Изумрудный Дракон - 2004

Работа: Пески Тьмы

Вместо эпиграфа: «…Тьма нуждается в человекоорудиях». (мэтр Анэто)

«Странствия мага», том 2

На рассвете в деревне Осинки всё началось как обычно. Как обычно всё и шло, пока на въезде в деревню не показался всадник на чёрном коне. Чёрный его плащ ниспадал на чёрную же попону. Сбоку притороченная к седлу висела пузатая сумка из чёрной кожи. В руках у ездока покачивался в такт движениям коня посох. Пришелец был магом.

-        С добрым утречком, - сказал всадник высыпавшим на дорогу жителям Осинок.

-        И тебе доброго пути, странник, - ответил староста.

-        Спасибо, - кивнул чёрный, останавливаясь. – Только вот путь-то мой прямиком в вашу деревеньку и лежит. Ждёте меня, небось? Некромант я.

-        Как же, некромансер, - прищурился староста. – Ждать-то, может, и ждём, но только как докажешь-то некромансерство, а?

-        Стойте-ка! Стойте, люди, - на горизонте возник деревенский священник. – Это ж чёрный! – Некромант, однако, даже глазом не моргнув, достал из-под плаща пергаментный свиток и развернул его перед самым носом у местного служителя Церкви. – А-а, - протянул тот. – Хартия отца Мариуса. Тогда ладно.

-        На кладбище своё отведите, там и докажу. На деле, а это ж так, писулька инквизиторская. – Некромант слез с коня и отцепил от седла сумку. – Да, и паренька мне какого дайте, чтоб сумку мою тащил.

Староста огляделся. Все притихли, словно громом поражённые. Из толпы чуть не кубарем выкатился щуплый парнишка – вытолкнули. Иди, мол, человек ждёт. Он отчаянно огляделся, ища поддержки хоть в ком-нибудь, но зря. Придётся идти с этим… неизвестно с кем. Может он и вправду маг, но кто знает, вдруг людоед?! Чёрен как ворон, глаза холодные, как посмотрит, так озноб прошибает, и жить не хочется. Вздохнув страдальчески и напоследок ещё раз оглянувшись, парень взял тяжеленную сумку пришельца и повёл того на кладбище. Некроманту показалось, что с парнем такое происходит не в первый раз.

-        Как думаешь, - подошёл к старосте один мужик, когда парень с чёрным удалились, - некромансер взаправду аль проходимец?

-        Взаправду, точно. Видал, как сразу за дело взялся!? Да и бумагу-то предъявил какую-то, аж священник наш признал. Только вот не пойму я, как узнал, чёрный, что некромансер нам нужон. Ежели токмо соседи сказали. У них ведь давеча тоже зомбя из могилы вылез.

-        Что-то часто вылезать они стали, - прокаркала вышедшая на шум старуха. – Не к добру появился чёрный-то. Вернётся, проверить надо будет, расспросить…

Вернулись некромант с парнем к полудню. Чёрный маг выглядел так, будто весь день телегу без коня толкал, а юноша и того хуже: волосы, видно, недавно только дыбом стояли, глаза остекленели и смотрят в одну точку, одному ему видимую. По всему сказать можно было, что струхнул парень от того, чего на кладбище нагляделся, не на шутку. К нему сразу подбежала целая толпа, в основном девки, и стали расспрашивать, ну как, мол. Тот только бормотал что-то несвязное и мотал головой. Жители деревни стали поглядывать в сторону некроманта с подозрением. Тот, заметив это, только ухмыльнулся и сказал:

-        Не бойтесь, оклемается. Выпить ему чего дайте, да и я бы не отказался.

-        От чего ж, - сказал староста. – А с кладбищем-то как, сударь некромансер?

-        Упокоил, уж будьте покойны, хе-хе! – Ухмыльнулся он собственной шутке. – Ну, так как там с выпивкой? Зомби-то на кладбище у вас нашлись, а найдётся ли пиво в бочках?

Пиво нашлось и не мало. Дела на день были заброшены. Всё собрались в местной таверне и угощались вместе с некромантом. Священник тоже. На бедного паренька, что таскал сумку за некромантом, вопросы так и сыпались, как горох из мешка. Тот еле успевал отвечать, а с каждой выпитой им кружкой пива, рассказ об упокоении деревенского кладбища обрастал всё новыми и новыми подробностями, от которых уже у слушателей волосы начинали вставать дыбом. Потому, как по ним выходило, что парень сам всех зомбей назад в могилы загнал, когда те из них повылазили, зубами защёлкали, ручищи, что твои грабли, к нему протянули… А он даже глазом не моргнул, только плюнул на них, дунул, они в пепел и обратились. Сам же некромант при этом, мол, в кустах отсиживался, дрожал, за посохом своим прятался и всё шептал: «Ой, мать моя, спаси, не дай в штаны наложить, перед людьми опозориться!»

Малефик сидел за соседним столом со старостой и слушал всё это вполуха, ухмылялся. Пусть его, надо же перед девками-то покрасоваться.

-        Ну, так что, сударь некромансер, - снова завёл староста. – Как же это вы прознали, тало быть, что нужны Вы нам?

-        А я сейчас всем нужен. Всем, кого коснулась в своё время кровавая десница Хальфбальда.

-        Хальфбальда-а?! – В ужасе выдохнули хором все, кто сидел за одним столом со старостой и некромантом. – Того самого, который три десятка лет и зим огнём своим по Эвиалу прошёлся? Как же так?

-        А так. За ним я сейчас прибираю. Всё, чего он натворить успел за те тридцать лет, всё поправлять надо. Точнее, всех, кого убил он, упокаивать. И не только. Мрак убийств его как чума на все кладбища расползаться стал.

-        Расскажи-ка, сударь некромансер поподробнее, - к столу протиснулась высушенная годами и работой старушка, та самая. – Знать страсть как хочется, что же там произошло-то.

