Изумрудный Дракон - 2004

Работа: ЦЕНОЮ СЛЁЗ

Осенний лес приветливо встречал двух странников. Высокий тип в чёрном плаще и на коне и парень среднего роста на сером ослике. В воздухе пахло остывающей после лета землёй и опадающей листвой. Этот аромат пьянил, как всегда пьянит он романтиков, подобно хорошему вину. Всадник в чёрном втянул в себя полные лёгкие прохладного воздуха, потянулся и сказал:

-         Чувствуешь, Папус? Не можешь не чувствовать.

-         Чего, милорд? – Юноша непонимающе уставился на своего господина.

-         Осень пришла, дурачок.

-         А-а, - протянул юноша. Он слез со спины ослика и побрёл пешком, держа животное на поводке.

-         Не понимаешь ты, Папус, романтики, - укоризненно покачал головой чёрный всадник. – Прав я, Трубадур?

-         Иа-иа! – Отозвался ослик, смешно кивая головой.

-         Видишь, Папус, даже глупая скотина со мной согласна.

-         Ещё бы ей не согласиться, когда имеешь дело с Вами, милорд Азраил. Вы же – некромант.

-         О, - махнул тот рукой. – Брось! Какое Трубадуру дело до того, кто я? Просто он понимает природу. Он её чувствует.

-         Так же, как и мертвецов неупокоенных.

-         Эт-точно, Папус. Зомби он за версту чует. Хлеб свой не зря ест. Кстати, - некромант указал рукой вперёд. – Приближается его очередная возможность доказать нам свой талант и не дать нам умереть с голоду.

На выходе из леса виднелся как нос шпиона из кустов краешек города. Название странников сейчас интересовало меньше всего. А знать они хотели перво-наперво, есть ли там кладбище. В последнее время упокоение восставших мертвецов стало для них способом заработать на жизнь, нежели исполнением их священного долга некромантов. Избавления Эвиала от неупокоенности. Трубадур издал радостные звуки и затряс своей ушастой головой, чем заслужил неодобрительный взгляд коня некроманта. Сэр Ательстан, словно старший наставник, давал ослику понять, что скотина порядочная, буде она таковой является, не станет в открытую эмоций своих выказывать. Тем более, вперёд хозяина своего. Но, поскольку Папус, вроде как радоваться прибытию в город и не собирался, Трубадур разрешения на проявление эмоций своих дожидаться не стал. К его мышиного цвета бокам была привязана поклажа странников: чёрная пузатая сумка  с инструментами некроманта и лакированный деревянный ящичек вытянутой прямоугольной формы футов пять в длину. И животное, похоже, не смотря на всё свое приличие и чувство долга перед хозяевами, стремилось как можно скорее избавиться от надоедливой ноши. Тем более что та ужасть как бока уже натёрла, что б её… ох, приличные ослы так не думают!

Войдя в городские ворота, некромант и его спутник первым делом решили отправиться к коменданту. Прохожие то и дело косились на них, бормоча что-то под нос. Рука Папуса время от времени дёргалась, так и норовя схватить лакированный ящичек. А что там внутри, предстояло узнать всем недовольным. Особенно во-он тому мужику в кожаной безрукавке, который пялится на парочку странного вида гостей. Но тот, словно прочтя мысли Папуса, сам стал приближаться к странникам.

-         Добрый день, милейшие, - пробасил, что сплюнул, он. – Куда путь держите?

-         И вам дня доброго, - Азраил как обычно взял на себя роль дипломата, не полагаясь на молодую горячность Папуса. – Только путь в последнее время сам нас держит и ведёт, куда ему заблагорассудится. Но сейчас, коли уж мы в ваш славный город прибыли, то хотели бы к коменданту наведаться.

-         Ну, не такой уж наш город и славный, - ухмыльнулся мужик. – Это вы, я думаю, сами узнаете, если на пару дней здесь задержитесь. А комендант – вон тама, - он указал узловатой рукой на крепкий бревенчатый дом в конце улицы, - ступайте, отец Конрад вас примет.

Отец Конрад, вот так. Инквизиция. Некромант приуныл. Им здесь делать нечего. Магия Спасителя в последнее время и так неплохо справлялась с восставшими мертвецами. Видимо, серые нашли свой способ упокоения кладбищ. Что это был за способ, Азраил выяснять не хотел, да и некогда было.

-         Инквизиторы, - выдохнул Папус. – Что делать будем, учитель?

-         Пока что предлагаю отдохнуть. Вот видишь, - сказал Азраил, слезая с коня. – Наш мордастый провидец и тот согласен – вспомни, как он прибавил ходу перед самым въездом в город. Иногда меня досада берёт, почему мой конь никогда не выражает такой же солидарности со мной!?

-         Может, нам стоит поменяться? – Вполне серьёзно предложил Папус.

-         Знаешь, я уже как-то об этом подумывал. Но мой конь, сэр Ательстан, высказался категорически против. Аргументировал он это тем, что ты, Папус, редко моешься, и он боится подхватить от тебя блох. – Папус шутку не оценил. Зато сэр Ательстан выказал своё полное согласие, огласив всю улицу своим громоподобным ржанием.

-         И так, судари, какова же цель вашего визита в город наш, - спросил отец Конрад, видный мужчина с огромными кулаками, похожий больше на кулачного бойца, нежели на священника. С гусиным пером, тем не менее, управлялся он вполне ловко.

-         Видите ли, преподобный отец Конрад, - как обычно начал вести переговоры Азраил. – Я некромант, зовут меня Азраил. А вот этот милый юноша – мой помощник, подмастерье, и зовут его Папус.

-         Папус? – Поднял брови отец Конрад. – Что-то знакомым кажется мне это имя. Где-то ведь я его слышал. Впрочем, не важно. Насколько я помню, ничего противозаконного. Так в чём же цель вашего визита?

-         Некромантия, преподобный отец Конрад. Вы, вероятно, наслышаны об указе, изданном совместно ректором Академии и главой Инквизиции три года назад «О разрешении проведения ритуалов некромантам…»?

-         Да, я в курсе. Это произошло после событий в городе Лаамрат, который в результате событий оных сгорел дотла.

-         Именно, преподобный отец Конрад. Так вот, мы…

-         Вы нам здесь без надобности, господа некроманты. – В лоб и без обиняков заявил отец Конрад. – Так что, можете не задерживаться здесь и продолжать ваш путь.

-         Мы хотели бы задержаться здесь на пару дней. Просто передохнуть.

-         Хорошо. В вашем распоряжении таверна «Пивная бочка». Это если вы… кхм!… не желаете расслабиться. А так… в «Дикую орхидею» можете заглянуть.

-         Спасибо. – Поначалу Азраилу показалось, что он ослышался: инквизитор предлагает ему пойти к блудницам! Но всё же решил не переспрашивать. – Думаю, обойдёмся без «расслабиться». Идём, Папус.

-         Осинки, - сказал Папус уже в дверях.

-         Что? – не понял инквизитор. Но двое некромантов уже вышли.

Устроились, как и было предложено, в таверне «пивная бочка». Заведение оказалось приличным, а пиво, в честь которого, видимо оно и получило своё название, - не очень. Впрочем, странники напиваться не стремились. Едва оказавшись в отведённой им комнате, они принялись разбирать свою поклажу. Некромант расстегнул замки на своей сумке. Свету масляной лампы явлены были медные астролябия, циркуль, компас, жаровня, щипцы и прочая утварь. Папус же с превеликой осторожностью и почтением раскрыл свой лакированный ящичек. В нём оказались недлинный, тонкий меч, блестевший белой сталью клинка в слабом подрагивающем свете лампы, кинжалы – длинный, короткий и средний – все разной формы, от прямого до волнистого. Следом показался складной лук. Последними на кровать легли орионы – метательные звёзды. После проверки снаряжения, оказалось, что оно было в идеальном состоянии. Некромант и его ученик знали это превосходно, но делать им всё равно было нечего.

