|
Смерть
восстала из глубин, мертвых призывая
И пришли они
в наш мир, кровью прах скрепляя
Твердь земли,
взломав костьми, мертвых легионы
В солнца мир,
за мной пришли, нет нигде покоя
И идут они
гурьбой, сотни – сотен – тысяч
Все идут
вслед за тобой, человек могилы
Смерть во
главе, на коне, костяные ноги
И коса в ее
руке, косит все живое
Люди, видя
страх земли, тут же побежали
А иные, ниц
упав, в веру обращались
Поздно все, и
все зазря, пробил час расплаты
Только Смерть
понять могла, люди, сами виноваты
Что пришла
Она в наш мир, Тьму с собою взявши
Кто же,
встанет на пути?
Смертные не в
власти…
То, что тебя не убьет
Сделает сильнее.
Ницше.
1
Смотрите! Смотрите! Некроманта везут!
Чей-то крик, подхваченный злым, осенним
ветром гулким эхом разнесся над площадью Правосудия. И сразу
утонул в страшном реве многотысячной толпы. Едва только
показалась повозка с клеткой.
Шестерка громадных лошадей тяжеловозов, не
спеша, с видимым усилием, тащила за собой странное сооружение –
огромную телегу-клеть, целиком покрытую металлом. Посреди ее,
сквозь решетку был виден человек, скованный цепями по рукам и
ногам.
Некромант посмотрел по сторонам, медленно
поворачивая голову. Его светлые, практически белые волосы
откинуты назад, глаза темны как сама ночь, но больше всего
поражает его взгляд. В нем есть что-то от потустороннего мира,
нечто нечеловеческое, словно сама Тьма, изымая душу, обратила
свой взор на людей. Словно он заглядывал внутрь каждого,
оценивал, знал сокрытое.
Вместо одежды, на нем жалкое окровавленное
рубище, едва скрывающее наготу изуродованного пытками тела. Но
даже сейчас в мученике чувствовалась мощь и сила.
Мышцы перевитыми жгутами ходили под кожей,
стан прям, его дух не смогли сломить. Казалось, ему ничего не
стоит разорвать оковы, разогнуть толстые прутья клетки,
освободиться и начать крушить все и вся.
В подтверждение этого, отряд
тяжеловооруженных латников, арбалетчиков, конных пикинеров
сопровождал телегу.
Мечи наголо, мощные арбалеты на взводе,
копья нацелены своими остриями в клеть. Глухо звеня, ударяются
друг о друга пластины доспехов. Из ноздрей закованных в броню
лошадей клубами вырывается пар.
Рев толпы, от которого дрожат стены
зданий, все усиливается. Монахов, экзекуторов, святых отцов
возглавляющих процессию начинают теснить все ближе к телеге.
Мелькают лица разъяренных людей. Старые и младые, мужчины и
женщины полны ненависти и злости.
В клетку летят комья земли, заранее
припасенные камни. Люди беснуясь кричат:
-Тварь! Отродье Тьмы! Сдохни, пропади
навеки!
-Разорвать его! Сжечь! Четвертовать!
Воины едва сдерживают обезумевшую, волнами
накатывающую толпу. Монахи, перестав петь гимны и творить
молитвы, побросав свои реликвии и хоругви, сбившись кучкой,
пытаются найти спасение за спинами латников. Кони, хрипя,
становясь на дыбы, норовят сбросить своих седоков. Перекошенные
злобой лица все ближе, хаос нарастает.
Чей-то меткий бросок и возница, с пробитой
головой всплеснув руками, валится под колеса телеги. Миг и его
накрыла многотонная громада, крик несчастного утонул в общем вое
толпы.
При виде крови изувеченного, люди словно
сошла с ума. Десятки сильных, цепких рук, хватают сбрую хрипящих
лошадей. Толпа словно единый, гигантский организм теснит воинов,
монахов сбивают с ног, кольцо вокруг повозки смыкается.
Похоже, что люди решили сами расправиться
со столь ненавистным для них некромантом. Наиболее храбрые или
безумные, не обращая внимания ни на удары рукоятками мечей, ни
на крик разъяренных воинов, взбираясь друг на друга, бросаются
на клеть, просовывают руки сквозь решетку. Пытаются дотянуться
до темного, полоснуть его ножом, вскрыть столь близкую, манящую
своей беззащитностью плоть.
В общем шуме свалки, едва слышен короткий
сигнал боевого рога, и в тужу секунду над площадью повис
смертный крик убиваемых людей.
Быстро работая короткими мечами, разряжая
болты тяжелых арбалетов в упор, протыкая копьями наиболее
ретивых горожан, воины Аркина в считанные минуты навели
порядок, разогнав толпу.
Люди отхлынули назад, оставляя за собой в
лужах крови трупы убитых. Тяжело раненные, воя и проклиная все и
вся, валялись прямо под колесами телеги, пытались отползти в
сторону, увернуться, их добивали не щадя.
Порядок восстановлен, прибывают все новые
и новые отряды стражи. Латники, прикрывшись щитами, образуют
живой коридор. Они стоят, опустив забрала шлемов, мечи оголены,
острия направлены в сторону людей. Аркин еще не знал подобных
мер ни при одной казни.
Вся в крови, клеть с некромантом,
возвышаясь над толпой словно утес в море, медленно катилась к
центру площади, все ближе к плахе.
Аркинские профосы превзошли самих себя,
воздвигнув доселе невиданное. Огромный, выложенный из каменных
блоков, квадратный постамент, высотой в два человеческих роста,
поражал воображение.
Из каждого угла, словно корабельные мачты,
к мрачным небесам Аркина, возносились черные столбы страшного
древа мертвых. Дерева-хищника, пожирающего все живое, до чего
могут дотянуться его корявые, похожие на человеческие,
скрюченные пальцы ветви.
Эти деревья привезли из Змеиного леса,
срубив самые высокие и древние стволы.
«Как противно скрипят колеса, а вот и
плаха, уж поскорей бы началось. Перенесу ли я - Это? Смогу ли
выдержать Испытание? Что бы стать. Кем? Чем? То мне неведомо. А
мой отец, сможет ли он досмотреть до конца казнь. Неизвестность
хуже всего. Лишь Спаситель вкупе с Тьмой ведают, чем все
закончится сегодня, сейчас. На том и порешим».
Телега с клетью встала возле постамента.
Капли крови, тускло блестя в лучах осеннего солнца, медленно
стекая по металлу повозки, падают в стылую землю площади
Правосудия.
Солдаты, с трудом сдерживая обозленных
людей, плотнее сплотив ряды, выставили вперед сплошной частокол
копий. Из ряда монахов и экзекуторов отделился высокий
священник, сопровождаемый десятью воинами. Его лицо было скрыто
капюшоном серого балахона, руки сложены на груди.
Подойдя к клетке, он откинул капюшон,
грива седых волос, словно водопад, растеклись по его широким
плечам. Толпа разом выдохнула:
- Его святейшество Архипрелат Аркина, и
всея Эвиала, сам Энгабар решил допросить некроманта.
Люди замерли, боясь шевельнуться,
могильная тишина повисла над площадью Правосудия. Внезапно ее
нарушил удар колокола главного церковного собора, он прозвучал
как зловещий раскат грома – вестника бури.
Стражники открыли замок клети, распахнули
тяжелые створки. Повинуясь легкому знаку руки Архипрелата, двое
из воинов зашли в клеть, отомкнули замки цепей, и под рев и
крики беснующейся толпы вывели некроманта наружу.
-Отродье Тьмы! Нежить! Тварь!
Крики неслись со всех сторон. Некромант
хранил молчание. Ведомый на цепи двумя закованными в броню
воинами, окруженный со всех сторон копейщиками, он шел на
плаху.
Архипрелат проводил его странным взглядом,
взглядом вселенской обреченности, словно его самого должны были
казнить, здесь и сейчас.
«Так
вот она какая, плаха площади Правосудия, города Аркина, обители
зла. Похоже, что здесь собрались все жители, посмотреть на
казнь, насладиться моим мучением, потешить свой слух криком
боли. Увидеть лик смерти. Люди неизменны в своих привычках.
Знали бы они, что я иду на это добровольно. Стоят ли они того?
Решать не мне, назад пути нет»
Некроманта провели к центру помоста, где у
огромного черного креста, в виде буквы
X копошились несколько профосов.
Экзекуторы, монахи, во главе с
Архипрелатом взошли по ступеням вслед за некромантом.
Расположившись перед ним полукругом, они терпеливо ждали, пока
дюжие профосы не закончили прибивать звенья цепей в камень
помоста.