-        Ну, - некромант выглянул в окно. – Время терпит, - на стол перед ним тут же встала ещё одна пузатая кружка и миска с рёбрышками. – Хм… расскажу я вам, как я сам всё узнал. А началось всё для меня с того, что ещё в Академии огласили приговор Хальфбальду. Мы тогда все поначалу обрадовались. Ещё бы, такое зло прекратить, тридцать лет как никак Андреас Хальфбальд по Эвиалу ступал своими огненными стопами. Сколько зла натворил, сколько людей погубил, городов сжёг. Но, оказалось, что не всё так уж и просто там было…

-                    Андреас Хальфбальд, - голос главы Святой Инквизиции огласил помещение – полутёмный подвал замка Бреннер. – Ты слышишь меня?  Внемлешь ли ты гласу главы Святого суда?

Ответа не последовало. Человек, к которому обращались с вопросом, лежал на чугунной решётке. Он был раздет до пояса. Руки и ноги его были прикованы по углам его «ложа». Распятый был без сознания.

-                    Он слышит? – Обратился глава инквизиции к стоявшему рядом человеку. – Похоже, он всё ещё не может прийти в себя после того, что с ним пришлось проделать.

-                    Да, отец Мариус, - человек медленно кивнул. – Его арест дорого нам дался. Пришлось прибегнуть… кхм, к, так сказать, экстренным мерам. Хальфбальд первый из отдавшихся злу со времён Сида Бреннерского1 оказал, не побоюсь этого слова, достойное сопротивление.

-                    Что значит «достойное»?! – Резко вскинулся отец Мариус. – Он отступник, и слово «достойное» вообще к нему не применимо. Единственное, чего он может сейчас ожидать достойного, это наказание. Наказания подстать его преступлений. А то, что он сопротивлялся… он, похоже, знал, что его ожидает в случае ареста.

-                    Да, отец Мариус, - стоявший рядом едва заметно пожал плечами. – Но смею напомнить Вам, что для поимки Хальфбальда было задействовано восемь – восемь, отец Мариус! – магов различных стихий.

-                    Я знаю, милейший, - кисло согласился инквизитор. – Я же лично подписывал указ об их найме. И это влетело мне, знаете ли, в кругленькую сумму…

-                    Простите, но разве казна Святой Матери нашей Церкви принадлежит лично Вам?

-                    Да, но я воспринимаю всё это… близко к сердцу. Как личную боль и потерю. Добрые чада Церкви сложили свои головы, когда пытались изловить этого негодяя. Но, по правде говоря, мне кажется, что Вашим людям просто повезло. В последние три года, в отличии от предыдущих тридцати, Хальфбальд не очень-то и таился. Просто озверел, если хотите.

-                    А то, как вы поймали Сида Бреннерск… - тут он замялся. – Семеро магов погибли, - почти шёпотом проговорил человек, как бы припоминая каждого из них поимённо. – И только один из них выжил. Джеральдо Армфрай. Лишь он один устоял в схватке с Хальфбальдом.

-                    Что ж, он получит премиальные, - бросил инквизитор, словно пытаясь прекратить неприятную для него беседу. Ещё бы, победу одержали маги, а не Инквизиция, да к тому же с его подачи. Ещё это упоминание о бароне Бреннере. Отец Мариус мало пеной не исходил.

-                    Премии ему ни к чему. Для Армфрая честью было задержать столь опасного преступника, которого три десятка лет не могли поймать лучшие из поисковиков Святой Инквизиции.

-                    Вы говорите о нём с такой гордостью, словно Вы его отец. Не слишком ли много чести для наёмника, торгующего своим даром, вместо того, чтобы бескорыстно служить людям?!

-                    Я считаю, отец Мариус, что Вы завидуете ему. Завидуете, что эта самая честь достанется тому самому наёмнику, а не Вам.

-                    Да как… - лицо инквизитора исказилось гневом. – Да как Вы смеете?! Да я… да Вы тут лишь…

-                    Помощник, - оборвал его человек. – Но наделён всеми полномочиями представителя Суда от Академии. И в Ваше отсутствие могу даже вести процесс. Так что, смею.

-                    Смеете, - прошипел инквизитор. – Вы представитель Суда там у себя, в Академии. А здесь…

-                    Не будем вдаваться в излишние подробности. Там «у себя», как Вы изволили заметить, я равен Вам «здесь». Закончим же тем, что упрекнуть Вас я имел право. О! Кажется, Хальфбальд пришёл в себя. Хальбальд!

Поверженный преступник, которого ловили более тридцати лет и вот, наконец, поймали и доставили в Суд, пошевелился на своём «ложе». Он издал слабый звук, похожий на стон.

-                    Приступим к делу, - инквизитор с нетерпением потирал ладони друг о друга.

-                    Постойте, - маг упёр руку в грудь судьи. – Я должен удостовериться, что он не опасен.

-                    Опасен?! Вы шутите!? Как может этот негодяй находиться в помещении Святого суда Церкви, в замке Бреннер, и быть опасным?

-                    Всякое может быть, - процедил сквозь зубы маг. Нерасторопность инквизитора бесила его не хуже, чем того бесил успех магов. – Ваши люди тридцать лет ловили его…

-                    Ловили, ловили! Но ведь теперь-то он здесь. Скован и, думаю, обезврежен. Думаю и надеюсь на компетентность Вашего счастливчика Армфрая.

-                    Армфраю самому крепко досталось во время схватки. К тому же Ваши люди не дали ему времени, дабы совершить необходимые процедуры. Ваши ищейки наскоро приковали Хальфбальда к решётке – вот этой самой – и привезли его сюда.

-                    Ладно, хватит препираться, милейший. Давайте, производите свой осмотр, и мы приступим к делу.

-                    Да, конечно.