-         Схожу проверю, как там Трубадур и сэр Ательстан, - сказал Папус, вставая с кровати. – Заодно закажу чего-нибудь ужин.

-         Только пива не надо. – Бросил ему вслед некромант.

-         Да, учитель.

-         И постарайся, если что, сохранять нейтралитет.

-         Что?

-         Терпение и сдержанность. Если, конечно, претензии не к тебе будут относиться. А то знаю я твою героическую натуру заступника. Мы здесь чужаки, а их вмешательства никто и никогда терпеть не собирается.

-         Понял, учитель.

Папус мог по праву называть Азраила своим учителем. Последние три года своей молодой жизни он провёл под его покровительством, постигая тайны чёрного искусства некромантии. Но в первую очередь ему приходилось быть воином, что, впрочем, у него получалось довольно неплохо. Правило одного дара не позволяло быть одновременно магами или воинами. Так что в команде у них было строгое разделение труда. И это себя полностью оправдывало. В случае чего, если не действовала магия Азраила, в дело вступал меч Папуса, на диво хорошо крамсавший неупокоенную плоть. И такой парень был на вес золота. Красного салладорского золота. Но самое большое достижение юноши (по мнению его учителя) было то, что он, наконец, освоил грамоту и азы изящной словесности. Папус ворчал, что это, дескать, некромантам ни к чему, но… учился прилежно.

Внизу в гостиной народу оказалось итак не много, а как только показался Папус, пусть и мимоходом, всех как ветром сдуло. Хозяин таверны косо глянул на Папуса и спросил так осторожно:

-         А вы, простите, сударь некромансер, на долго ль?

-         На пару дней, - ответил Папус, пытаясь вспомнить, когда это он сообщал всяким там трактирщикам, что он такое есть. – А что? Беспокоим ваших постоянных клиентов?

-         Да не то чтобы… - хотел было сказать трактирщик, но Папус уже вышел на улицу, не обращая внимания на толстого труса. – Хм! – Хозяин таверны покачал головой.

На улице Папус первым делом глянул на небо. Было чуть пасмурно, но дождя не предвиделось. Для этого ему не ребовалось и чутьё мага. Хоть и был он некромантом, но магией не обладал. Его меч вполне заменял ему посох.

Значит, дождя не предвидится. Хорошо. В конюшне, где хозяин разместил ослика и коня, всё было в порядке. Свежая солома устилала пол, а в яслях было достаточно корма.

-         Иа-иа! – Приветствовал Папуса ослик.

-         Да, да, приятель, - кивнул юноша. – Я тоже рад тебя видеть. Вроде, у вас тут с сэром Ательстаном всё в порядке? – Папус осмотрелся в конюшне ещё немного: седло и упряжь коня учителя были размещены на подобающем месте, а поводок Трубадура примостился рядом, словно птенец под крылом матери. Внезапно острый слух воина подбросил ему пищу для размышлений – в конюшне не было больше никаких других лошадей, и топота вводимой новой лошади он не слышал, но кто-то позади произнёс совсем уж по-хозяйски:

-         Хорошая кобылка, дорогого стоит.

Папус обернулся. На входе в конюшню стояли трое. Первого юноша узнал. Это был тот самый мужик, что указал им с учителем путь в комендатуру. А ещё предупредил, что город этот не такой уж и славный. Двое других были самыми обычными на вид городскими жителями. Ничем не примечательные. Только рожи, пожалуй, чуть противнее и гнуснее. А ещё чуть наглее. Чем у разбойников. Потому как здесь они под защитой закона, в отличие от людей с большой дороги.

-         Вы пришли поинтересоваться, хорошо ли мы устроились? – с самым невинным видом спросил Папус. – Спасибо, хорошо.

-         Нет, - сказал один из пришедших «поинтересоваться». – Пришли узнать, что вы за чучела такие. По какому праву разъезжаете тут, страх на людей наводите.

-         Ничего не попишешь, мы – некроманты. Работа такая. – Папус сделал шаг по направлению к выходу, но проход ему заградил то самый мужик в кожаной безрукавке.

-         А у нас другая – город охранять. Убирались бы вы отсюда. И как можно скорее, - на сколько это было возможно при его роже вежливо проговорил мужик.

-         Простите, но мы хотели бы передохнуть с дороги. А вот уж потом и отправимся в путь.

-         Нет, вы отправитесь в путь сейчас, чёрные, - сказали остальные двое хором. Все трое попытались навалиться на Папуса, но он только отошёл чуть назад, ловя среднего в их ряду за протянутые руки, присел. Увлекаемый собственной скоростью «блюститель порядка» сыграл роль подножки для двоих своих подельников. Все трое рухнули в солому. Некромант отряхнул руки и пошёл к выходу, аккуратно переступая через тела.

-         Кстати, - обернулся он. – Животных наших лучше не трогайте.

Папус вернулся в комнату, по пути заказав трактирщику ужин. Тот с чем-то плохо скрываемым под маской безразличия пробормотал что-то насчёт хорошего качества местной кухни и старательности поваров.

-         Можешь не говорить, - сказал учитель, лёжа на кровати, как только Папус вошёл в комнату. – К тебе пристал тот самый тип, что встретил нас на въезде в город. Надеюсь только, что ты был милосерден и терпелив.

-         Трудно быть милосердным и соответствовать образу чёрного мага, учитель, - пожал плечами Папус.

-         Так старайся. Чему я тебя учу?

-         Не во мне дело, милорд Азраил. Дело в том, что мы всегда будем оставаться чёрными магами для людей, даже если организуем благотворительную миссию для всех бездомных кошек Эвиала.

-         Эт-точно. Тогда они просто подумают, что мы готовим кошачий гримуар. – Оба расхохотались в голос. – Так что там насчёт ужина? А то я голоден как сама Тьма до крови младенцев, - Азраил скорчил мерзкую рожу и ощерил оставшиеся у него зубы. Он был уже не молод, к тому же в своё время, ещё не поступив в Академию, перенёс цингу, так что тех у него оставалось не так уж и много. Папус всегда диву давался, как учителю удаётся не шепелявить.

-         Учитель, прошу Вас, не поминайте Тьму, нашу хозяйку, таким образом.

-         Ты прав. Следы побоищ прошлых лет свежи ещё в воспоминаньях. Тогда нам плохо пришлось. Всему Эвиалу плохо пришлось. До сих пор подметаем за Хальфбальдом1. И Сидом Бреннерским2.

-         Ну, учитель, неизвестно ещё, чем был движим барон Бреннер, - возразил Папус.

Андреас Хальфбальд, маг одержимый Тьмой. Или чем-то, принявшим образ Тьмы, хозяйки некромантии. Тогда Хальфбальд тридцать лет творил свой огненный ритуал пришествия той сущности в Эвиал. Он убивал всех, кто попадался ему на пути, сжигал целые города, не оставляя камня на камне. Но никто не мог выследить его. Даже многоопытные маги. Инквизиция была в отчаянии. Её глава, отец Мариус подписал указ о найме боевых магов. Только в последние три года огненного террора наёмникам удалось выйти на след Хальфбальда. Они настигли его в городе Лаамрат. Была битва. В живых остался только один из них, Джеральдо Армфрай. Но и он оказался в плену магии сущности. Только объединённые усилия Инквизиции и ордосской Академии Высокого Волшебства помогли остановить распространение этой заразы. Последствия же тех лет только начинали проявляться в нынешние дни. Мёртвые вставали из могил везде, где свершал свои убийства Хальфбальд. И не только. Неупокоенность словно моровое поветрие распространялось и на другие кладбища. Все вспомнили о факультете малефицистики, а именно о некромантах. До того их просто терпели. Но теперь…

-         Святая Инквизиция в последнее время тоже не отстаёт, - напомнил Папус. – Интересно, правда, так ли эффективна в нашем деле магия Спасителя.