Вперед вышел один из святых братьев,
невысокий полный монах с гладко выбритой головой. Его маленькие,
полные ненависти глаза насквозь буравили некроманта.
- Назови нам имя свое, - начал экзекутор.
-Трой, - помедлив, ответил некромант.
- Отвечай, как есть, прямо и без утайки, -
продолжил экзекутор.
- Веришь ли ты в бога истинного, Спасителя
нашего.
- Да, верю, - ответ некроманта утонул в
реве толпы.
-Тише! Тише! Дети мои, - экзекутор, воздев
руки к небу, успокаивал разбушевавшихся людей.
-Мы, преданные служители правой церкви,
выведем сего малефика на чистую воду.
Дождавшись, пока толпа успокоится, он
продолжил:
- Раз ты веришь в Спасителя, то ответь
мне, отринешь ли ты Тьму. Отречешься ли ты от богопротивного
промысла своего – шевеления мертвых и могил разорения. Отвечай!
- Нет, - ответ некроманта прозвучал как
раскат грома над затихшей толпой.
- Как так? – продолжил допрос экзекутор. -
Ты говоришь, что веришь в Спасителя нашего, и во Тьму. Ты
противоречишь сам себе, этого не может быть. Есть Свет и Тьма,
выбери только одно.
Некромант медлил с ответом. Окинул площадь
задумчивым взглядом. Но затем словно выплеснул все то, что у
него накопилось:
- Что есть Свет, а что есть Тьма, не
понять нам никогда. Бог один, имен не счесть, выбирай все те,
что есть. Все зависит от тебя. Назови Его ты Злом, назови Его
Добром. Он одарит, позови, и открой врата души. Если черен ты
внутри, Мрак затянет, засосет, сердце демон заберет. И не смей
тогда пенять, волком выть, жизнь проклинать. Будет вечным выбор
твой, будь всегда самим собой.
Некромант замолчал.
Все собравшиеся на площади, стояли
пораженные как громом, первым тишину нарушил Архипрелат:
-Сын мой, ты хочешь сказать, что Спаситель
наш, может быть и Злом, и Добром одновременно. Словно
поворачивая грань одного алмаза.
Но тогда зачем нужны храмы? Откуда они? И
мы, слуги ее верные. Ведь без нас, священников да монахов, чада
Спасителя, - Архипрелат обвел рукой, крестя добрую половину
собравшихся на площади.
- Все эти люди не смогут услышать слово
бога истинного –
Спасителя нашего.
- Чушь! – слово некроманта хлестнуло
Архипрелата как бич.
- Спаситель не живет в храмах и соборах, и
вы не наместники Его на земле. Он живет внутри каждого из нас.
Ей, слышите ли вы меня!
Крик некроманта, пронеся над головами
замерших и внимающих его словам людей. Вопреки их ожиданиям
небеса не покарали его, он не провалился сквозь землю, а все
также стоял с гордо поднятой головой.
- Мы сами выбираем, кем нам быть.
Спаситель лишь дает нам то, что мы просим. Он ни есть, ни
черное, ни белое, он другой. Зло и добро, свет и тьма
переплетены вместе, мы лишь определяем его величину на весах
совести и становимся тем, кто мы есть на самом деле.
- А храмы, – некромант недобро усмехнулся.
– Храмы выдумали люди, и нет там Спасителя.
Толпа молчала ни слова, ни звука,
могильная тишина витала над площадью Правосудия. Ее нарушил
голос Архипрелата.
- Чадо мое, ересь твоя безгранична и
граничит с безумием, и посему ее надо выдрать с корнем. Мы не
просто казним тебя, темного мага, малефика, мы уничтожим
болезнь, болезнь ереси, что лживым потоком лилась из твоих
ядовитых уст.
Архипрелат выдержал паузу.
- Распять его на кресте – древа мертвых.
Толпа, словно очнувшись от сна, разом
взревела. Подобной казни Аркин еще не знал. Древо мертвых,
страшное порождение Змеиного леса. Даже высохшее, стоит пролить
на него несколько капель крови, быстро оживает и пожирает свою
жертву заживо.
Дюжие профосы, в красных кожаных колпаках
с узкими прорезями для носа и рта, делающими их похожими на
мертвецов. Расковав некроманта, быстро прикрутили его руки и
ноги ремнями к кресту. Приготовили молотки, достали длинные,
стальные клинья.
Архипрелат, отделившись от своей свиты,
вплотную подошел к некроманту и очень тихо, так что бы его никто
не услышал, сказал:
- Сын мой, ты можешь кричать, в этом нет
позора.
- Отец, я знаю.
Архипрелат перекрестил некроманта и
удалился. Никто не заметил, что его глаза подозрительно
блестели.
Профосы терпеливо ждали, пока Архипрелат
со своей свитой не занял положенное место – на балконе главного
аркинского собора. Уже оттуда он подал знак.
Раздалась частая барабанная дробь, четыре
палача, поигрывая вздутыми мышцами рук, приложили острия
клиньев к ладоням и ступням некроманта, замахнулись молотками.
Поглощенная предстоящим зрелищем толпа, не
обратила внимание, как над площадью появились черные тучи,
словно само небо хмурилось в ожидании казни. Тьма сгустилась,
приближалась буря.
«Началось.
Так вот оно какое, древо мертвых. Твердая, черная кора, похожая
на старческую сморщенную кожу. Вся изрезанная трещинами,
разводами, похожими на странные узоры или письмена. Странно, мне
совсем не страшно, а ведь то, что мне суждено испытать,
выдержать невозможно. Поедание заживо, быть втянутым внутрь
ствола, чувствовать, как тебя рвут на части острые волокна
древа, разъедает плоть ядовитый сок. Но я готов к Испытанию.
Люби боль и боль полюбит тебя. Спаситель, храни меня».
Страшный по силе раскат грома, от которого
люди инстинктивно пригнулись к земле, прозвучал над площадью как
сигнал к началу казни. Потемневший небосвод, огненными змеями
прорезали молнии, хлынул дождь.
Профосы ударили молотками, одновременно
вогнав острия клиньев сквозь человеческую плоть, в плоть
древесную.
Толпа взревела, увидев кровь, брызнувшую
во все стороны из пробитых ладоней и ступней некроманта. Часто
работая молотками, профосы вбивали клинья все глубже и глубже в
древесину.
Некромант молчал. Ни крика, ни стона.
Кровь, обильно сочившаяся из ран
некроманта, смешавшись с дождевым потоком, растеклась по всему
помосту. Палачи не заметили, что кровавые дорожки, красными
змейками, словно живые потянулись к столбам древа мертвых.
Профосы, вогнав клинья по шляпки,
прикрепили к четырем концам креста веревки, перекинутые через
блоки на верхушках столбов. Ухватившись за рукоятки, они начали
крутить зубчатый механизм передач.
Крест плашмя, с распятым на нем
некромантом, стал медленно подниматься ввысь. Профосы не ведая
усталости, крутили рукоятки, пока крест не достиг вершины
столбов.
Дождь усилился, его потоки слепили глаза
людей, мешали разглядеть раскачивающийся в порывах ветра крест,
с распятым на нем некромантом.
Тьма, изредка пронизываемая яркими
всполохами молний, сгустилась, стала плотнее, осязаемее. Люди,
все как один, задрав головы вверх, ждали, когда оживет древо
мертвых и поглотит некроманта заживо.
Внезапно страшный крик одного из профосов,
прорезал воздух площади Правосудия. Толпа разом посмотрела на
постамент.
Гибкая, тонкая ветвь, буквально
выскользнув из древа мертвых, обхватило ногу палача и потащило
его к стволу.
Человек, оставляя за собой кровавый след,
дико крича, обламывая ногти, цепляясь пальцами за каменный
настил помоста, в мгновение ока был притянут к древу.
Ветвь, обмотав человека как змея,
напряглась подобно мышце, впиваясь в кожу палача. Его крик разом
оборвался. Затрещали кости, во все стороны брызнула кровь.
По коре, волной пробежала судорога, древо,
громко треснув, раскрылось наподобие гигантской пасти хищника,
полностью поглотив человека, ствол захлопнулся.
Словно клубок змей, появились новые ветви.
Они росли, утолщались, покрывались шипами. Люди стояли как
вкопанные, не в силах сделать и шага.
Первыми опомнились палачи, попытались
бежать, поздно. Ветви схватили их, разорвали на части, утащив
куски окровавленной плоти внутрь древа.
- Стреляйте! Рубите! Жги… – крик
десятника внезапно прервался.