Человек, именовавшийся прежде просто магом, был ни кто иной, как Гувер Ханс, новоизбранный глава и ректор Академии Высокого Волшебства. Сейчас он стоял возле неподвижного Хальфбальда, который, похоже, ещё слабо понимал, что происходило вокруг. Маг-преступник, совершивший за более, чем три десятка лет, злодеяний против людей столько, что, по мнению всех судий, его надлежало казнить прямо на месте сразу же после поимки. Безо всякого суда и следствия. Но как всегда нашлась сила противодействующая, или, по выражению магов, взывающая к здравой логике. А здравой логикой, по их мнению, в частности, по мнению самого Гувера Ханса, было бы сначала изучить феномен этого злодейства.

Ханс протянул руки над телом Хальфбальда, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Задержал на минуту дыхание…

-                    Ну, чего же Вы тянете? – нетерпение отца Мариуса словно сотни муравьёв бегало под одеждой, щекоча и заставляя ёрзать на месте.

Но Ханс его уже не слышал. Он вышел за грань восприятия этого мира. За грань телесного ощущения. Теперь он был в мире ощущения магического. Выдох. Тело Хадьфбальда напряглось. Сквозь простёртые над ним руки мага в его плоть устремились невидимые зонды – потоки Ищущей магии. Эти «щупальца» сейчас были глазами и ушами Ханса. Вот он проник в сердце Хальфбальда. Ничего. Ничего, что могло бы вызвать опасения. Только злоба и досада. Ещё бы! За тридцать лет первое поражение и от кого!? От кучки наёмных магов, половину которых он тогда смёл одним ударом.

Ханс продолжал. Ощупывая каждый клочёчек тела Андреаса Хальфбальда, он исследовали его душу. Маленький, сжавшийся серый комочек. Как побитый детворой щенок в дождливую погоду ищет укрытия от терзающих тело и душу холода и обиды, так сейчас сущность Хальфбальда пыталась скрыться от зондов Гувера Ханса.

Позвоночник. Хальфбальд заскрипел зубами. Спина его прогнулась дугой. Сейчас он испытывал примерно то же, как если бы сзади в него вонзился целый рой тончайших ледяных спиц. Длинных. И каждая ищет то, что должна найти. Ищет упорно, не взирая ни на что, даже на то, что если она и найдёт то, что ищет, то жертва умрёт.  Болезненной и медленной, как черепаха, смертью. Тело Хальфбальда начало биться в конвульсиях. Из горла стали долетать отдельные нечленораздельные возгласы, не то хрипы, не то бульканья. Быть может, он пытался просить пощады, но что-то ему мешало?..

И это не укрылось от судьи.

-                    Милейший, может, хватит уже? – выступил он нерешительно в сторону Ханса. – Не нравится мне это. Боюсь, он так и до суда не дотянет. А впрочем… - «А впрочем, и поделом ему» сказал бы, наверное, судья, но от вида Хальфбальда его мутило. Крепкое, мускулистое тело бывшего мага-отступника сейчас дёргалось из стороны в сторону, словно тряпичная кукла, таскаемая за голову собакой. На губах выступила пена и вот она уже хлопьями разлетается в стороны вперемешку с обильной слюной. Глотку раздирают непонятные вопли. Сухожилия трещат от натуги, а сквозь кожу проступил уродливо красивый рельеф мускулатуры.

Но Ханс всего этого не видел. Сейчас он был глубоко погружён своей душой во внутренний мир Хальфбальда в поисках чего-то. Чего-то, что точно там было. Чего-то , что было запечатано в душе злодея. Но душа не давалась. Она изо всех сил пыталась спрятаться от «щупальцев» Ханса.

«Прячешься, значит, прячешь», - звучало в уме Ханса. И он продолжал искать. То, что творилось снаружи, повергло бы в шок даже самого закоренелого убийцу. Разве что только не самого Хальфбальда. Но ему на это было плевать, потому, как пытали его самого. Тело больше не металось из стороны в сторону. Оно застыло, вжалось в решётку. Вжалось до такой степени, что кожа и мускулы проступили с обратной стороны как тесто. Запястья и щиколотки впились в свои оковы.  Кожа на них лопнула, и тонкие струйки крови потекли на каменный пол. Вены на теле взбухли, бешено пульсируя. Глаза с невозможно огромными зрачками готовы были выпрыгнуть из орбит. Волосы вопреки всему возможному и невозможному выпрямились и торчали подобно иглам ежа. Похоже, «ощупывание» тела Хальфбальда подходило к концу.

Гувер Ханс по-прежнему стоял, вытянув руки над грудью преступника, с закрытыми глазами. Пот стекал с него градом, обильно орошая его мантию со стоячим воротником, плотно облегавшим шею. На левом виске взбухла жилка и забилась с безудержной силой, готовая вот-вот лопнуть, словно перезревший нарыв.

Тишину теперь нарушали только треск сухожилий и тихие всхлипывания главы инквизиции. Отец Мариус уже было успокоился – видимые мучения подсудимого прекратились, и он подумал, что Ханс уже закончил, как вдруг камеру огласил истошный вопль. На пределе голосовых связок запас воздуха выдавал из себя Гувер Ханс.  Голова его запрокинулась, а глаза распахнулись с выражением неописуемого ужаса.

От столь высокого звука в столь маленьком помещении у судьи заложило уши. Он здорово перепугался. Его обуял страх, страх того, что что-то пошло не так. И это что-то сейчас может нарушить все планы. И не только планы. Судья решил, надо что-то делать. Что? Да хотя бы разорвать контакт между Хансом и Хальфбальдом. Он ринулся вперёд, выбросив перед собой руки, готовя своё заклинание. Но прежде, чем он успел подбежать к Хансу на расстояние своих вытянутых рук, помещение озарила короткая вспышка белого света. Ладони инквизитора ожгло нестерпимым жаром. Громыхнуло, да так, что со стен и с потолка посыпались крошки цемента. Гувер Ханс, не прекращая вопить, и раскинув руки, словно птица крылья, отлетел к стене и ударился спиной и головой. Андреас Хальфбальд на решётке согнулся было пополам, но оковы удержали его, и брюшной пресс чуть не лопнул от натуги. Словно так его организм избавлялся от Ищущей магии Ханса.

