, развалины старой башни.
Оставшиеся в живых трепалые умрут — не найдя места себе в этом
мире.
Но все это уже ничего не
будет значить.
Фесса поглощал созданный
последним заклинанием Ликароса портал, который уже не выбросит
его в Мельине, но вытащит, по крайней мере, из-под струй ливня.
Поглощал медленно и неохотно — он был слишком слаб. А Кэр сжимал
синюю ампулу в своей ладони. Капли смывали кровь с лезвия глефы,
зеленые пылинки стирали все произошедшее здесь из памяти Фесса.
Солнце клонилось за горизонт.
"Кажется, на этот раз ушел
чисто", — подумал Кэр. Он пробирался через заболоченную низину
уже добрых три часа, и непохоже было, что Кларе удастся его
достать. Заклятие оказалось нацелено не совсем точно, Кэра
выбросило милях в пяти к западу от Мельина, в самом сердце
глухого Ведьминого Леса...
Здесь, в Империи, ночь
вот-вот должна была вступить в свои права...
|