Гибкая ветвь, словно хлыст стегнула его по
шее, голову воина разом снесло, и она полетела в толпу,
мгновенно хлынувшую назад.
Надо отдать должное воинам Аркина они не
испугались и не побежали. Выступив вперед плотным строем, рубя
мечами ветви, стреляя из арбалетов, они попытались уничтожить
древа мертвых.
Звон стали, крики раненых, проклятия
разрываемых на части людей, все звуки площади Правосудия
смешались в боевой, единый гул.
Кровь лилась рекой, всполохи молний
освещали картину невиданного боя.
Несколько десятков солдат: латников,
пикинеров, конников пытались прорваться на плаху, дорваться до
стволов древа мертвых, изрубить их на куски.
Отсеченные, бьющиеся в агонии ветви
походили на щупальца гидры, окатывая воинов целым потоком
липкой, зловонной жидкости, черного цвета. Ядовитый сок древа
мертвых, растворял сталь и плоть, мгновенно превращая воинов в
бесформенную кровавую массу.
Тут и там боевой клич сменялся
предсмертным воем, хрипом человека разрываемого на куски. Лошади
вместе с всадниками, от страшных по силе ударов ветвей, взлетали
в воздух и разрывались, так и не упав наземь.
Побегов становилось все больше и
больше. Сжимаясь, ветвь словно выстреливала вперед, насаживая
как на копье по несколько воинов.
Солдаты дрогнули, попятились назад, из
последних сил отбивая атаку сотни ветвей, что впитывая в себя
кровь, росли на глазах.
- Это бесполезно! Всем назад! – крик
одного из воинов тотчас утонул в хаосе бойни.
Ветви, на десятки шагов, хлестали все и
вся. Обвивались вокруг людей, пожирали их плоть, затаскивали
внутрь стволов. Площадь Правосудия мгновенно опустела. Сотни
людей бежали, втаптывая друг друга в грязь, перемешанную с
кровью.
Над площадью, шипя и разбрызгивая искры,
пронеслись с десяток фаерболов. В бой вступили маги – огневики.
Малые и большие, ослепительно яркие в
темноте, огненные шары понеслись к плахе. Оглушительная череда
взрывов, всполохов красного и синего пламени на секунду
обхватили древа мертвых. Во все стороны брызнула черная жижа,
полетели куски древесной, живой плоти. Стволы закачались,
яростный визг, от которого заложило уши, повис над площадью.
Древа горели, стволы качались из стороны в
сторону, ветви-щупальца хлестали как бичи, круша камень помоста
и зданий.
Казалось, победа близка, и древа обречены,
но огонь внезапно потух, черная кора древ пульсировала и
сжималась как человеческая кожа. Раны затягивались,
зарубцовывались.
Противный запах паленого мяса повис над
площадью, камень помоста местами расплавленный, внезапно
треснул. Стволы древа стали быстро утолщаться, и расти вверх,
устремляясь к темным небесам Аркина.
Ветви – щупальца, змеями вытягиваясь во
все стороны, хватали куски растерзанной плоти, окунались в лужи
крови, всасывая ее в себя.
Абсолютная тишина повисла над площадью
Правосудия. Лишь изредка нарушаемая стонами и хрипением
раненных, заживо поедаемых древом мертвых.
Внезапно в выси, где во мраке, висел крест
с распятым некромантом, раздался крик полный боли и ненависти:
- Отец! За что?
Трой не мог видеть ту бойню что
разыгралась под ним, но все чувствовал.
Боль, страх, смерть сотен и сотен людей,
разрываемых на куски, поедаемых заживо. Он буквально впитывал в
себя их страдания, насыщался эманациями мертвых. Воли вопреки.
Трой знал, какая могучая сила собралась в
нем. Ему ничего не стоит голыми руками разорвать свои путы,
выдернуть стальные клинья. Уничтожить все и вся.
Но он ждал, обряд должен быть доведен до
конца, иначе смерть всех этих людей была напрасна.
Крест ожил.
Страшная боль пронзила сознание
некроманта, словно в мозг вогнали раскаленный шип. Древесная
плоть всасывала в себя плоть людскую, медленно растворяя кожу.
Трой чувствовал, как медленно, под
действием сока, разлагается его спина, руки, ноги, тело
погружается в древо мертвых.
Некромант терпел невыносимую боль, от
которой хотелось сойти с ума, умереть, но он не мог позволить
себе этого.
Нельзя уходить в Серые Пределы, нельзя,
иначе все зря!
- кричал, колотя затылком о крест,
некромант.
Боль внезапно отпустила, сознание стало
гаснуть, появилась легкость во всем теле.
«Неужели я умер, - подумал Трой. - Нет!»
Именно сейчас он испугался. Нет не смерти,
а того, что он не смог перенести Испытание. И стать...
-Сын мой! – голос словно возник в мозгу
некроманта. – Ты можешь сделать это! Доведи начатое до конца.
Скажи формулу заклятья Перерождения, спеши, время на исходе.
-Да отец.
Боль снова вернулась, еще страшнее чем
прежде. Тело Троя буквально растворялось, впитываясь в древо
креста, кости оголялись. Он почувствовал, как кора раздвинулась
в стороны, и его плоть стала погружаться внутрь креста.
Трой собрал все силы воедино. Мощь мертвых
душ, людские страдания буквально разрывали его сущность на
части, напитывали его невероятной силой. Формула заклятья
рвалась наружу.
-
DEMORATY
– INFERETY,
– крик некроманта унесся ввысь.
Секунду спустя, прежде чем тело некроманта
было поглощено, в голове Троя, чей-то голос очень тихо произнес:
- Ты сделал свой выбор.
Страшный по силе раскат грома, от которого
дрогнула земля, буквально раздвинул небеса. Столб пламени
низвергся вниз, полностью поглотив плаху и древа мертвых. Спустя
мгновение все исчезло в огне.
К центру обезлюдившей площади Правосудия,
покачиваясь, шел человек. Некогда могучий и сильный, теперь он
был лишь тенью себя.
Архипрелат Аркина – Энгабар, подошел к
огромному провалу в брусчатке площади. Обугленная земля,
расплавленные камни, все то, что осталось от плахи.
Пустой глазницей черепа, зиял провал в
земле, от него веяло болью и страхом. Словно открылись врата в
мир иной. Мир Тьмы и Смерти.
- Сын мой! Где бы ты не был, прости меня!
– крикнул священник, и хрипя завалился наземь. Одинокая слеза,
блеснув ярким алмазом, потекла по его щеке, и тут же застыла,
превратившись в кристалл льда. Хмурое небо Аркина побелело,
пошел первый снег.
2
Темная ночь расправила свои мягкие крылья
и спустилась на землю. Полная луна и мириады ярких звезд, что
разбросаны по небосводу, словно драгоценные сверкающие камни
показались лишь на мгновение, чтобы тут же скрыться за облаками.
Тьма, непроницаемая, почти осязаемая,
неспешно обволакивая землю, дикий лес, речку Быстрянку ползла в
сторону поселения людей. Фермеров – землепашцев и охотников –
промысловиков.
Добравшись до защитного частокола, что
неровным кольцом обхватывал довольно большое село, в несколько
десятков добротных рубленых изб. Тьма словно остановилась,
помедлила, наткнувшись на острые, тесаные бревна частокола, но
затем двинулась дальше. Накрывая собой избу за избой, сруб за
срубом. Медленно и неотвратимо приближаясь к церквушке, что
стоит в центре села.
Один за другим, в окнах изб, гасли
немногочисленные огоньки масляных лампад. Стихли разговоры,
смех, плач и крики детей. Люди укладывались спать. Перестали
брехать псы, коровы, овцы, куры запертые по сараям, наконец
угомонились. Сон и тишина овладели селом, ночь вступила в свои
полные права.
Где – то в глубине темного, такого
зловещего в ночи леса ухнул филин, треснула ветка. Часовой на
высокой дозорной вышке, молодой здоровый парень, с трудом
продрав глаза, выглянул из-за тесаных бревен. С минуту он
вглядывался в сторону леса. Ничего, ни шума зверей, ни гомона
птиц. Лишь только злой холодный ветер, завывал сквозь щели в
бревнах.
Молодец зябко поежился, поплотнее
завернулся в тулуп из овчины. Затем сонным взглядом он посмотрел
на тугой лук, полный колчан стрел, подлил масла в нещадно
чадящую плошку. И проклиная судьбу, а особо старосту Берга за
то, что он направил его на пост в такую холодную ночь,
уткнувшись в тюфяк набитый сеном, захрапел.