-         А ты возьми и последи за ними, Папус. Чего проще, а? – усмехнулся учитель. – Но это я шучу. Не вздумай.

Вот только Папус в который раз шутки учителя не оценил. Он тем временем подошёл осторожно и бесшумно с кошачьей мягкостью к двери. И без размаха пнул по ней – благо та открывалась наружу. Папус мгновенно оказался в коридоре и увидел, что по нему кубарём катится трактирщик. Подслушивал гнида.

Папус вернулся в комнату:

-         Уходим, учитель, - резко сказал он, хватая свой ящичек.

-         Зомби тебя возьми, Папус, не можешь ты разобраться с делом по уму, - кряхтел Азраил, таща свою сумку. – Как я понимаю, мы теперь – в «Дикую орхидею».

-         Ага, вот только «расслабиться» нам, похоже, не дадут.

Выбегая на улицу, Папус заметил злополучную троицу из конюшни. Все трое были, мягко говоря, не в лучшем состоянии. По всему было видно, что совет юноши не трогать коня и осла они проигнорировали. Один из них хромал. Второй, скрипя зубами, как несмазанная дверь, держался за промежность. Третий… а этого те двое вообще тащили на себе. Азраил же не обратил на них никакого внимания.

Уже вечером, устроившись в «Дикой орхидее», странники нашли таки время перекусить. Ужин оказался вполне сносным, и они решились заказать ещё по порции. Перед сном Папус предложил учителю выставить охранные заклинания. Тот отказался, сказав, что его потом всю ночь кошмары мучить будут.

-         А на кладбищах Вас кошмары не мучают, учитель? – передразнил его Папус.

-         Ну, хорошо. Но только не охранные, а упреждающие.

-         Сойдёт, - кивнул Папус. – Если только нам в еду не подмешали снотворного. Что-то больно сильно меня в сон клонит.

-         Нет, - зевнул Азраил. – Я бы почувствовал.

В дверь постучали.

-         Войдите, - ответил Папус.

Дверь открылась. Вошла молоденькая девушка старенькой профессии. И даже очень старенькой. Такой вывод Папус да и, пожалуй, его учитель сделали по её броскому макияжу, откровенному платью и весьма фривольному поведению. Она прошествовала в комнату и, видимо, брезгуя старым хрычом Азраилом, устроилась на коленях Папуса. Что ещё сказать – дикая орхидея.

-         Меня прислал к вам хозяин, достопочтенный Пирс, - промурлыкала она.

-         Настолько достопочтенный, что заставляет заниматься такой гадостью таких молоденьких и хорошеньких девочек? Сколько тебе лет?

-         Я вам не нравлюсь, - прозвучало это довольно искренне, но заезженно.

-         В общем, да, - другого способа избавиться от неё Папус не видел. Куртизанка встала и, насупившись, вышла. Честное слово, Папус видел, как бродячие актёры изображают эмоции куда лучше. – И скажи своему достопочтенному Пирсу, чтобы не вздумал нам мальчиков присылать, - крикнул он вслед блуднице.

Усмехнувшись, милорд Азраил встал с кровати и подошёл к двери, прихватив из угла комнаты свой посох. Он проверил замок – простая металлическая щеколда. Сойдёт. Некромант закрыл дверь и принялся выстраивать заклинание. Он прошептал формулу, провёл рукой по замку и по всему периметру двери. От его ладони отделилась серая дымка – уши и голос праха. Они известят спящих, если кто-то попытается подойти к их двери слишком близко. Тем бы всё и ограничить, но воображение старика разыгралось, и он выставил стража-фантома – здоровенного скелета в обломках доспехов и с ятаганом в костистой руке. Пустые глазницы его пылали зелёным огнём, а в щели между редкими, как у самого Азраила, зубов пробивалось призрачное пламя. Не издав ни звука, «страж» прямо сквозь дверь вышел в коридор.

-         Ну, учитель, и кто это там у нас говорил о кошмарах? – саркастически произнёс Папус. – Бьюсь об заклад, что к ночи отсюда съедет добрая половина постояльцев. А вслед за ними и мы – за нарушение порядка и вмешательство в частное предпринимательство местных воротил.

-         Не бойся, Папус, стража можно будет увидеть, только если подойти на расстояние комариного укуса. Вплотную то есть.

-         Тогда я спокоен. – Папус раскрыл свой ящичек и достал из пристроенного к крышке тайничка сшитые листки пергамента. Разложил их на кровати и принялся внимательно изучать.

-         Трактат о воинских искусствах, - не спросил, но утвердил Азраил. – Где ты остановился?

-         На третьей главе, - ответил Папус, не отрываясь от чтения. – «Об использовании силы меча противника».

-         Похвально. Но, умоляю, сделай милость – не упражняйся, когда я в комнате. А тем более, когда я сплю. От тебя всегда веет такой Силой, что спокойным может оставаться разве что бревно на другом конце Эвиала.

Папус не ответил. Он углубился в чтение. Этот манускрипт достался ему от того самого некроманта, что пристроил его к Азраилу. Откуда тот малефик взял его, он не сказал. Просто отдал и всё. Вместе с ящичком. Это было всё, что осталось Папусу от его благодетеля. Он даже имени его не знал. Никто, даже сам некромант, не называл его. Одни боги знают, может, так его и звали – некромант?

Сон наконец-то сморил и его. Он сам не заметил, как плюхнулся на кровать. Манускрипт свернулся сам собой и уютно пристроился где-то под боком у Папуса. Крышка ящичка захлопнулась, слегка щёлкнув замком.

Папусу приснился сон. Впервые за долгое время.

…Это была окраина деревни. Не его, не Осинок. Её бы он узнал даже во сне. Какое-то захолустье. Телега с впряжённой в неё худой как жердь кобылой. В телеге сидят двое: мужчина, крепкий, сбитый, и женщина. Женщина выглядит не очень-то здоровой. Она бледна. К груди она прижимает какой-то свёрток. Этот кулёк тряпок шевелится. Ребёнок, подумалось Папусу. Куда же тогда его везут? Телега огибает окраину леса. Плавно, словно кусок масла по сковородке скользит она вдоль кустов и редких деревьев. Уже невдалеке виднеется символ – перечёркнутая стрела на крыше деревянного строения. Это церквушка. Люди доезжают до неё. Их встречают с распростёртыми объятиями. Высокий и статный как корабельная сосна служитель Церкви выходит к супругам навстречу. Он бережно принимает ребёнка у них из рук и ведёт внутрь церквушки. Там уже всё готово, и их ждут с нетерпением, с каким ждёт жених своей первой брачной ночи. Только страсти не видно в глазах присутствующих, но лишь благоговейный страх. С десяток бритых голов опускается в поклоне. Священник подносит ребёнка к купели и раздевает его. Папус чувствует, что в помещении прохладно. Чувствует это и ребёнок. Он плачет. Священник поднимает его высоко на вытянутых руках прежде, чем начать ритуал. Папус ощущает присутствие чего-то непонятного, но знакомого. И это что-то исходит от ребёнка. Это мальчик. Он плачет. Плачет. Плачет. Плачет. По его щекам скатываются слёзы. Крупные. Очень крупные. Слишком крупные. Плачут и все присутствующие. Священник опускает ребёнка к купели. Но тут происходит нечто. Младенец, будто не соглашаясь с всеобщим решением, за неимением других способов пускает струю прямо в лицо священнику. Тот в шоке, но продолжает держать на руках младенца. Поворачивается к родителям. Мать падет в обморок, отец просто стоит и молчит. Светлое лицо священника омрачается, как будто струя младенца кислотою стёрла всё, что может быть в нём доброго…

Папус проснулся, дико хохоча. Хохоча как блажной, ползающий по рыночной площади и глаголющий о пришествии Царствия Спасителя. От сотрясающих стены комнаты громовых раскатов, долетавших из глотки Папуса, проснулся Азраил.