 После этого он обмяк и растянулся на решётке, голова безвольно склонилась на бок.

Главный инквизитор взирал на всё это не более двух секунд. А именно столько оно и длилось. Сразу же после этого он до хруста сжал руки в кулаки – настала его очередь кричать. Ожжённые ладони пылали. Взглянув на них, отец Мариус не увидел никаких следов: ни ожогов, ни опухоли. Затем он первым делом подошёл к Андреасу Хальфбальду, прижал два пальца к его горлу – живой, сердце бьётся. Приставил ладонь к носу подсудимого и проверил дыхание: дышит, ровно, как это ни странно после всего того, что Ханс проделал с ним. Приподняв веко глаза преступника, отец Мариус увидел, что зрачки реагируют на свет масляных ламп, развешанных по периметру камеры. Хоть инквизитора и жгла колдовская боль, лицо его расплылось в довольной ухмылке:

-                    Жив, - тихо сказал он. – Так легко ты от нас не отделаешься. За всё ответишь, мразь.

С противоположной стороны камеры донёсся слабый стон. Отец Мариус обернулся, словно только что вспомнил, что есть ещё и Ханс. Подойдя к нему, инквизитор присел на корточки.

-                    Милейший господин Ханс, - громко позвал судья. – Вы в порядке ли?

-                    Ум? – Гувер Ханс открыл глаза. – Ч-что?

-                    Я спрашиваю, в порядке ли Вы? – повторил отец Мариус. – Вы, видно, сильно головой приложились о стенку.

-                    Ерунда, - Ханс поморщился, запустив руку в волосы на затылке. Он посмотрел на ладонь – крови было совсем немного, только на кончиках пальцев. – Заживёт.

-                    Встать сможете? – неожиданно участливо спросил судья.

-                    Уже смог, - Ханс, опираясь на стену, поднялся и выдавил некое подобие улыбки.

-                    А что же, простите, - перешёл судья на деловой тон, - произошло? Он опасен? Я только что проверил его состояние, так в пределах, и он жив.

-                    Да уж. Такое, прошу прощения, дерьмо не тонет. Но нет, скажу сразу, он не опасен. Скажу даже больше: не он опасен.

-                    Что?

-                    А то, что он пешка. Всего лишь мелкая разменная монета в чьей-то крупной игре.

-                    Хороша мелкая монета, стоила тридцати лет террора.

-                    Приготовьтесь, это только аванс. Самого же Хальфбальда надо немедленно отправить в Темницу света.

Темница света, особая тюрьма. Созданная некогда командой светлых магов при немалой поддержке факультета малефицистики и некоторой заинтересованности Инквизиции, она стала оплотом ужаса для ужас же сеющих. Заключённый в ней тёмный маг не просто содержался в неволе, но его душу постепенно сжигала Гора Света, кристалл. Малейшая мысль о зле будила скрытую в его недрах Силу, калёным железом выжигавшую Тьму из сущности мага. Многие тёмные были столь привязаны к своему ремеслу, что постоянное воздействие на них Горы Света испепеляло всё, что могло бы поддержать ещё теплящуюся в них жизнь. Оставалась одна только оболочка, пустая как брошенная ракушка. Тело же оставалось на съедение неведомым тварям, стерегущим единственный вход в Темницу.

-                    Да, - кивнул отец Мариус. – Здесь, милейший, вынужден я с Вами согласиться. Суд… суд объявим закрытым, а завтра прилюдно огласим его результаты. – Приговор о ссылке в Темницу света не требовал решения всего Святого Суда. Достаточно было только решения главы инквизиции по достаточному поводу. Повод, как оказалось, был и даже более, чем достаточный.

«И что же это было? – начал очередную запись в своём журнале Гувер Ханс. – Не удалось нам исследования провести в случае с бароном Бреннерским по причинам понятным, так что истинные причины злодеяний его невыясненными останутся. Но сегодня имели мы шанс хороший изыскания наши осуществить на примере другого отступника. Тьма в чистом её проявлении. Проникнув же, наконец, в душу Хадьфбальда, обнаружили мы нечто неправдоподобное. Волны чёрного огня окутали нас со всех сторон, и сделалось там невыносимо горько нам, что умереть захотелось тотчас же, дабы Тьму сею не терпеть более.

Либо же магия отступника была столь развита и столь крепко срастись успела с душою его, что полностью и окончательно проникла в сущность Хальфбальда. Быть самому воплощением своей же Силы – высшее достижение мага. Но в данном случае имеет место сожаление глубочайшее, поскольку магия Хальфбальда отдана Тьме была. Но пешкой являясь в чьих-то неведомых нам пока руках, не мог Хальбальд сам отвечать за свои действия. Однако же преступления Андреаса Хальфбальда и бесповоротное обращение его во Тьму не оставляют нам другого выбора, кроме как сослать его в Темницу света, единственное сейчас для него место подходящее. Невыясненным же к превеликому сожалению нашему остаётся предназначение Хальфбальда в игре этой, ибо простое зла творение не представляется нам приемлемым объяснением причин одержания души его. Не исключено, что придётся пойти нам против Договора со Святой Матерью нашей Церковью, и выкрасть тело Хальфбальда, дабы повторить исследование. Но не из интересов личных, а из побуждений благих, на сохранение будущего Эвиала направленных. Ибо видится нам, что с целью определённою тридцать лет зло руками Андреаса Хальфбальда творилось. Спаситель, Господь наш, свидетелем же тому будет».