Он не заметил, что дрожащий на ветру
язычок пламени несколько раз судорожно дернулся и погас. Словно
его задули чьи-то невидимые губы.
Из семи ночных сторожей, что должны были
бодрствовать всю ночь и охранять село от волков, упырей и иной
Нечисти, не спал только Дерк. Сильный, крупный мужчина лет 40,
45, но уже весь седой.
Его мужественное лицо, наискось пересекал
страшный шрам, оставленный когтями медведя – шатуна. Кисти левой
руки не было. Вместо нее, на металлической пластине приторочен
нож. С зазубренным, длинной в ладонь мужчины лезвием. Несмотря
на увечье, Дерк был один из самых сильных бойцов села и мало кто
из молодых, отваживался выйти с ним на кулачный бой.
Видя, что огонек на соседней дозорной
вышке погас и не загорелся вновь, Дерк в сердцах сплюнул:
- Тьма меня забери! Опять этот увалень
Энджи дрыхнет. Ему только коров пасти, да девкам юбки задирать,
а не дозор нести, службу править.
Дерк ухватил правой рукой факел, и поднял
его, стараясь охватить светом побольше пространства.
- Ну и ночь! Не видно ни зги. Луна и
звезды и те за облаками прячутся, – продолжил Дерк.
Еще выше подняв факел, Дерк старался
рассмотреть лес, что начинался в ста шагах от него.
Не блеснут ли у опушки волчьи буркала, не
мелькнет ли тень упыря в верхушках деревьев.
Глаза Дерка начали слезиться и болеть,
злой, холодный ветер трепал его волосы. Всю впустую, лес хранил
молчание.
Но Дерк чувствовал угрозу, пока еще
невидимую, но неотвратимо приближающуюся к селу. Что это могло
быть, он не знал, но каким-то шестым чувством понимал, быть
скорому бою.
Дерк не заметил, что недалеко от его вышки
вроде как тявкнул пес, или скрипнула дверь избы и какая-то тень,
под прикрытием забора мелькнула в сумраке ночи.
Хельга давно притворялась спящей,
дожидаясь пока не уснет муж. Еще с вечера она приготовила сытный
ужин и не скупилась как обычно на добрую кружку пива. Ей нужна
была эта ночь. Для цели ведомой только ей – скорбящей,
безутешной матери.
Не прошло и месяца, как она потеряла
своего первенца – Трорта, мальчика прожившего только три зимы.
Неведомая хворь унесла его младую жизнь, несмотря на все усилия
местной знахарки и горячие молитвы Хельги.
Она, потеряв сына, чуть не сошла с ума,
даже пыталась покончить с собой. Что по местным законам один из
смертных грехов. Священник грозил ей отлучением от церкви и
гиеной огненной. Но ей было все равно, без сына она не мыслила
себя, своей жизни.
Рано выйдя замуж, молодая женщина никак
не могла зачать и лишь три года назад, сообщила мужу радостную
весть. Вот ведь счастье было, но недолго. Не только ее сын умер
этой осенью, смертей было много, неестественно много.
Старые и младые, сильные и слабые, смерть
не выбирала, косила всех подряд. Кто умер от неведомой болезни,
а кто от нападения Нечисти. Что-то ее много развелось в
последнее время. Волчар – оборотней, упырей и даже неупокоенных,
зомби, что было вовсе несвойственно для этих мест. Могилы,
погосты разупокаивались сами собой, быстро, неотвратимо.
Мертвецы уничтожали целые деревни, хотя в последнее время они-то
как раз и присмирели, не показываются.
Видимо святые отцы-экзекуторы что-то и
сумели сделать.
C
месяц назад, неделю они «гостили» в селении. Чума на них.
Сколько простого народу истязали, пытали огнем, резали и все с
именем Спасителя на устах. Уж лучше позволили некромантам
взяться за дело, те хоть имея жуткую, богопротивную
специальность, стараются обойтись без лишних жертв и людских
страданий.
Хельга хорошо помнила способы борьбы отцов
экзекуторов с мертвецами. Этого не забыть. Поставили всех,
старых и малых на колени возле церкви и под звон колокольни,
причитания и крики толпы растянули на деревянной доске, молодку,
обвиненную в колдовстве. А мужа ее, так просто прибили гвоздями
к столбу и прямо при нем, сорвав одежду с жены, засекли ее
плетью девятихвосткой до смерти.
И много еще непотребства чинили святые
отцы. Пытали огнем стариков, лапали баб, на предмет обнаружения
тайных знаков Тьмы. И под конец наложили строжайший запрет на
посещение погоста, где было похоронено не одно поколение селян.
А вновь умерших, велели хоронить на новом кладбище.
Хельга, чей сын умер, как раз в последний
приезд святых отцов, был похоронен ими же, на старом погосте,
без участия родни. И кто знает, что там у него за могила, где он
лежит. И Хельга решилась, найти его, справить могилу, пролить
слезы матери, да поставить знак, что бы знать, здесь его тело,
здесь похоронен ее сын, маленький Трорт.
Борясь со сном, дожидаясь пока пьяное
полусонное бормотание мужа, не перешло в храп, Хельга осторожно
откинув одеяло, присела на край кровати. Осматриваясь по
сторонам, гоня дрему прочь, женщина дожидалась пока глаза не
привыкнут к темноте.
Внезапно Хельга почувствовала позади себя
мягкий шорох. Оглянувшись, молодая женщина замерла, боясь даже
вздохнуть, прямо на нее из тьмы уставились пара зеленых глаз.
Мелькнуло гибкое тело, существо прыгнуло.
В следующую секунду Хельге показалось, что
у нее от страха разорвется сердце, но чуть слышное мяуканье
развеяло ее опасения. Это была кошка, ее любимица. Ласковое,
доброе животное черного окраса.
Хельга погладила мурлыкающе животное,
уютно сидевшее у нее на коленях. Затем встала, кошка спрыгнув с
коленей женщины на деревянный пол, повернула к ней свою
мордочку, тихо и как показалось Хельге печально мяукнула,
махнула хвостом, и прыгнув в сторону словно исчезла.
Только сейчас Хельга поняла, почему ее так
напугала ночная гостья. Кошка пропала с месяц назад сразу после
смерти Трорта и не появлялась все это время. Где она пропадала
неведомо, почему вернулась тоже. Словно она хотела о чем - то
предупредить, кто знает.
Хельга почти на ощупь, стараясь не шуметь,
пробралась в горницу. Быстро оделась, взяв масляную лампадку
медленно, осторожно отворила дверь. Осмотрелась, ее неприятно
удивила почти полная, кромешная тьма царившая снаружи. Ни
проблеска звезды, ни бледного света луны, «солнца мертвых» как
называют некоторые ночное светило. Только мрак, да чуть видимые
в ночи огоньки лампад и факелов на дозорных вышках. Казалось,
что даже огонь стал светить тусклее с пришествием тьмы.
Но именно это было необходимо Хельге, что
бы незамеченной проскользнуть под носом дозорных, а особо Дерка.
«Этот уж точно не будет спать, - подумала
Хельга, едва переступив порог избы.
- Хорошо правит дозор, не то что
остальные, чуть взберутся на вышку, хлопнут чарку крепкого пива,
завернуться поплотнее в тулупы и на боковую. Сны сладкие
смотреть, да желательно про баб в теле и самом соку».
Словно ласка Хельга прокралась под
дозорной вышкой, до частокола рукой подать, а там и лаз потайной
есть и до леса недалече. Встав на четвереньки, а затем и вовсе
ползком Хельга скользнула в густой бурьян. Вот и он – лаз,
темный, зловещий провал в земле. В него то и днем страшно
залазить, не то что среди ночи. Словно спускаться в могилу. А то
и верно, сколько мелких ночных тварей, крыс да хорьков, а может,
что и похуже, нашли здесь свой конец. Застряв или увязнув после
обильных дождей в мягкой глине.
Хельга остановилась, задумалась, а стоит
ли лезть. Но затем, вспомнив милое личико сына, решилась.
Отодвинув рукой ветви кустарника, словно уж, Хельга скользнула
в провал.
Неприятный запах сырой земли ударил в нос.
С трудом протиснувшись, Хельга поползла вперед. Затем проход
изогнулся в бок и повел понизу. Потянуло зловонием, Хельга
поморщилась, руки по локоть проваливались в вязкую, липкую жижу,
стало трудно дышать.
Удушливый, тошнотворный смрад заполнил все
пространство, проник в каждую пору тела. Хельге стало по
настоящему страшно.