-         В чём дело, мальчик мой? Уже утро? – он протирал глаза, но делал это скорее по привычке – он умел просыпаться мгновенно без сонной мути.

-         Нет, - Папус еле сдерживал коней. – Мне приснился сон. Забавный, как коза на льду.

-         С удовольствием посмеюсь с тобой завтра утром. А сейчас неплохо бы выспаться. Мы весь день промозолили зады в сёдлах, и я не поверю, если ты скажешь, что отдых тебе нужен как верблюду варежки.

-         Верблюд? А что это?

-         В общем-то, это просто идиома. Но, вроде как, имеется такое животное в Салладоре. Пару раз видел, как проходили их купцы караванами через земли Эгеста. С верблюдами. Спи. – Учитель зевнул так, что его челюсть щёлкнула как тетива об нарукавник лучника.

Папус снова лёг в постель. На сей раз, обошлось без снов.

Утром двое некромантов проснулись бодрыми и хорошо выспавшимися. Движение в коридоре говорило о том, что пора спускаться вниз к завтраку. Хозяин «Дикой орхидеи» вполне терпимо отнёсся к некромантам. Поэтому они подумали, что в общей гостиной не станут смущать постояльцев и прочих посетителей своим видом, да и вообще присутствием. Но как только они отворили свою дверь, в коридоре на этаже моментально поднялся дичайший, как лесной вепрь, крик ужаса. В проходе стояла дамочка и с глазами величиною с плошки указывала на что-то рядом с некромантами. Азраил запоздало вспомнил и обернулся. Там, как и следовало ожидать, стоял «на вахте» тот самый скелет.

-         Ах ты, боги, боги, - покачал головой Азраил. – Простите, сударыня. Сто тысяч извинений. Я просто забыл снять упреждающее заклинание. Сам же его и задел.

-         Ч-что?! – Возбуждёние никак не покидало даму, она всё продолжала стоять и таращиться на дверь комнаты некромантов, хоть скелета там уже и не было – Азраил его убрал. Её продолжала бить крупная дрожь, и на подходе был новый приступ паники со всеми вытекающими.

-         Успокойтесь, сударыня, успокойтесь же. Я убрал его. Папус,  - Азраил понимал, что надо было что-то сделать. И немедленно. – Проводи милостивую госпожу вниз и угости её чем-нибудь за наш счёт.

-         Да, учитель. – «Ведь мы, проклятье, такие богатые, что можем позволить себе угощать всяких там крикуний и неженок», - хотел было сказать он, но воздержался.

Когда Азраил спустился в гостиную, «милостивая госпожа» уже допивала третий бокал вина. Папус видел, что руки её больше не дрожали, движения стали увереннее, но пила она всё с той же скоростью и охотою. «Да что б тебе бездонной бочкой стать», - ругнулся про себя юноша.

-         Ну, как Вы себя чувствуете? – с участием опытного ростовщика спросил учитель.

-         Лучше, - ответила дама. – А оно… всё ещё там?

-         Ага, - гыкнул Папус. – Забралось к Вам под одеяло и ждет, не дождётся приласкать Вас перед сном. Вечным сном. – Дама при этом выронила бокал, но Папус успел поймать его перед самым падением на пол. Не хватало им ещё и разбитую посуду платить.

-         Не слушайте его, он сам слегка не в себе от происшедшего, - закудахтал Азраил, глянув уничтожающе на ученика. Тот скорчил невинную мину: мол, сама нарвалась, не надо было пить на наши деньги.

-         С-спасибо, - пробормотала дама, встала и ушла.

-         Нам, пожалуй, следует последовать её примеру, милорд Азраил, - заметил Папус, подвигая учителю тарелку с завтраком. – И мои шуточки здесь ни при чём. В этом городе сильно влияние Инквизиции. Надо бы только сориентироваться, где мы.

-         По карте, - прошамкал учитель, - мы не далеко от Ордоса. Так что Инквизиция нам здесь как бы и не страшна. Иначе бы нас отсюда сразу же взашей выгнали. А так хоть ты на колокольню залезь и сыграй там чего на колоколах, они тебя самое большее скрутят и в Академию доставят. Но больше, чем официальных извинений не потребуют. Договор, понимаешь.

-         Не понимаешь, - Папус закончил есть. – Вообще я этих дел между магами и Церковью не понимаю. Сплошные интриги. Неровен час – запылают костры. Инквизиция нас терпит только потому, что мы, малефики, пока избавляем Эвиал от неупокоенности. Но и у них сейчас имеется свой способ…

-         Мы с тобой уже говорили на эту тему, мальчик мой, - отмахнулся Азраил от нежелательной темы как от назойливой мухи. – Даже слышать об этом не желаю. У них свои методы, у нас – свои. Лучше сходи проведай Трубадура и сэра Ательстана.

-         Да, учитель, - Папус вздохнул и с видом приговорённого к эшафоту побрёл в конюшню.

Конюшня при «Дикой орхидее» ни чем не отличалась от конюшни при «Пивной бочке». Ослик и конь выглядели вполне довольными, поэтому Папус с чистой совестью решил прогуляться по городу. Здесь он не встретил ничего необычного, кроме обилия серого цвета. И дело было, отнюдь, не в наступившей осени, а в том, что населённый пункт сей был буквально оккупирован инквизиторами и экзекуторами. Странно было это, даже если учесть, что наличие поста Инквизиции было объявлено обязательным для каждого мало-мальски развитого городишки. То ли город этот был просто развит не в меру, что инквизиторов здесь развелось выше башни, то ли был он объявлен местом паломничества.

Плюнув не всё это, Папус продолжал неспешно прогуливаться, стараясь не обращать внимания на косые взгляды серых.

«Нравлюсь я им, что ли, - подумал он. Мимо прошла ещё одна парочка, также одарившая Папуса недвусмысленным взглядом. – А эти двое, похоже, просто ищут третьего нелишнего. Носы уж больно у них красные».

Но, просто нельзя было не обратить внимания на то, что все инквизиторы и экзекуторы двигались в одном направлении. Папус решил проследить. Он свернул в какой-то переулок. Тихонько как это делает котяра, забравшийся в хозяйский погреб со сметаной, он стал следовать за ними обходными путями. Инквизиторы шли по главной улице, в то время как Папус старался не отставать от них, пытаясь не заблудиться между домами. Выглядывая каждый раз из-за угла, Папус видел только серые спины и головы в капюшонах. Пару раз кое-кто из них оборачивался, но к тому времени юноша успевал спрятаться.

Наконец, вся процессия, а иначе это массовое сборище назвать было нельзя, выстроилась на одной тропиночке, ведущей куда-то за пределы города.

«Откуси мне уши зомби, если я не догадался, куда они идут, - решил Папус, продолжая двигаться, но уже от дерева к дереву. За одним из кустов орешника Папус, остановился, так как встала и сама процессия. – Так и есть», - в щель между серыми спинами Папус разглядел традиционную оградку с изображением символа Спасителя. Они пришли на кладбище.

Следить дальше не было возможности. Инквизиторов собралось столько, что казалось, будто природа утратила свои прочие цвета, кроме серого. Как не терзало его любопытство, Папус всё же осторожно, как и всегда, стараясь не шелестеть опавшей листвой, стал пробираться в обратную сторону.