Гувер Ханс отложил перо и встал со стула. Прошёлся по своей скромно обставленной комнате, разминая затёкшие ноги. Затем он присыпал покрытые чернилами письма страницы журнала, глядя, как песок впитывается в тёмную густую жидкость, ровными строками лежавшую на листах подшитого пергамента.

-                    Лишь только в чернила песок брошенный впитается, - прошептал Ханс и схватился за голову. – О, Спаситель, я понял! Опоздал я, разрази меня гром твой!!! Убиенные Хальфбальдом чернилами станут и примут в себя пески Тьмы. Сколько же людей положил он за все эти годы, страшно подумать. Вот зачем он был нужен. Ведь Андреас Хальфбальд лучший из выпускников Академии своего времени. До сих пор немногие превзошли его, - рассуждения вслух были старческой привычкой Ханса. Слова лихорадочно слетали с его губ. Затем они ровным потоком потекли на страницы журнала главы Академии, как только он сел обратно за стол и взялся за перо. – Чувствуем мы, что решение пойти против Договора обоюдного Церкви и Магического двора принято было нами поспешно, но, хвала Спасителю, осуществиться не успело, ибо ниспослано было нам озарение свыше…»

***

-                    А что же герой наш, Армфрай-то после поимки делал-то?  - Пиво в голове брало своё, и требования подробностей истории сами просились на язык..

-                    Армфрай? А он как Хальфбальда повязал, - продолжал некромант. – Он так первым же делом подлечиться пошёл…

Целительная магия ровным потоком текла по венам Джеральдо Армфрая, смешиваясь с потоками крови. И с кровью же впитывалась она в его мозг, стирая всё, что могло напомнить о сражении, кроме ходов, ударов, приёмов, заклинаний, брошенных смертельным вихрем и стирающих всё на своём пути. Всё это скоро войдёт в историю магии, пусть и в приукрашенном виде. Но боль от потери боевых товарищей сотрётся из памяти, что бы не мешать, не затуманивать разум пеленой гнева и не поить душу желчью, не разжигать на пепелище старой дружбы огонь отмщения.

Джеральдо Армфрай с удовольствием поддавался такой магии. Тех семерых, он уже не помнил, а как их звали, запомнит история. Ему же останутся честь победителя и боевой опыт. Это много лучше, чем скорбь.

Целительница раз за разом проводила врачующими руками по опалённой поверхности тела мага. Он мычал от удовольствия. Обнажённое его тело было полно силы и Силы.

День ещё только начинался, а на ярмарочной площади народу собралось уже порядочно. Кто-то доставал свой товар, кто-то ещё только расставлял свои лотки. Но пекари уже работали вовсю. По пока ещё открытому воздуху разносился аромат свежего хлеба, булочек, сладких пирожков с начинкой. Пройдёт немного времени, и набежит детвора, таща за руку родителей и умоляя купить им чего повкуснее. Но, странное дело, первым перед лотком пекаря Латтима показался довольно пожилой человек. На нём была одежда странника: серая хламида и широкополая шляпа. Посоха пилигрима при нём, однако, не было. Но походка его была твёрдой, и потому пекарь решил, что странник в нём попросту не нуждается.

-                    Рановато, - улыбнулся Латтим. – Погоди-ка, добрый путник, хлеб пока не готов.

-                    Вечно у вас что-нибудь наперекосяк, - буркнул пилигрим, облокотившись на стену дома, в котором располагалась пекарня.

-                    То есть «наперекосяк»? – Пекарь мужик был крепкий, и какой-то там прощелыга в балахоне пилигрима, не уследивший за своим языком, легко мог получить по зубам. – Что «у вас» «перекосяк», то у нас – дедов порядок. Хлеб-то не на деревьях растёт, его готовить надо.

-                    Ну так готовь, пекарь, - из под шляпы торчала только борода, глаз видно не было, но пекарю показалось, что путник смотрит на него прямо сквозь поля. – Не трать на меня своего драгоценного времени, тем более, что его у тебя не осталось.

-                    Что-о?! – Борода пилигрима показалось Латтиму слишком уж вызывающей. – Язык у тебя что-то длинный стал, а руки-то как…

-                    Я имел в виду, что у тебя хлеб горит. Дыму-то сколько! Ха-ха! – Странник издал звук, больше похожий на кашель, чем на смех.

Латтим обернулся – печь кадила не хуже драконовой пасти. Он бросился вынимать содержимое, но едва он коснулся заслонки, как оттуда вырвался сноп пламени, снося её вместе с пекарем. Сила, с которой выбило заслонку, опрокинула Латтима на пол пекарни. В воздух стрелами повылетали готовые булочки и пирожки совсем даже не подгоревшие. «Пилигрим» поймал один из них и впился в него зубами.

-                    Пропеклось, как я люблю, - он обернулся к пекарю. Прокопчённый тот поднялся с пола, колпак на его голове тлел, испуская слабый дымок. – Вот это и есть «наперекосяк».

Продолжая жевать свой хлеб, «пилигрим» двинулся дальше к центру площади. Походка его оставалась всё такой же твёрдой. Тут он краем глаза заметил, как пекарь выбежал на улицу и бросился куда-то за угол, а через минуту вернулся, ведя за собой кого-то. И этого кого-то маг в балахоне странника узнал. Певерил Кук, маг воды, наёмник. Увидев человека в серой хламиде, жевавшего хлеб, водный маг усмехнулся. Перебросив свой посох с аквамариновым навершием из руки в руку, Кук стал приближаться к «пилигриму». Внезапно странник перестал жевать хлеб и обернулся направо, туда, откуда подул лёгкий ветерок, всколыхнувший полы его балахона. Там уже стояли двое. Их странник не знал, но они определённо были магами воздуха. Двое разделились и, вращая посохами, стали обходить «пилигрима» с разных сторон. Дальше странник почувствовал нечто знакомое, нечто своё. Магия огня. Да, он сам был магом огня. Трое. Один из них точно был ему знаком – Джеральдо Армфрай. Остальных двоих огневик-странник видел впервые, наверное, новички, как и те двое воздушных.  Трое огневиков также стали окружать его.