Ее пальцы натыкались на камни, какие то
острые предметы, на ощупь напоминающие кости мелких зверьков.
Ползти становилось все труднее, пару раз она в бессилии
утыкалась лицом в мокрую дурно пахнущую землю. И лишь усилием
воли, зная, что все это нужно для успокоения духа ее горячо
любимого сына, женщина заставляла себя двигаться дальше.
Казалось, лазу не будет конца. Хельгу уже
порядком мутило, голова отяжелела и кружилась, кровь упругими
толчками пульсировала в висках. Иногда она думала что легче
будет умереть здесь. Чего проще. Лечь и не шевелиться затхлый
воздух постепенно сделает свое дело, усыпит, поможет уйти в
Серые Пределы. Но нет нельзя, нет на это права, иначе недостойна
она - быть матерью.
-Еще немного чуть, чуть. Если остановлюсь
то все это конец, назад хода нет, - шептала женщина, до крови
прикусив губу.
Сколько она ползла? Ей казалось что
вечность. Наконец она почувствовала, что лаз пошел вверх,
непереносимое зловоние тоже пошло на убыль. Абсолютная,
кромешная тьма слегка посерела.
Спустя минуту свежий воздух ворвался в
легкие женщины и точно хмель ударил ей в голову. Отползя от лаза
к черте леса, Хельга уткнулась лицом в пожухлую траву, затем
перевернулась на спину и полной грудью вдохнула ночной,
прохладный воздух. Полегчало, привстав и оглянувшись, Хельга
посмотрела в сторону села. Ничего не изменилось, почти могильная
тишина: ни лая собак, ни крика дозорных. Ее не заметили, теперь
только вперед.
Женщина встала. Шатаясь, как пьяная, она
двинулась к лесу. Вот и заветный, могучий дуб, в корнях которого
Хельга загодя сделала схрон. Закопав масляную лампадку, немного
еды, питья, а также нож и небольшую лопатку. Быстро откопав
заветные вещи Хельга, оставив на опушке, на старом замшелом пне,
подношения мелким лесным духам в виде горшочка с медом и бутыли
с пивом, вошла в лес. Мрак мгновенно поглотил ее, словно она
шагнула в лесное, глубокое озеро.
Тьма, обволакивая село абсолютной,
непроницаемой чернотой остановилась, словно задумалась, что
делать дальше. Ждать. Время истекает, мертвые придут.
Время Тьмы. Лес, в который вошла
Хельга древний, темный дремучий. Стволы многовековых деревьев:
кряжистых дубов, высоких сосен, лиственниц, осин тянутся вверх,
раскинув свои огромные кроны на многометровой высоте. Корявые
сучья напоминают скрюченные, костлявые руки, те, что тянуться в
лицо, цепляют за одежду, царапают до крови тело. Деревья, кусты,
пожухлая трава, стоят столь плотно, что кажется, через них не
пройти, словно внезапно выросла непреодолимая, темная стена.
Хельга едва войдя в лес, запалила
лампадку. Огонек светильника, отбрасывая причудливые, призрачные
тени на ветви деревьев, и лицо женщины трепетал на ветру, словно
светлячок. Быстро найдя тропку, ведущую к старому погосту,
Хельга шла вперед.
Со стороны она выглядела весьма
таинственно, даже зловеще. Молодая женщина идущая в одиночку
среди ночи в страшном, неприветливом лесу. Все это отдавало
колдовством.
Хельга понимала, увидь ее кто, быть ей
обвиненной в колдовстве, гореть на костре. Но в лесу в эту пору
людей быть не должно, а вот зверья, да Нечисти разной полно. Но
Хельга верила в силу ограждающей молитвы и шла вперед, борясь со
страхом в сердце. И ее не тронули: ни волчары оборотни, ни
упыри, ни иная лесная Нечисть. Странно. Почему? Словно вся она
пропала, исчезла, гонимая страхом, но перед чем? Может странной,
необычной тьмой? Хельга не знала ответ на этот вопрос, да и не
особо задумывалась. Просто шла вперед к своей цели.
Вскоре, выйдя на большак, Хельга увидела
каменную ограду погоста. Древнего, большого, здесь было
похоронено не одно поколение селян. Мать и отец Хельги, а также
ее старший брат Хельт, его зим пять назад разорвал оборотень.
Грустные воспоминания овладели женщиной. Но назад пути нет.
Подойдя к калитке, Хельга остановилась,
прошептала слова молитвы Спасителю, глубоко вздохнула, словно
собралась нырнуть с головой в речной омут и дрожащей рукой
отворила дверцу.
Та открылась с легким скрипом, нехотя,
упорствуя как живое существо. Словно не хотела пускать женщину
на погост. Хельга оглядевшись по сторонам, высоко держа в правой
руке лампадку, вошла. И тут же вздрогнула, отпущенная дверца
калитки захлопнулась с сухим треском, а щеколда сама собой
задвинулась в щель паза. Пламя лампадки судорожно дернулось и
едва не погасло.
- Чертовщина какая-то, – прошептала
Хельга. – Храни меня Спаситель от сил Тьмы.
Она двинулась дальше. Страх, ужас, всецело
завладели сердцем женщины. Словно она миновала невидимую черту,
отделяющую ее, от мира живых. Хельга, стараясь не смотреть по
сторонам, сдерживая дыхание, опасаясь, что ее ненароком услышат
духи погоста, шла вперед.
Земля мертвых. Хельга ступала по дорожке
проложенной между могил и каменных надгробий.
Тишина, какая бывает только на кладбищах,
окружала ее со всех сторон. Лишь ветер пел тонкую песню в
камышах близкого болота. Ни стона, ни шевеления под землей, ни
разрытых могил, мертвые спали тихо. Святые братья постарались,
смогли то успокоить погост, в самом зародыше задушив
разупокаивание. Надолго ли? То нам неведомо.
Хельга, идя вперед, как заклинание,
повторяя одни и те же слова:
- Тридцать шагов прямо, затем десять
направо, ближе к ограде, меж двух могил, мужа и жены. Там ищи
могилку сына своего.
Именно так сказал священник – экзекутор,
когда Хельга в слезах просила, умоляла его, поведать ей, где
захоронен ее сын. И добилась своего. В точности выполнив
указания, светя по сторонам лампадкой и дрожа от страха, нашла
она могилку сына своего.
Небольшой, наспех утрамбованный ногами
холмик земли, с воткнутой палкой и прибитой табличкой. Где
ножом, были вырезаны буквы: «Трорт».
Увидев могилку сына, Хельгу прорвало.
Слезы горечи и ярости потекли из глаз. Попадись ей в этот момент
кто – либо из экзекуторов, удавила бы собственными руками.
Хельгу удивила та злость, что бушевала в
ее сердце. Страх исчез. Сейчас она не боялась никого: ни
человека, ни зверя. Ей казалось, что жажда мести, желание
разрушать, убить, все равно кого, полностью завладели ее
разумом. И такая боль в сердце, что хоть волчицей вой, на
скрывшуюся луну.
Хельга упав на могилу сына, горько рыдала,
выплакивая все ту боль, что была в ее сердце, полегчало. Помня,
что она должна вернуться в село к утру, еще затемно, Хельга
принялась за дело.
Достав лопатку, она начала копать, земля
была мягкая, рыхлая. Стараясь не думать ни о чем, Хельга,
временами роняя слезы, копала все быстрей и быстрей. Словно от
этого зависела ее жизнь.
Вскоре лопатка с глухим стуком ударилась о
доски гроба. Хельга словно ополоумевшая, отбросив лопатку, стала
руками отбрасывать землю. Та комьями отлетала в сторону.
Сбив руки до крови, не обращая на это ни
малейшего внимания, Хельга откопала небольшой гробик, вытащила
его на край ямы.
Женщина села рядом, обхватила колени
руками, положила на них голову, и так сидела несколько минут,
смотря на гробик, словно не зная, что делать дальше.
Затем встала, осмотрелась. Недалеко рос
могучий дуб с раскидистой кроной. Хельга уже давно решила,
именно там, под ним, быть могиле ее сына.
Подойдя к дереву, Хельга задумчиво провела
рукой, по твердой в трещинах коре дуба. Наклонилась, погладила
дерево, что-то прошептала и начала копать.
Она копала как одержимая, иногда бросала
лопату, отбрасывая землю руками. Слез не было. Ее лицо
посуровело, превратилось в каменную, страшную маску, словно это
был не человек, а машина – смерти.