Как только он добрался до города, а там – до «Дикой орхидеи», то первое, что он увидел, был его учитель в компании той самой юной блудницы, что заглядывала к ним накануне. Они мило болтали. При чём девица вполне комфортно устроилась на коленях Азраила. Челюсть Папуса отвисла, а ноги направились к стойке, где и сидели учитель с блудницей.

-         А, Папус, ты вернулся, - подмигнул старый некромант ученику. – Долго же ты ходил. Не думал, что ты находишь приятным осмотр конюшен. Или тебе просто нравиться общаться с Трубадуром? А может с сэром Ательстаном? Хе-хе!

-         Учитель… - промямлил Папус.

-         Да, кстати, Берта, познакомься: Это Папус, мой ученик. Папус, это Берта, моя новая знакомая.

-         А кто такие сэр Ательстан и Трубадур? – приподняла кокетливо бровь Берта.

-         Это наши конь и ослик соответственно, - ответил ей Азраил. – Тебе стоит непременно с ними познакомиться.

-         Ой, - наигранно вздрогнула Берта. – Я совсем с вами засиделась, мне пора работать. Иначе хозяин меня уволит, и я окажусь на улице.

-         Похоже, - вздохнул Азраил, как только Берта ушла, - она не в восторге от людей, находящих удовольствие в общении с животными. Или она просто не любит стариков, таких, как я.

-         Учитель, простите, но что это значит? – Папус пребывал в полнейшем смущении, как кузнец перед куском теста – просто не знал, что нужно делать и говорить.

-         Это называется сбор информации без привлечения излишнего внимания. – Заговорщицкий тон учителя, однако, не добавил ясности. Видя это, Азраил пояснил: - Вместо того, что бы ползать тенью за инквизиторами, как это делал ты – да-да, я знаю – я предпочитаю опросить сначала местное население. А вот если уж тогда ничего не узнаешь, можно и… пошпионить.

-         И что же вы узнали, учитель? – сдался Папус.

-         То же самое, что и ты. Не смотри на меня так, я не умею читать мыслей, но я вижу по твоему лицу, что много ты там, на кладбище – а ведь ты туда бегал? – не узнал. Берта изволила мне любезно рассказать, что святые отцы и братья регулярно собираются на погосте и творят там свои молитвы. Что это за молитвы, она не знает. Да и никто не знает. Завеса тайны плотная, ну просто как стопа половинчика.

-         Так что будем делать дальше? Продолжать соблюдать, как Вы это говорите, нейтралитет?

-         На сей раз и не подумаю. – Азраил огляделся. Он явно опасался, что за ними могли следить. – Собирайся. Сегодня ночью мы отправимся на кладбище. Инквизиторы ходят туда исключительно в дневное время суток.

-         И Трубадура возьмём?

-         И Трубадура возьмём.

До наступления ночи оставалось ещё добрых девять часов. Следовало использовать это время с пользой. Папус решил пробежаться быстренько по своим конспектам по некромантии. Он достал из своей заплечной сумки тетрадь в чёрном кожаном переплёте.

«Ох уж этот чёрный цвет, - сокрушался юноша. – Хорошо хоть кожа – хряка, а не человека».

Перелистывая одну прочитанную страницу за другой, Папус наткнулся на позабытый было материал. Он был знаком, но всё время до этого момента он никак не выдавал какой бы то ни было своей странности. И Папус просто пропускал его мимо глаз. На слегка пожелтевшем листе пергамента описывалось альтернативное (наверное, так бы сказал учитель) жертвоприношение. Даже не жертвоприношение вовсе. Без крови. Но оно от этого почему-то не показалось Папусу гуманнее.

Рисунок красными чернилами, имитирующими кровь, (атрибутика, ничего не поделаешь) изображал младенца в совсем уж непотребной обстановке. Он был окружён людьми в рясах, в их руках было что-то отдалённо напоминавшее погремушки, которые матери подвешивают к яслям. Младенец возлежал на каменном ложе. Из глаз его текли слёзы. При этом от него во все стороны отходило схематическое изображение эманаций энергии. Подписей не было. Видимо тот, кто одолжил Папусу эту тетрадь, от души надеялся никогда ничего подобного не использовать. А рисунок был сделан просто так. Папус обратил внимание на технику исполнения схемы. Здесь явно чувствовалась рука мастера. И не только мастер некромантии, но мастера рисунка. Папус пригляделся к остальным схемам. Они к его удивлению красотой не страдали. Так, сделаны для формы. Простые и понятные. Присмотревшись ещё лучше, Папус обнаружил, что лист с изображением плачущего младенца был просто-напросто вшит в тетрадь. То есть, решил Папус, его откровенно спёрли у кого-то ещё.

Папус сразу же вспомнил свой сон. Ритуал, изображённый на схеме чем-то напоминал ему то, что он увидел в приснившейся ему ночью церквушке. Юноша встряхнул головой.

Учитель пока ещё не пришёл. Сказал, что пойдёт прогуляется. Попробует выяснить что-нибудь ещё.

Папус взглянул на рисунок ещё раз. Ничего не понятно. Энергия, исходящая от младенца. Эманации страха? Мучений? Боли? Может, просто отсутствие матери? И эти его слёзы… Крупные. Очень крупные. Слишком крупные.

Папус отложил тетрадь. Всё равно он превосходно владел материалом, который, по его представлению, мог бы понадобиться в ночной прогулке по погосту некроманту, использовавшему вместо магии своё клинок. Для прогулки под луной.

-         Романтика, забери меня Великая Шёстёрка, - усмехнулся Папус. – Только чёрная романтика.

В отсутствие учителя он решил поупражняться с мечом. Раз уж милорда Азраила так беспокоят излучения Силы, исходящие от Папуса во время тренировок, то и не надо лишний раз давать ему повода понудить. Папус раскрыл свой лакированный ящичек. Достал оттуда трактат и в который раз подивился тому, откуда прежний владелец этой тетради мог взять такую драгоценность. Юноша сверился с указаниями, достал из отделанного изнутри зелёным бархатом ящичка меч.

Воздух сразу же тонко загудел вокруг узкого недлинного лезвия. Меч пел. Папус проделал несколько нехитрых движений. Сам он ничего не чувствовал во время упражнений, никаких колебаний Силы. Но тут, как говаривал милорд Азраил, действовало правило: свои фекалии не пахнут.

«Нюхач нашёлся», - Папус ушёл от воображаемого удара. Благо места в комнате хватало для всех его манёвров. Слёдующим пошёл крутящий удар – действовала одна только кисть руки. Скорость при этом достигалась молниеносная. Дыхание вошло в уже привычный ритм, как болт в канавку на стволе арбалета. Спуск – и смерть вырвется наружу.

После пяти минут Папус остановился – он уже проделал все заученные им комбинации ударов и приёмов защиты по несколько раз. Он прислушался. Какой-то слабый звук доносился со стороны окна. Взмыленный юноша подошёл к окну. Пригляделся. На улице не происходило ровным счётом ничего. Тогда до Папуса дошло – звук издавало само стекло. Оно дрожало. Да так, что только плотные рамы не давали ему вылететь совсем. Эта хрупкая прозрачная перегородка между комнатой и внешним миром вибрировала как тетива лука после спуска стрелы. Папус дотронулся до стекла и кончиками пальцев ощутил мелкую, но сильную дробь. Так вот оно, колебание Силы. Что же это за знание такое в этом трактате, что отдал Папусу при расставании тот некромант? Откуда оно?

Юноша сложил всё назад в ящичек. Закрыл его на замочек и убрал под кровать. Как раз в этот момент в комнату вошёл учитель.