-                    Андреас Хальфбальд, - выкрикнул, всё равно, что сплюнул, водный маг. – Сдавайся.

-                    Так просто? – Хальфбальд, странник в балахоне, закашлялся. – Аккуратней мальчики, я чуть не поперхнулся, не смешите так.

-                    Ты думал, если переоденешься пилигримом и будешь странствовать без посоха, тебя не узнают, - Джеральдо Армфрай что-то готовил, навершие его посоха мерцало.

-                    Я не думаю, мальчики. Я просто действую. Ну, я так понимаю, это засада, - Хальфбаьд всё продолжал жевать свой хлеб.

-                    Правильно понимаешь.

-                    Шли бы вы все по домам к девкам своим. Ты, Джеральдо, мог бы лучше подарить свой огонь шлюшкам из борделя в соседнем городке. Они, я тебя уверяю, того стоят, хе-хе!

-                    Ты сжёг тот город вчера на рассвете, - ответил Армфрай.

-                    Да? Забыл, простите. Там кто-нибудь живой остался, а? Они рассказали вам, как тепло им было в моих объятьях? Шлюхи, я имею в виду. Вот чего я не пойму, это как я вас не почувствовал, когда пришёл в этот город. Меня сюда как будто что-то вело.

-                    Спаситель привёл тебя к палачам, смертник. – Прошипел молодой воздушный маг. – Умри же, нечисть!!!

-                    Парио, не-ет, стой! – Армфрай опоздал, вихрь, закрученный Парио, взметнулся от земли тугой спиралью, налетел на Хальфбальда и поглотил его.

-                    Видите, - гордо заявил Парио. – Ничего сложного. Куда ему с нами тягаться!?

Но  в следующий миг все почувствовали нестерпимый жар. Вихрь, который, казалось, похоронил собой мага-преступника, крутился теперь огненным смерчем, а из его центра донёсся дикий хохот.

-                    Всем приготовиться! – Кук вскинул посох, но не успел, почти не успел: огненные змеи, разинув пасти, раскинулись в четыре стороны, опаляя землю и сжигая сам воздух. Четырёх они сожрали сразу: огненным бичом змей порвал напополам торс Парио, обращая его на лету в горсть пепла. Второй накинулся на огневика рядом с Джеральдо, но Армфрай не успел прикрыть того, и змей ворвался в его лёгкие сквозь рот, съедая органы как волк, не оставляя даже крохи тела. Чёрная обугленная «кукла» рухнула на землю. Джеральдо не поверил глазам – такая скорость не дана простому магу. Оглядываясь, он увидел, как стена водного Щита держит третьего змея, а тот, скользя по ней, как по стеклу, попал в другого мага – ещё одного воздушного, который пытался погасить огонь, задув его. Но тот змей лишь раскрыл рот, глотая ветер, раздуваясь, набухая, пока не лопнул, поглотив врага. Скелет в  ошмётках мяса и в обнимку с посохом упал на землю. Джеральдо такое время требовалось лишь только для того, что бы собрать магию и обратить её в снаряд, что он сейчас и сделал, пытаясь сжечь один огонь другим, своим. Он понадеялся, что чуждые друг другу заклинания сработают гасящим образом. Но просчитался – его огненная стрела поддела огненного змея, что боролся со Щитом воды у Кука. Тот питался водой из воздуха, но её было уж слишком мало, и Щит слабел. Змей ткнулся пастью в стену влаги и обратился вместе с ней в пар, сварив живьём Певерила Кука и расколов его посох. Навершие покатилось по земле, сверкая ещё не погасшими боками, упёрлось в мысок башмака Хаьфбальда. Он нагнулся и подобрал его.

-                    Я же говорил вам, сынки, идите по домам, ваше время ещё не пришло, - хлеб по-прежнему оставался в руке Андреаса Хальфбаьда. – Ещё не пришло. Так что не торопитесь. Сколько вас тут осталось? Двое? Ты, Джеральдо, да твой… протеже?

-                    Нет. – Ответил Армфрай.

-                    Что «нет»? – Удивление Хальфбальда, похоже, было искренне, иначе бы он заметил, что песчаная земля вокруг его ног начинает пучиться, пузыриться, постепенно закапывая ботинки. – «Нет» - ты не хочешь ждать и торопишься умереть, или «нет» - это не твой протеже?

-                    «Нет» значит, - Армфрай тянул время, изо всех сил стараясь не смотреть на ноги Хальфбальда, чтобы не выдать оставшихся в резерве магов, которые перешли в наступление. Как и условились до начала схватки – только если первых нападающих останется меньше половины. Так и случилось, но гораздо быстрее, чем они думали. В первую же секунду боя погибли четверо. А они-то надеялись хоть немного измотать Хальфбальда, что бы потом двое оставшихся в резерве свежих магов нанесли ему последний удар. – «Нет» значит, - повторил Армфрай, видя, что ноги Хальбальда уже совсем покрыты землёй. Кажется, Хальфбальд обнаглел от безнаказанности, раз не замечает этого, раз он ходит теперь в открытую и даже без посоха, раз он не попытался скрыться от преследователей и сам явился в расставленную для него ловушку… - «Нет» значит… «ты не прав».

-                    Сынок, я всегда прав. Последние тридцать лет я всегда оказываюсь прав, - он шагнул было в сторону Джеральдо, но ноги его не послушались. Усмешка прочертила кривую линию на лице отступника. – И это всё? Всё, на что способны ваши земляные маги? Где же они? Прячутся?

На крышах стоявших друг напротив друга домов показались две фигуры. Хальфбальд взглянул на одну из них. Солнце светило ярко, и поэтому он прикрыл глаза рукой. Тотчас же от поверхности земли взвился земляной столбик, сковавший руку мага и застывший камнем.