Вырыв довольно большую и глубокую яму,
женщина быстро подошла к гробу сына. Подняла его и перенесла к
вновь вырытой яме. Словно она хотела покончить с этими
похоронами как можно скорее. Но затем остановилась, задумалась.
Ее рука потянулась к поясу, за которым был заткнут нож.
Прохладный ветер трепал ее волосы, не было
слышно ни крика ночных птиц, ни кваканья лягушек. Природа словно
замерла, уснула в ожидании чего-то страшного, ужасного. Так
бывает перед бурей, короткий промежуток абсолютной тишины,
спокойствия. Но недолог он, и грянет гром.
Хельга медлила, не решаясь сделать то, что
она задумала. Сомнение зародилось в ее душе, и страх непонятный,
всепоглощающий, от которого хочется упасть, зарыться в землю,
умереть только бы не испытывать это животное чувство.
Она не понимала, что так гложет ее, чего
она боится. Но затем поняла. Страх перед неведомым. Хельга не
знала, чем все закончится этой ночью. Но неведомый голос
нашептывал ей:
- Сделай что задумала, доведи начатое до
конца, пути назад нет.
И Хельга решилась. Действуя как во сне,
словно по приказу из вне. Не замечая, как сгустилась Тьма,
Хельга вогнала лезвие ножа в щель крышки гроба. В этот момент в
голове женщины словно раздался крик ее сына:
- Мама! Не делай этого, не надо!
Поздно. Несколько движений и наспех
приколоченные доски поддались, крышка оторвалась. Хельга скинула
ее на землю и взяв лампадку, дрожа от страха в ожидании увидеть
разложившийся труп сына, Хельга заглянула в гроб.
Вскрикнув, она выронила лампадку, зажала
рот рукой и разом осела на сырую землю. Затем, рыдая, женщина
достала из гробика тело сына, завернутое в грязные тряпки и
прижав к себе, стала качать, убаюкивая его, как делала ни раз
беспокойными ночами, напевая колыбельную Трорту.
Мальчик нисколько не изменился, смерть не
затронула его своим ледяным дыханием. Ни запаха трупа, ни следов
разложения, словно его положили в гроб с минуту назад. Милое
красивое личико трехлетнего ребенка, глаза закрыты, прядь
светлых волос на лбу. Откинув их, Хельга поцеловала сына. Она не
сразу поняла, что ее так удивило, но затем…
Лоб не был холодным, казалось, что Трорт
просто спит, и только отсутствие дыхания указывала на то, что он
действительно мертв.
Хельга ни знала, что и подумать, да и не
хотела. Просто на несколько минут, она снова почувствовала себя
матерью укладывающей малыша спать. Она не заметила, что из
неглубоких ран ее рук обильным потоком потекла темная, почти
черная кровь. И стала медленно впитываться в тряпки, которыми
был обмотан Трорт.
Тьма дождалась, час мертвых пробил.
Сильный порыв ветра промчался над
погостом, в темных небесах раздался страшный по силе раскат
грома. Хельга в страхе посмотрела вверх, ожидая увидеть всполохи
молний, первые капли дождя. Ничего, никаких признаков бури.
Только мертвая тишина и тьма непроницаемая, всепоглощающая,
воцарились на погосте.
Хельга замерла в ожидании чего-то
ужасного. Страх невидимой, липкой сущностью проник в нее,
запустил свои когти в сердце. Неизвестность, неопределенность,
женщина ждала, не зная что будет дальше.
Внезапно желтое пламя лампадки заметалось
из стороны в сторону, и стало гаснуть, но затем взметнулось
вверх столбом гудящего пламени. Постепенно меняясь в цвете, из
обычного становясь черным. Пламя Тьмы – пламя мертвых.
Красные искорки проносились в его потоке
словно порхающие светлячки. Столб возносился над погостом все
выше и выше, устремляясь к небесам, пытаясь достичь туч.
Хельга, застывшая каменной статуей, все
так же держа сына на руках, с удивлением обнаружила, пламя не
обжигает, не греет, но освещает. Весь погост был подернут
маревом, словно дорога в жаркий день. Стали видны пусть и не
очень отчетливо все стороны кладбища. Неясные тени плясали
странный танец над могилами.
Время остановилось, потекло медленно и
неторопливо. Словно в ином измерении. Хельга протянула дрожащую
руку в поток, словно пытаясь схватить пламя. На секунду ей
показалось, что она дотронулась до вязкой массы, красные искорки
побежали по ее руке, затем быстрыми змейками обхватили все тело.
Женщина не испытывала ни страха, ни боли, странное состояние
смесь неизведанного и безысходности. Ей было все равно, что
будет дальше. Она просто сидела, смотря на невиданное зрелище.
Всецело поглощенная этим она не заметила, что Трорт открыл
глаза.
Земля задрожала. Раздались стоны,
завывания, крики. Звуки все нарастая, рождались из под земли.
Женщину затрясло мелкой дрожью.
Резкая боль пронзила ее руку. Посмотрев
вниз, Хельга едва не потеряла сознание, вопль ужаса и
невыносимой боли вырвался из ее уст и унесся во тьму.
Трорт ожил. Сомкнув зубы на запястье
Хельги, прокусив его до кости, малыш высасывал кровь. Его глаза
горели красным огнем, своими ручонками он обхватил руку Хельги и
жадно пил, насыщая свою плоть.
Не переставая кричать, Хельга вскочила на
ноги, закружилась волчком. Схватив ребенка за волосы, она рывком
оторвала его от себя и отбросила в сторону. Кровь фонтаном
брызнула из прокушенной руки, обдав Хельгу теплым, липким
потоком.
Уже падая наземь, женщина увидела, что ее
сын Трорт, начал корчиться и выть. Все его маленькое тело трясло
мелкой дрожью, сильные судороги ломали кости рук и ног с сухим
треском. Медленно разрывая плоть из под окровавленных тряпок
показались ребра. Пальцы стали удлиняться, ногти вытянулись,
становясь длинными загнутыми вовнутрь когтями. Из раздавшихся в
стороны челюстей показались клыки: острые, смертоносные – клыки
хищника.
- Мама! Мама! Помоги мне! – кричал Трорт,
катаясь по земле.
Затем, перевернувшись на
спину и вытянув руки вверх, словно взывая к небесам, он забился
головой о землю. Во тьме сверкнули красные, зловещие огоньки
зрачков зомби. Спустя минуту страшная судорога выгнула его
дугой. Вопль боли, вместе с потоком кровавой пены, вылетел из
его глотки.
Трорт затих, превращение завершилось.
Хельга лежала на спине, глаза сухи, слез
не было. Лишь безграничная пустота в сердце и обреченность
приговоренного к смерти. Мало кому из людей доводилось видеть
такое, а тем более матери. Осталось одно, истечь кровью и
умереть, но…
Не сводя глаз с Трорта, а вернее того
адского существа, в которое он превратился. Хельга оторвала
лоскут от одежды, наспех перевязала руку, чуть повыше запястья.
Остановив кровотечение, сгорая от внутреннего, словно
испепеляющего нутро жара, Хельга пересиливая слабость и тошноту,
уперлась здоровой рукой в землю, попыталась встать.
Почва поплыла у нее перед глазами, ее
шатнула в сторону, больно ударившись головой о камни, Хельга
распласталась на земле.
Все ее тело ныло и болело, мысли путались
в голове. Она знала, укушенный зомби обречен на медленную
мучительную смерть – разложение заживо.
«Надо полежать, отдохнуть, совсем немного
и я смогу, выдержу,
- думала женщина, уткнувшись лицом в
сырую холодную землю, что звала к себе, словно нашептывала:
- Лежи тихо, приму я тебя, страданья
исчезнут, усни навсегда».
Хельге казалось, что еще немного, и она
потеряет сознание или умрет. Последнее она приняла бы с
радостью.
Нельзя, не смей отступать. Я должна! –
закричала Хельга.
Собравшись с последними силами действуя
как во сне, она приподнялась. В горле стоял ком, Хельга сплюнула
землю, перемешанную с кровью. Сил встать не было.
- Ничего, это не страшно, – шепнула она.
Нащупав нож, она вогнала лезвие в землю,
подтянувшись, еще раз и еще, Хельга поползла в сторону затихшего
Трорта.
-Еще немного, – повторяла Хельга, ползя
вперед к своему сыну.
Окружающий мир перестал для нее
существовать, он просто исчез. Она не обращала ни малейшего
внимания на землю, словно ходившую под ней ходуном, ни на стоны
и завывания. Мертвые просыпались. Появились мелкие могильные
духи, аморфные пожиратели людских страданий. Они метались из
стороны, в сторону, временами проносясь мимо Хельги, обдавая ее
своим холодом, упиваясь горем матери. Тьма сгущалась, Хельга
ползла.