-         Снова упражнялся, - он не спросил, а просто так, буднично, подметил. Подметил и удовлетворённо кивнул. – Спасибо, что без меня выкроил себе минутку. А я тут, понимаешь, прогулялся. Ничего, правда, нового не узнал. Только собрал расхожие версии происходящего на кладбище и того, как с этим могут быть связаны инквизиторы.

-         Так там всё-таки что-то происходит.

-         А то! Только жители города боятся что-либо говорить о связи с этим Церкви. А это, по моим соображениям, лишний раз доказывает, что Инквизиция в этом замешана, как яйца в тесте. Трубадур накормлен? – резко спросил учитель.

-         С утра хозяин что-то им с сэром Ательстаном подбросил в кормушку. На обед…

-         И не корми его обедом. Надо, что бы у него чутьё было как можно острее.

-         А Вы на что? Сами-то Вы кто!?

-         Некромант, что б меня. Понимаешь?

-         Не-а.

-         Что бы обнаружить зомби, я использую… что?

-         Магию.

-         О! – Учитель воздел палец. – А Трубадур? Его никто не заметит, если там стоят упреждающие ловушки. Инквизиторы наверняка следят за своей территорией и не потерпят вмешательства других магических сил.

-         Так Вы все же решились вмешаться и разузнать, что это за способ они там используют?

-         Разузнать и только. Вмешиваться я не стану. Только доложу, если сочту нужным, ректору Академии. А теперь – отдыхаем.

Пришла ночь. Ночь как ночь, и ничего в ней не было необычного. Всё также светили на небе звёзды, слагая привычные для опытного глаза созвездия. Луна украдкой проглядывала из-за безобидных, не грозящих дождём туч. Прохладный воздух приятно щекотал ноздри и ласкал лёгкие после спёртой духотищи таверны. Папус еле слышно прошагал в конюшню. Там его встретил тоскливым, голодным взглядом Трубадур. Папусу было от души жалко ослика. Днём, повинуясь приказу учителя, он отобрал у бедного животного пучок морковки, которым того собиралась покормить добродушная жена трактирщика. Трубадур, правда, так легко с лакомством расставаться не пожелал, так что пришлось тогда Папусу попотеть. Он едва не лишился пальцев, когда осёл решил откусить их ему вместе с заветным пучком.

Теперь, однако, Трубадур присмирел.

-         Иа, - тихонько позвал он из темноты.

-         Не бойся, приятель, - погладил его по длинным ушам юноша. – Получишь свой пучок морковки, когда сделаем дело. Даже больше, - Папус взглянул на свои пальцы. – Тебя от неё ещё тошнить будет. Обещаю.

Учитель и ученик не стали брать с собой ничего, кроме посоха и меча. На тёмных улицах, как и предполагал перед самым выходом из таверны Азраил, никого не было. Только встречались изредка отдельные представители некоего небезызвестного религиозного учреждения. Это такие в серых рясах. У некоторых ещё имелось форменное изображение карающей десницы на груди. Весь Эвиал решал проблемы силой, так чего ж выделяться-то!? Вот и они туда же.

Однако, такие несущественные препятствия не могли помешать двум рисковым некромантам в их поисках. «В поисках приключений на свою голову», - сказал бы в другой раз Азраил. «Ага, на нижнюю голову», - добавил бы Папус.

Кладбище показалось впереди как-то вдруг. Не то чтобы неожиданно – они-то ведь ожидали его увидеть – но всё равно резко. Аккуратная оградка, традиционное изображение символа Спасителя. Азраил насмешливо глянул на перечёркнутую стрелу и, вжав голову в плечи, сказал:

-         Боюсь, боюсь, - усмехнувшись, он глянул на ученика. Тот как всегда не был настроен шутить, даже на злобу дня, когда дело касалось упокоения погостов. – Мы, ужасные чёрные маги, пришли нарушить покой традиций Церкви. Трепещите, покойники, с нами сам осёл Трубадур. Эй, дружище, - Азраил нагнулся к ушам ослика и прошептал: - Что-нибудь чуешь?

-         Иа, - почти также шёпотом отозвался ослик и стал потихоньку пятиться от оградки, прядя ушами. – Иа!

-         Значит, я был прав. – Покачал головой учитель. – Неупокоенность затронула и это кладбище. Она уже везде.

-         А как насчёт способа упокоения, которым пользуются инквизиторы? – спросил Папус. – Как мы узнаем?

-         Очень просто. – Азраил вскинул посох и воткнул его в землю перед собой. – Никакой магии мы не выпустим наружу сами, - он закрыл глаза, - а только соберём немного из воздуха остатков чужой волшбы. – Навершие его посоха чуть засветилось молочно-белым светом, превратив лицо учителя в подобие маски смерти. Сходство было просто поразительным, сказал бы Папус, будь он художником. Но, он был воином-некромантом, и аллегорические картины бытия мало занимали его воображение. Он достаточно видел проявлений смерти в своей короткой жизни, чтобы не задумываться о том, какое лицо у той, что их несёт. Сейчас юноша просто наблюдал за тем, как искорки инквизиторской магии стали вихрем собираться к навершию посоха милорда Азраила. Как доверчивые насекомые они слетались на пламя свечи у окна, безвольно стучась о стекло. Но здесь всё было иначе – посох принимал их, всасывал их жадно, подобно цветку, изголодавшемуся по влаге. От бугорков могил, из-под надгробий поднимались эти светлячки и устремлялись, повинуясь зову одного из повелителей энергии мёртвых.

-         Всё, Папус, - выдохнул Азраил, как только последняя искорка растворилась в молочно-белом сиянии навершия его посоха. – Уходим.

-         Стоять! – скомандовал громкий голос из-за спины.

Оба обернулись. Там стоял высокий человек в серой рясе. Померкший было свет посоха Азраила вспыхнул с новой силой, являя озадаченным взорам некромантов лицо отца Конрада. Его огромные кулачищи потирали друг друга.

-         Что, позвольте поинтересоваться, вы здесь делаете, судари некроманты? – вполне вежливо произнёс он.

-         Да так, - пожал плечами Азраил. – Гуляем. Точнее вот, - он вывел вперёд ослика, - скотину выгуливаем.

-         Понятно, - наигранно протянул отец Конрад. – А посох вам зачем?

-         Для обороны, отец Конрад, - учитель был сама невинность. Ему, пожалуй, стоило время от времени подрабатывать бродячим артистом. Неплохо бы смотрелся в роли заблудшей овечки. – А Вы что подумали?

-         Подумал, что вы тут волшбу творите. – Произнесено было это уже на полном серьёзе. – Ведь вас, кажется, предупреждали, что вы нам тут без надобности?

-         Да, я помню.

-         Тогда чего же вы ждёте, судари некроманты? Полагаю, скотинка ваша уже порядком нагулялась. Ей в постельку не пора ль? – с этими словами он наклонился к ослику потрепать того за уши, но зрря-а: - А-ах, скотина, дря-ань, выродок безродный!!! – Ослик, не долго думая, укусил отца Конрада за пальцы, найдя, видимо, таким образом способ выплеснуть обиду за отобранный у него обед. Однако отцу Конраду было, похоже, наплевать на то, какие там разногласия творились в стане некромантов по поводу режима питания. Он просто указал на всю троицу одним из уцелевших пальцев и коротко приказал: - Взять! Скотина одержима, её сжечь! Этих двоих – под арест.

Из близлежащих кустов мигом выбежала толпа экзекуторов с копьями, мечами и прочей атрибутикой. Папус понял, что пришла его очередь вести переговоры, а учителю – стоять и смотреть, «сохраняя терпение». Папус выхватил из-под плаща свой меч и первым же ударом по широкой дуге снёс наконечники копий, которыми экзекуторы пытались прижать их с учителем к ограде. Побросав ставшие ненужными древка, первые ряды уступили место вторым. Те кинулись на некромантов с не меньшим задором. Юный малефик же ответил им в том же духе – он бросился в сторону нападавших, завертелся волчком, отбивая клинки. Особого вреда он причинять и не собирался. Так, отпугнуть. Он наносил удары плашмя. Несколько экзекуторов упали, судорожно корчась на земле, прикрывая лица руками.