-                    Значит так? – Хальфбальд обернулся к огневикам, собравшимся было перейти в наступление, и его борода раздвоилась, туго скрутилась и тут же хлёстко распрямилась, всё удлиняясь на лету и превращаясь в огненные хлысты. – Вот вам!

Юный огневик успел вскинуть руку с посохом, и от навершия сорвался всполох. Он сплёлся с бичом Хадьфбальда, завязался в тугой узел, удерживая на расстоянии от горла своего владельца. Армфрай же оказался загорожен Щитом земли, не пропустившим пламя, но и закрывшим обзор. Медвежья услуга земляного мага. Прямым ударом ладони старший огневик выбил часть Щита перед своим лицом и тут же выпустил в отверстие малый файербол. Эффекта он не видел, но всё же надеялся, что это отвлечёт Хальфбальда. Он вылетел из-за Щита, катясь чрез правое плечо. Младший всё ещё держался. Армфрай смекнул, что Хальфбальд не рискнёт прервать эту связь, что бы оградить себя от младшего огневика. Но за самим Армфраем он следит зорко, успевая приглядывать каким-то образом и за земляными магами на крышах. Хальфбальд бегло выстрелил иглами огня по бегущему в обход его Армфраю, но вся его магия пропадала, ударяясь о магию Щитов земли, которые послушно вырастали, скрывая манёвр Армфрая. Тем временем сам он обежал преступника кругом, и тот не заметил, как выросла стена земли вокруг него, упрятав его словно птицу в клетку. Прервалась даже связка-борода, которой он душил ученика Армфрая – она лопнула, тугой петлёй, подобно тетиве на луке, скрутилась вспять, ударила в лицо хозяина. Раздался вопль. Содрогнулась Стена земли. Но маги-хозяева постарались и укрепили её, нарастив ещё три слоя, каждый толщиной в полфута. Песчаная поверхность площади была изрыта, как будто какой-то великан зачерпнул с неё горстями и сгрёб всё в кучу, окружив так мага, который сейчас выл от досады и злобы за этой Стеной. Картина напоминала вулкан: горка с отвесными склонами, а внутри заключён огонь, пылающий и жаждущий свободы.

-                    Почему вы нарушили план?! – Спросил Тилли Тарп, маг земли, первым спустившийся на площадь с крыши.

-                    Парио, молодо дурак, жаль его, - Джеральдо покосился на кучку пепла, бывшую некогда торсом недавнего выпускника Академии, та была рассеяна почти по всей площади, а неподалёку лежали ноги и посох погибшего мага. – Но его запомнят как героя.

-                    Всё равно, жаль парня, подавал большие надежды, - сказал Гобрин, ученик Армфрая. – А это, - он кивнул на песчаную землю, - надёжно его держит?

-                    Не беспокойтесь. – Тарп потёр лысую голову. – Там ещё и Материнские оковы: столб земли держит его руку и ноги. Помнится, когда Хальфбальд пулял в тебя, Джеральдо, Иглами, он здорово выкрутил себе плечо, пытаясь попасть. Отлично бегаешь. Пожалуй, даже лучше, чем метаешь файерболы, хе-хе! Шучу. Сейчас подойдут инквизиторские ищейки, надо будет сразу же напомнить им об оплате и о том, что необходимо будет произвести анализ сущности Хальфбальда, как велел Гувер Ханс. Думаю…

То, о чём думал Тилли Тарп, не узнал уже никто. Земля на площади задрожала, насыпь, державшая Хальфбальда начала сотрясаться, от неё повеяло дыханием кузнечного горнила. Стена плавилась… Она стала понемногу проседать, а затем мутнеть, превращаясь в жидкость – в стекло. Через полминуты это прекратилось. Опешившие маги тут же окружили непрозрачную гигантскую «вазу».

-                    Приготовьтесь! – Крикнул Армфрай.

-                    К чему?!! – Тилли Тарп растерялся. Растерялся и от того не заметил, что «ваза» дала трещины. Тысячи мельчайших, тончайших трещинок заструились по матовой поверхности. Тр-реск! Во все стороны разлетелись арбалетными болтами осколки до невозможности правильной треугольной формы. Стеклянный рой, звеня и рассекая воздух, накрыл всю площадь, утыкав всё как игольную подушку. Врезаясь в поверхность, осколки взрывались снопом искр, порывая на части всё, во что они втыкались: без разницы плоть, землю или древесину.

Джералдо Армфрая сразил самый крупный из них – в два фута длинной. Плоть правого плеча послушно расступилась, давая стеклу Хальфбальда путь к кости мага. Взрыв! Боль закрыла мир от глаз Джеральдо. Он более не слышал и не видел даже того, кто и как погиб из остальных товарищей. Сознание померкло.

На месте бывших своих оков появился потрёпанный Андреас Хальфбальд. Шляпа на нём истлела, балахон превратился в кучу свисающих до пят лохмотьев. Лишь только сам Хальфбальд не пострадал от молниеносно вспыхнувшего жара, обратившего Стену земли в стекло. Маг огляделся. Все враги повержены. Он усмехнулся. Так-то. В руке он сжимал недоеденный кус хлеба, который успел превратиться в уголь.

Не всё это у Хальфбальда ушло не более двух секунд.

Площадь пылала. Ещё не успевший начаться торговый день уже закончился. Повсюду валялись изувеченные трупы зевак, решивших пренебречь осторожностью и поглазеть на сражение магов. В воздухе разносился запах палёного мяса. И хлеба.