Трорт беззвучно лежал на боку, свернувшись
калачиком, как зверек. Он не двигался, не дышал. Казалось, что
он умер, не выдержав метаморфозы.
Хельга подползла к нему вплотную,
протянула руку, перевернула его на спину. Подавив вопль ужаса от
увиденного, то что стало с ее сыном, Хельга занесла нож над
грудью Трорта. Но помедлила с ударом.
На секунду, лишь на секунду Хельге
показалось, что перед ней лежит ребенок, не существо. Милые,
такие знакомые и родные черты лица ее сына – Трорта: непокорная
прядь светлых волос, бездонная синева глаз, пухлые губки.
Женщина смахнула слезу, видение исчезло,
ее сын умер, осталось существо. Мерзкое и страшное – зомби.
Тьма ждала, сгустилась, поглощая последние
крупицы света. Мертвые притихли, над погостом воцарилась
абсолютная тишина, время остановилось, замерло в ожидании
развязки.
Лицо Хельги окаменело, превратилось в
маску смерти. В ее голове словно прозвучал приказ. Чей-то голос,
вкрадчиво, очень тихо произнес:
-Давай же, чего ты ждешь?
Дрожащие от напряжения руки Хельги
налились свинцом, разум затуманился, она замотала головой,
пытаясь избавится от наваждения. Но затем…
С криком:
- Прости меня, сын мой!
Она вонзила лезвие ножа по самую рукоять в
грудь Трорта. В ту же секунду он очнулся.
Хельга отпрянула от него, не веря своим
глазам. Трорт медленно привстал, повернул голову набок,
осмотрелся, затем уставился на Хельгу. От этого леденящего,
вынимающего душу взгляда зомби у женщины перехватило дыхание,
сильно кольнуло в груди. Хельга застыла не в силах кричать,
словно кто-то зажал ей рот рукой.
Трорт медленно выдернул нож из своей
груди, слизнул длинным похожим на змеиный, языком кровь с
лезвия, оскалился и встав на четвереньки, как животное ринулся
на Хельгу.
Женщина не сопротивлялась, зомби сомкнул
челюсти на ее шее, раздался хруст, чавканье, звук раздираемой
плоти. Хельга дернулась и затихла.
Насытившись, весь в крови зомби встал на
ноги, покачиваясь вошел в столб гудящего, темного пламени,
задрал голову вверх и набрав полную грудь воздуха, выкрикнул
гортанным, непохожим ни на что человеческое голосом:
-
SA-P-TOR!
В туже секунду весь погост словно
взорвался изнутри, комья земли, могильные плиты, камни, сплошным
потоком взлетели вверх. Черное пламя охватило развороченную
землю, огненные струи всасывались под землю. Как раскат грома,
прозвучал оглушающий рев пробудившихся от вечного сна зомби.
Тьма дождалась, мертвые восстали.
Звук тревоги сигнального рога, громкий и
зловещий прозвучал над сонным селом как удар набата. Пришло
время сражаться, время умирать.
Тревога и страх охватили село, мгновенно
превратив его в растревоженный муравейник. Засветились окно изб,
забегали люди с факелами. Разом, как по команде, взвыли псы, и
вой их протяжный, печальный, веял могилой.
Заголосили бабы, заплакали дети. Звонарь
церкви безжалостно растолканный, полусонный, ничего
непонимающий, получив звонкую оплеуху, мигом взобрался на
колокольню и ударил в колокол. Его звук громом прозвучал над
селом и унесся в даль, за лес и реку. Мужчины быстро одевались,
нацепляли кольчугу, доставали оружие и заспешили к дому старосты
Берга.
Тот уже ждал их на крыльце, похожий на
гризли – шатуна, здоровый, сильный мужик. Одетый в просторную
кольчугу, в руках секира за поясом приторочен обоюдоострый меч.
Взгляд его темных глаз был суров и тверд,
подбородок гордо поднят. Он с высоты крыльца как воевода смотрел
на все прибывающих охотников, пахарей, воинов.
Рядом с ним по правую руку стоял Дерк. А
чуть в стороне оскалившись и сверкая желтыми глазами громадный,
черный пес Берга, знаменитый на всю округу своим бешеным нравом
и мощью.
Этот пес с изрядной примесью волка в
одиночку справлялся с медведем. Будучи раза в три больше собаки
(поговаривали, что здесь не обошлось без колдовства) пес почти
лишенный шерсти, весь перевитый жгутами мышц, с отстриженными
ушами и хвостом, внушал простому люду ужас.
Толпа все увеличивалась, слышны были
крики, брань, многоголосье встревоженных и поднятых среди ночи
людей, плач и причитания баб. Они стояли чуть поодаль, прижимая
к себе детей.
Мальцы, гроздьями свисали с забора
огромного подворья Берга, их озорные взгляды были полны
возбуждения от предстоящего события. За малостью лет, они не
понимали что происходит. И все им казалось игрой, веселой и
забавной.
Те кто постарше, стояли тихо, внимательно
прислушиваясь к разговорам взрослых, особенно опытных воинов.
Дождавшись, когда все подворье
заполнилось, и люди уже стояли за забором, Берг поднял руку.
Разговоры тут же стихли, бабы перестали причитать, даже малые
дети и те замолчали.
Стало слышно как потрескивая, горят
смоляные факелы.
Внезапно толпа расступилась, давая кому –
то дорогу. Сквозь живой коридор, к крыльцу, не спеша, вышла
древняя бабка, опираясь на клюку, закутанная в ветхий шерстяной
платок.
Дерк, стоявший рядом со старостой, помог
ей взойти на крыльцо. Она немного покряхтела и повернулась к
людям. Кто-то вскрикнул, поспешно зажав рот рукой, заплакал
ребенок.
Смотреть без страха на нее, было
невозможно. Ее лицо, изборожденное глубокими морщинами,
напоминало кору высохшего, мертвого дерева. Словно сама смерть
явила миру свой лик, и ее ледяное дыхание коснулось каждого,
забирая частичку души.
Знахарка, застыв древней статуей на
крыльце, закрыла глаза, пошептала что-то беззубым ртом, и
раскачиваясь из стороны в сторону, впав в транс, начала
говорить:
- Ведаю, что мертвые восстали, на зов
Ее придя. И по сему беда идет по следу, и Смерть во главе, на
коне, и быть великой здесь резне. Никто не сможет убежать, ведь
Тьма вокруг, и спасу нет, и мертвецы, что вряд стоят, вкусят
крови, и прах скрепят. И двинут дальше на восток, людей
вскрывая, словно скот. И лишь один на свете есть, еще не ведает
о том, что имя – Повелитель Тени, вовек закрепится на нем.
Она замолчала. Бабы разом взвыли, мужики
зароптали.
Берг поднял руку.
-Итак, ваше слово други мои. Либо бой до
смерти, либо бегство и позор навеки. Вы все знаете, как
относятся к тем, на кого напали мертвецы, помощи не будет, мы
как чумные. Все будут шарахаться от нас, и даже Святая церковь
предаст нас анафеме, и проклянет до седьмого колена.
Люди молчали, пытаясь убить страх в
сердце.
Вперед вышел Дерк.
-Назад пути нет, это наша земля, жить или
умереть, зависит от нас. Пришло время доказать себе, люди мы,
или бессловесный скот, который можно резать, пытать и втаптывать
в грязь. Ваш выбор.
- Мы будем биться, - раздалось несколько
голосов, постепенно переходя в рев огромной толпы.
- Мы будем биться!
Попрятав женщин и детей по схронам, воины
заняли свои места на дозорных вышках и верхнем ярусе частокола.
Запалили факелы, проверили оружие, достали заветные мешочки с
гномьим, горючим порошком и прикрутили их к остриям стрел.
Из церкви доносилось нестройное песнопение
старческих голосов. Они молились за удачный исход боя. Громче
всех старался священник, временами его хриплый голос перекрывал
печальный звон церковного набата.
Напряжение воинов нарастало с каждой
секундой. Прикрывшись щитами, приготовив секиры и топоры, они до
рези в глазах всматривались в лес. Все впустую, лишь холодный
ветер, противно воя, пел свою песню в верхушках деревьев.
- Уж поскорей бы началось, – раздался
голос в темноте.
- Да заткнись ты, Сарт, и без тебя тошно.
- Тихо вы там, всем смотреть в оба! –
рявкнул на воинов Дерк.