Сквозь перезвон металла Папус сумел расслышать голос учителя:

-         Папус, не-ет! Прошу тебя, остановись!!!

Но его накрыла новая волна воплей подступавших церковников. Послышались отдельные крики, долетевшие со стороны. Кажется, кому-то взбрело в горячую голову схватить Трубадура. Определённо – лучше бы он сошёлся с Папусом. Осёл ведь не знает пощады. На то он и осёл.

Папус продолжал кружиться, отражая удары. Он всё ещё надеялся, что экзекуторы опомнятся и прекратят свои попытки схватить их. Но вот случилось то, чего следовало ожидать в подобной ситуации. Паупс поскользнулся, причём не в луже крови противников, как это часто случается с попавшими в окружение стойкими бойцами, героями рыцарских романов. Нет, он поскользнулся на кучке опавшей листвы – земля под ней не успела просохнуть после прошедшего на днях дождя и сохранила свою коварную способность лишать человека равновесия. «Будь проклята осень с её дождями и грязью», - успел подумать Папус, пока его не ударили по голове чем-то тупым, таким же, как и голова владельца этого тупого предмета. Ведь все знают, что бить надо промеж лопаток! Разум мгновенно погрузился во тьму.

Вернулось сознание к Папусу, по его приблизительным оценкам, часа через два и застал хозяина лежащим на куче соломы в сыром подвале.

-         У-уфф, - было первое слово пробуждение молодого некроманта. – Г-ххде мы? – проскрипел он пересохшим горлом – оно как мельничные жернова готово было перемолоть всякое новое слово, собравшееся проскочить мимо них во внешний мир.

-         Очнулся, - это был учитель. Азраил поднёс к губам Папуса глиняную миску с водой. Юноша жадно припал к ней, смачивая свои «жернова». – Мы «в гостях» у отца Конрада.

-         А это, - Папус оглядел заплесневелые бревенчатые стены подвала, - его лучшая комната?

-         По заслуге и награда, - вздохнул милорд Азраил. – Если б ты не принялся там, на погосте, размахивать своей железкой, мы бы, может, смогли рассчитывать на более достойный приём.

-         Как же. Что они собираются с нами делать?

-         Пока не знаю. Но они забрали Трубадура.

-         Что?! Он-то здесь при чём?

-         Ха! Ещё как при чём. Весь в хозяина, в тебя то есть. Половину экзекуторов без рук оставил. А треть сохранивших конечности вряд ли сможет теперь приласкать ими своих детишек.

-         Это как?

-         Ну, руками ведь ребёнка девке не заделаешь. А больше-то им и не чем, ха-ха-ха!!! – учителя вдруг согнуло пополам в приступе полубезумного смеха. То ли от гордости за последний подвиг отважного ослика, то ли просто обстановка брала своё. Когда же смех его прекратился, он мрачно заявил: - Трубадура собираются казнить как одержимое животное. А в качестве милости Спасителя как к заблудшей, невинной твари его «просто»… сожгут. Казнят, так сказать, без крови.

-         Зомби им в печенку, - сплюнул Папус. В этот момент заскрежетал в замке решётки ключ. Вошли трое: отец Конрад и двое экзекуторов при оружии. И с сетью. «Боятся», - подумал Папус. Только тут он обнаружил, что сам он лежит связанный. Запястья и щиколотки его стягивали тугие узлы.

Отец Конрад устроился на принесённом специально для него трёхногом табурете. Он упёр свои огромные кулаки в бёдра и стал пристально смотреть на Азраила. Потом он, видимо, не найдя ничего достойного своего взгляда, перевёл его на Папуса. Глаза инквизитора светились нехорошим блеском. Искорки плясали в них как на острие упёртого в горло жертвы клинка.

-         Значит, Осинки? – сказал он, наконец. – Я вспомнил тебя, Папус.

-         Ох, неужели? Рад за Вас, отец Конрад, что у Вас нет старческого беспамятства, - Папус изо всех сил старался не удариться в воспоминания о том дне, когда впервые познал суть этого человека. Но память, как всегда, подводила. Как всегда не вовремя она подсунула в мозг мельчайшие подробности тех дней. Того дня. Того…

-         Вы устроили мне кошмарную жизнь, после того, как объявили мою семью проклятой. И всё из-за того, что моих отца и мать разорвали на куски зомби!

-         Теперь я точно вспомнил тебя, Папус, - покачал головой отец Конрад. – Но ты, как я вижу, нашёл своей семье достойную замену.

-         Зато я Вас и не забывал, - процедил сквозь зубы Папус. – Знаете, чего мне потом стоило оставаться в Осинках? Это было похуже, чем, если бы меня самого просто загрыз какой-нибудь зомби. Я стал изгоем, отщепенцем.

-         Только не надо мне рассказывать про своё трудное детство. Ты тогда сам себе его устроил, сказав, что хочешь всем отомстить за смерть своих родителей.

-         Я и сейчас не отказался бы от своей мести. А начал бы прямо сейчас. С одного зарвавшегося священника.

-         Папус! – Азраил пнул юношу в бок. – Умерь свой пыл! Не время!

-         Твой… учитель, - Конрад произнёс последнее слово с какой-то злой иронией, - говорит дело, Папус. Вам и так предъявляется обвинение в довольно таки тяжких преступлениях. И нападение на служителей Святой Матери нашей Церкви далеко не самое опасное.

-         Святая… Мать-ваша-Церковь, - отдельно, нарочито медленно и злобно произнёс слова юноша, - сама напала на нас. Без причины. Испугались ослика…

-         А вот здесь уже следует второе ваше преступление, - не обратил внимания на колкость отец Конрад. – Приручение одержимого животного и использование его против служителей Церкви. Вдобавок – проникновение в запрещённую для вас зону. Суд уже состоялся.

-         Без нас??! – Папус подался вперёд с такой силой, что казалось, будто он и не сам встаёт, а тянет его кто-то.

-         А зачем вы нам!? Свидетелей ваших преступлений и без того хватает. И все они, как один, подтверждают ваше причастие к преступному использованию чёрной магии. Приговор уже вынесен. Вас подвергнут публичной казни на центральной городской площади. По двести ударов плетью каждому. Скажите спасибо, - отец Конрад наклонился к Папусу, - что рядом находится ваша хвалёная Академия. А иначе я применил бы более подходящее, с моей точки зрения, наказание.

-         Как к нашему ослу?

-         Как к вашему ослу.

Отец Конрад резко встал с табурета и направился к выходу. Экзекутор нагнулся за табуретом и, взглянув в лицо Папусу, ухмыльнулся:

-         Это я оглушил тебя, - медленно, со смаком проговорил он. Потом он, вроде, даже собирался плюнуть в лицо Папусу, и для этого ему потребовалось чуть запрокинуть голову и выпустить из виду ноги юноши… Хруст ломаемых костей возвестил о том, что табурет врезался в челюсть потерявшего бдительность экзекутора. Как это произошло, никто увидеть не успел. Только отец Конрад, обернувшись на стоны зажимавшего окровавленное лицо слугу, заметил, что ноги Папуса слегка изменили положение. Инквизитор до хруста сжал кулаки, но из камеры вышел, не сказав и не сделав ничего.

-         Паупс, - укоризненно вздохнул милорд Азраил. – Положениеце у нас с тобой паршивое. А вот настроение – ещё хуже. Сейчас бы послушать твой сон.

-         Какой сон? Зачем? – удивился Папус.

-         Ну, ты же говорил, что он забавный, «как коза на льду». Посмеялись бы вместе.

-         Сон? – Папус пожал плечами. Чего порой не взбредёт в голову старику. Но потом: - Стойте. Сон! Ведь это ключ! У Вас, учитель бывали когда-нибудь вещие сны?

-         Нет, я не занимаюсь предсказанием будущего. А у тебя что, были?

-         Сомневаюсь. Но этот… Вы видели мои конспекты по некромантии?

-         Снова – нет. Это ведь не моя тетрадь, и я не знаю, что успел там записать нового наш друг, который отдал тебе ту тетрадь. Хотя, лекции Даэнура…

-         Там была одна схема, изображавшая какой-то странный ритуал с использованием младенца.

-         Младенца? – учитель задумался, но потом его лицо просияло: - Постой, я кажется, понимаю. А что было во сне?

-         Младенец. В точности, как на рисунке в моей тетради. Он плакал, а слёзы его были какие-то ненормальные.

-         Боги, – прошептал Азраил. – Я вспомнил. Рисунок был вшит в тетрадь, так? – Папус кивнул. – Тот некромант украл его из библиотеки отца Мариуса, главы Инквизиции. Я видел эту схему. Тогда мне показалось, что смысла и пользы в ней – как с козла молока. Но вот на самом деле…

-         Что? Это и есть тот самый способ инквизиторов, которым они упокаивают погосты?

-         У нас нет доказательств. Мой посох с пробой магии – у инквизиторов. А твои конспекты с прочим добром, наверняка, тоже. Не сомневаюсь, что серые успели обыскать нашу комнату.

-         Что же делать? Сколько отсюда до Академии?

-         Самое большее – два часа пути. Мы почти что дома, поэтому инквизиторы и не решились казнить нас по-настоящему, через сожжение.

Внезапно в коридоре послышались шаги. Быстрые, раздражённые. В перекрестье прутьев решётке пленники увидели… нет, не опостылевшие серые рясы – походную мантию Гувера Ханса. Ректор Академии предстал перед своими подопечными в живительных зелёном и коричневом цветах, которые, казалось, проникли в это царство серого мрака, оживив даже эти несчастные, поросшие мхом стены.

-         Господин ректор, - привстал, насколько это позволяли цепи, Азраил. Папус остался лежать.

-         Отец Конрад! Я прошу Вас немедленно освободить моих подданных, - прокричал Ханс совсем не свойственным его преклонному возрасту живым голосом.

-         Но, господин Ханс, - появился отец Конрад. Сейчас он выглядел не таким грозным, но всё же сумел сохранить свой независимый вид. – Им уже вынесен приговор. Имеется состав преступления. Есть свидетели, - бормотал он что-то, видимо, продолжая начатый ещё где-то на подступах к тюрьме спор.

-         У Вас нет доказательств! Особенно тех преступлений, в которых Вы их обвинили. А свидетели – только Ваши люди. А это, на сколько мы оба знаем, не является достаточным основанием для предъявления обвинения. Откройте дверь. Я жду!

Заскрипел ключ, затем плохо смазанные петли. Звякнули о пол сброшенные Азраилом цепи. Безвольно сползли туда же верёвки, пленившие недавно Папуса. Пока вся троица покидала подвал, Азраил с Папусом хранили молчание. Но едва они покинули здание тюрьмы, возбуждение от нежданного спасения дало себе выход:

-         Милорд, как Вы узнали? – Азраил был хмур как грозовая туча. Ему, опытному некроманту, было трудно признать, что кто-то вытащил его из передряги, но гордость пришлось унять. – Спасибо, - буркнул он. – Я… я бы не выдержал казни. Спасибо.

-         Будет тебе, Азраил! Разбираться будем после. Когда вернёмся в Академию.

-         Но позвольте, милорд, - вмешался Папус. – Как же Вы всё-таки узнали о нас?

-         Вчера ночью к нашему двору прискакал ваш конь. Сэр Ательстан, если не ошибаюсь? Дивное животное.  Так звал всех, кого мог, сюда. Меня чуть не за шиворот тащил. Вам бы двоим хоть толику его ума. Может, не полезли бы тогда на территорию Инквизиции.

-         Но, милорд, - успокаивался потихоньку Азраил. – Нам необходимо было всё разузнать. Мы сейчас почти даже раскрыли их замыслы…

-         О чём вы говорите?! – взорвался Гувер Ханс. – Вам мало того, что вас чуть не казнили. Я еле-еле успел. И если бы не ваш конь… Не желаю слышать ни о каких заговорах и прочем. По договору с Инквизицией, нам следует соблюдать нейтралитет. Всё. Точка. Мы отправляемся домой.

-         Нейтралитет?! Нейтралитет, говорите?! – почти рыдал Папус. – А… а как же Трубадур?

-         А вот с ним, мой мальчик, - вздохнул ректор Академии, - уже ничего сделать нельзя. Он показал себя не с самой лучшей стороны.

-         Но, - не унимался Азраил, - милорд! Инквизиторы пользуются жертвоприношениями! – тут он огляделся. Отец Конрад всё ещё следил за ними, но, вроде бы, не слышал, о чём они могли говорить.

-         Доказательства? – строгого взгляда ректора никто никогда не выдерживал, а уж провинившиеся – тем более. Не выдержал и старик-некромант. Азраил просто опустил глаза. Ханс понял. – Нет доказательств, так и не суйтесь. Скажите спасибо, что живы остались.

-         А Трубадур? – не сдавался Папус. – Я должен увидеть его в последний раз.

-         Тогда торопись, мальчик мой. На площади уже разложили помост для сожжения.

Не говоря ни слова, Папус сорвался и побежал в указанном направлении. Там, на площади уже собралась толпа в ожидании сладостного зрелища. Папус протолкался сквозь живую стену. Он успел увидеть только, как палач бросает в кучу разложенного под несчастным животным хвороста. Крик отчаяния вырвался из груди Папуса одновременно с криком боли и страха из надорвавшихся лёгких ослика. Пламя занялось мгновенно, закрыв собой корчившееся на привязи существо, бывшее совсем недавно верным другом двух некромантов…

Отец Конрад склонился над кучей пелёнок на столе. В ней шевелился живой комочек плоти. Не более. Просто плоть. Для инквизитора. Вот он перевёл взгляд на тетрадь в чёрном кожаном переплёте, на чуть пожелтевший лист пергамента, непонятным образом оказавшийся вшитым в эти конспекты.

-         Теперь, - отец Конрад удовлетворённо кивнул головой и поднял на свои огромные ручищи тельце младенца, - всё пойдёт лучше. Мы избавимся от необходимости терпеть магов. Особенно, - он передал ребёнка своему помощнику в чёрной рясе с капюшоном, - этих некромантов. Они своё отслужили.

Он накинул на голову плотный капюшон. Затем он взял со стола ещё одну тетрадь. Та лежала рядом с лакированным ящичком.

-         А вот это, пожалуй, стоит вернуть на место, - он повертел в руках сшитые листы пергамента. – Ведь этот трактат, если мне изменяет память, был украден у них. Думаю, братья из замка Бреннер будут благодарны. – Отец Конрад небрежно бросил на стол трактат по воинским искусствам, изъятый из комнаты некромантов в «Дикой орхидее». Потом он подобрал костяную погремушку, в точности повторявшую одну из тех, что были изображены на схеме в тетради неизвестного некроманта, переданной три года назад на хранение Папусу. Он вложил игрушку в раскрытые страницы конспектов, сунул всё это в складки рясы и вышел в ночь.

Его – и всю Церковь в его лице – ждало продвижение на пути к осуществлению цели. Найти новый способ упокоения кладбищ.

Проголосуйте за эту работу.