Внезапно посветлело, облака разошлись,
появилась луна.
- Смотрите! – крик дозорного на вышке
буквально прорезал ночной воздух. Все повернули головы в
указанном направлении.
Шагах в ста от частокола сверкнули
красными угольками десятки глаз.
- Нежить! - крик воинов утонул в страшном
реве неупокоенных.
При бледном свете луны, десятки мертвяков,
размахивая когтистыми лапами, оскалившись, ринулись в атаку. Они
бежали рядами, крича и воя, словно орда дикарей. Впереди всех,
огромными прыжками, отбрасывая комья земли, неслись костяные
гончие.
- Залп! – прозвучала короткая команда
Берга.
Огненными молниями, тьму ночи прорезали
зажженные стрелы. Лучники и арбалетчики били без остановки.
Несколько зомби тотчас превратились в горящие факелы. Ярко
пылая синим пламенем, разбрызгивая по сторонам снопы искр, они
выли и метались, натыкаясь друг на друга как слепцы. И наконец
затихали, превращаясь в груду костей и сгнившей дымящейся плоти.
Но неупокоенных было слишком много.
Костяные гончие, мертвяки, добежав до частокола, взбираясь друг
на друга, вгрызаясь острыми зубами, когтями в древесину лезли
по стенам со всех сторон.
Глухие удары топоров и секир, сменялись
ревом и воем зомби, воплями раненных и разрываемых на части
воинов. Бой шел по всему периметру частокола. Бревна потемнели
от крови.
- Мы окружены! Им нет числа! Спаситель,
помоги нам! – крики людей доносились со всех сторон.
- Всем держаться вместе! – крикнул Дерк, с
трудом отбиваясь мечом от наседающего на него костяного пса.
Глаза твари горели словно угли, человек
ждал, внимательно следя за каждым движением нежити.
Выпад, глухо клацнули огромные челюсти.
Дерк сумел увернуться, воткнув меч в пасть пса, воин, двумя
быстрыми движениями левой руки – кинжала, выколол буркала
твари. Пес, страшно взвыл, из глазниц брызнул поток темной
слизи.
Выдернув меч, и быстро развернувшись, Дерк
рубанул с плеча. Башка костяного пса, сделав дугу, отлетела в
сторону, но туловище, двигаясь само по себе, навалилось на
человека.
Упав на спину, Дерк вогнал меч в плоть
врага, в лицо плеснула зловонная жижа. Задыхаясь от невыносимого
смрада, Дерк сумел откатится в сторону, и кубарем слетел вниз,
больно ударившись о доски нижнего настила.
Пересиливая боль, проклиная все и вся, он
поднялся на ноги.
- Скорее, скорее, мы отходим! – крик
старосты на мгновение перекрыл вой и рычание мертвецов.
Оставшиеся в живых воины, встав спиной к
спине, с трудом сдерживая мертвяков длинными копьями, отступали
к церкви.
Зомби наступали плотным рядом, многие
горели, но шли вперед, размахивая лапами, рыча и воя.
Часть мертвяков, лишившись конечностей,
ползла. Когтистые лапы, искривленные ноги, туловища, жили сами
по себе, расползались в стороны, старались схватить людей,
дорваться до плоти.
- Сюда, скорее! Помогите! Ма… - ночной
воздух прорезали детские крики, переходящие в истошный визг.
Костяные гончие, вгрызаясь в бревна
срубов, разрывая схроны и тайники, нашли женщин и детей.
Воины, крича не хуже мертвецов, невзирая
на раны и увечья, побежали в центр села.
Они врывались в избы, рубили, кололи,
поджигали мертвяков. Над селом повис смертный крик. Это была
бойня, страшная и кровавая, никто не надеялся уцелеть.
Оставшиеся в живых, похватав кого удалось
спасти, ринулись к церкви – единственной надежды на спасение.
Последним отступал староста.
Он не заметил, что по крыше горящей избы,
клацая длинными когтями, прокрался зомби. Тварь прыгнула.
Страшный удар лапы, разнес голову Берга.
Мертвяк, разверзнув пасть, нагнулся над бьющимся в конвульсиях
телом человека. Внезапно мелькнула огромная тень, это пес Берга
прыгнул на зомби.
В поединке сошлись две сущности живая и
мертвая. Катаясь по земле, они рвали друг друга на части. Рев и
вой слились воедино. Раздался хруст, псу удалось огрызть голову
мертвяка. Весь в крови, волоча задние лапы, пес подполз к телу
своего хозяина, лизнул его руку и затих.
Туловище зомби, вытягивая лапы, крючась от
судорог, попыталось встать. В воздухе, огненной молнией
мелькнула стрела и вонзилась в мертвяка, который тотчас
превратился в факел. Спустя секунду, зомби словно разорвало
изнутри, а его дымящиеся останки разбросало на несколько шагов
окрест.
Все кто выжил, укрылись в церкви. Заложив
двери, они ждали, надеясь на чудо. Священник, крестя
собравшихся, творил молитвы. Словно взывая к небесам, звонарь
церкви, бил в колокол, и этот звон печальный, одинокий, веял
смертью.
Глухой удар в створки двери, потряс
церковь. Женщины дружно взвыли. Мужчины приготовились к
последнему бою. Поклявшись, прежде чем погибнуть, успеть лишить
жизни своих. Лучше смерть от клинка, чем быть разорванным на
части зомби.
Удар следовал за ударом. Дверь треснула,
ужасные морды, безобразные лапы, красные горящие глаза,
показались в проеме. Люди приготовились умереть.
Страшный, нечеловеческий крик потряс
предрассветную мглу над горящим селом. Люди, зажав уши,
повалились на пол, не в силах вытерпеть этот рев.
В этом крике явственно прозвучал призыв.
Но к чему?
Внезапно мертвяки исчезли, перестали бить
в створки дверей, костяные псы, повизгивая, помчались прочь из
села.
Люди не верили в то что увидели, зомби
отступили, покинули село.
Мужчины и женщины, дети и старики,
вереницей потянулись из церкви. Вокруг пылали избы, едкий дым
разъедал глаза. Останки мертвецов, не обращая внимания на людей,
повинуясь зову, ползли к частоколу.
Взойдя на приступки ограды, десятки селян,
при свете луны, узрели до селе невиданное.
Прямо перед лесом стоял человек, или нечто
похожее на человека. Высокая сущность, с головой закутанная в
черную накидку, а вокруг нее, стояли, сидели, лежали мертвяки и
костяные псы. И все как один, смотрели на этого пришельца,
словно внимали ему.
- Спаситель, храни нас, да что же это? –
раздался голос женщины.
Тонко свистнула стрела.
Пронзив темную фигуру насквозь, стрела
глубоко вонзилась в землю, мгновение спустя, ярко вспыхнув, она
превратилась в пыль.
Зомби все как один заревели, повернули
морды в сторону села.
Призрак, подняв вверх руку, что-то
прошипел, мертвяки тотчас успокоились.
- Исчезни! Пропади! – крик священника
перешел в сдавленный хрип.
Морок повернул голову. Пустота или вернее
Ничто, обратило свой взор на людей, так может смотреть только
сама Тьма.
Только сейчас, при ярком свете луны,
селяне, снедаемые страхом и любопытством, заметили, что у
сущности нет тени.
Фигура двинулась по кругу, она не шла, она
плыла, едва касаясь полами накидки земли.
Подплывая к зомби, сущность вытягивала
руку, или нечто похожее на нее. Что-то шептала, и мертвяк
тотчас распадался, обращаясь в прах, а его тень, скользя по
земле как туман, медленно всасывалась в трепещущую словно пламя
накидку.
- Это демон! Мы все умрем! Он заберет наши
души! – крик человека, прозвучал раскатом грома, над затихшими,
отказывающимися верить в происходящее, селянами.
- Заткните его, а не то я это сделаю, –
сказал Дерк. - Что бы это ни было, демон или призрак, это спасло
наши жизни.
Сущность, покончив со всеми мертвецами,
поглотив их тени, посмотрела на людей, словно вспоминая что-то.
Затем стала исчезать, медленно таять на глазах, как вода,
всасываясь в землю.
- Что это было? – спросил маленький
мальчик Дерка, дергая его за руку. – Демон?
- Я не знаю малыш, просто не знаю.
- Зовите его, - все селяне повернулись
на хрипящий голос старой знахарки.
- Зовите его – Повелитель Теней.
На горизонте, далеко за лесом, всходил
бронзовый диск солнца, рождалась заря – вестница живых.
|