-                    Пекарь! – Хальфбальд огляделся по сторонам. Пекарь, как ни странно, оказался жив. Он стоял возле своей чудом уцелевшей пекарни и трясся словно осиновый лист. – Пекарь, ты навёл на меня этих людей. – Хальфбальд стал медленно приближаться к Латтиму. – Ты поступил очень не хорошо. К тому же ты навёл их на их же собственную смерть. А это тоже нехорошо. Получается, что ты дважды поступил нехорошо. И что же мне с тобою делать, пекарь? Вроде бы за провинности полагается запустить тебе в пекарню красного петуха. Ну так вот… - Хальфбальд непринуждённо забросил прямо в дверь дома сгоревший кусок недоеденного им хлеба. – Смотри и наслаждайся.

Пекарь вопреки своей собственной воле глянул в дом. Там на полу лежал кусочек угля, который на глазах стал раскаляться и обретать совершенно иные формы. Сначала он растёкся по полу, затем собрался в шар и растянулся как… яйцо. Огненное куриное яйцо лежало на полу пекарни. Оно дало трещину, и из него показался ярко-красный с оранжевым и жёлтым клюв. Латтима затрясло ещё сильнее. Вслед за клювом показалось и всё остальное – появился петушок. Сплошь состоящий из маги огня. Площадь огласил бешеный, неудержимый хохот на грани экстатической истерики. Хальфбальд победил. Думал, что победил. Он кружился, закрыв глаза и раскинув руки, пританцовывал.

Джеральдо Армфрай обрёл, наконец, сознание. Его правое плечо отнялось. Благо края раны прижглись от пламени, и маг только благодаря этому не истёк кровью. Ситуация мгновенно обрушилась на него всей тяжестью, от которой он застонал. Он был один. Один ни один с сумасшедшим огневиком-убийцей. Все остальные погибли. Его магия была практически парализована. Медленно он поднялся. Смех Хальфбальда, странное дело, придавал ему сил. Чем сильнее смеялся убийца, тем быстрее и увереннее становились движения Армфрая. Сначала его качало из стороны в сторону, голова шла кругом, ноги подгибались. Но смех Хальфбальда проникал в его мозг, касался его ткани и словно искра зажигал его. Огонь праведного гнева разгорался ярче, наливая тело силой. Джеральдо шёл, шёл, чтобы нанести удар. Пусть Хальфбальд отвернулся, и удар придётся в спину. Пусть! Нет магии, обойдёмся силой!!! Армфрай, подкравшись по-кошачьи, обрушил свой посох на голову Хальфбальда. Послышался противный хруст. Всё…

-                    Вы задумались, милорд, - чарующий, нежный, как и её руки, голос целительницы вернул Джеральдо Армфрая в реальность.

-                    Что? – Очнулся он. – А, не называй меня «милорд». Зови меня лучше «Джеральдо».

-                    Ты задумался, Джеральдо?

-                    С чего ты взяла?

-                    Ты перестал мурлыкать, - её заигрывающий тон пробудил в памяти Армфрая другие воспоминания. Воспоминания о том, что всё время охоты на Хальфбальда он был без женщины. Три года. Немыслимо для обычного человека, но естественно для мага, который превращает свою мужскую силу в Силу. Но сейчас охота была окончена.

-                    Иди ко мне, - прошептал он, переворачиваясь на спину.

…Он уже совсем забыл, кто был тогда с ним на площади в том городе. Магия целительницы сделала своё дело. Она лежала рядам, её голова покоилась на его широкой груди. Джеральдо жадно вдыхал аромат её волос. Её чёрных, как ночь, вьющихся, словно языки родного пламени, волос…

***

-                    А Хальфбальд после этого… как? – Спросил священник. – Неужто не испытывал он раскаяния? Слышал я, ещё в семинарии учась, что доброго дара кудесником он был, верным сыном Святой Матери нашей Церкви.

-                    Было такое, - кивнул некромант. – Было. Но только ведь он…

…Он совсем забыл, зачем пришёл в этот город. Забыл вообще, что это был за город. Магия целительницы сделала своё дело. Целительницы? Значит, он был болен. Нет, вряд ли. Она же лежала рядом, голова её покоилась на его широкой груди. Андреас жадно вдыхал аромат её волос. Её чёрных, как ночь, вьющихся, словно языки родного пламени, волос. Как он здесь оказался? Не важно. Сейчас он с ней.

Она подняла голову и взглянула ему в глаза. Как же её зовут? Неужели он всё забыл? Кажется, она прочла в его глазах это смятение. Придвинулась чуть ближе. Не говоря ни слова, она прикоснулась губами к его губам. Сладко. До хмельного сладко. Голова Андреаса закружилась, он томно потянулся и обнял её. Язык целительницы (разве она целительница? не помню) проник глубоко в его рот, прошёлся по зубам, по его языку, лизнул нёбо, потом ещё раз. Остановился. И впился! Впился в нёбо Андреаса, вгрызаясь в его плоть, пытаясь достать – о, нет! – до мозга… Тьма. Тьма поглотила всё вокруг. И ничего не стало для него, кроме Тьмы. Он поплыл в ней, словно лодка без гребца, вращаясь, покачиваясь на волнах, натыкаясь на камни. Что там, вне Тьмы? Плевать. Да и не узнать никак…

Но вот Тьма расступилась. Вместо неё пришла боль. Она вырвала Андреаса из Тьмы, бросив его в пучину света. Этот свет бил по нему, выжигал глаза. Что это? Голоса. Чьи? Снова провал. Но не во Тьму. Просто обморок. Но перед этим пытка. Кто-то пытается проникнуть в его душу и при этом исследует тело. Ощупывает каждый дюйм его плоти, обнюхивает, осматривает… Андреас пытается спрятаться от того, кто проник в него, но тщетно. Этот кто-то достиг своего, но он не рад, потому что то, что скрывалось в душе Хальфбальда со всей силой обрушилось на исследователя. Одновременно с этим Андреас почувствовал какое-то облегчение. Что-то вырвалось из него, растворившись в воздухе вместе с криком того, кто лез в душу Хальфбальда.

Опять пробуждение. Тряска. Хальфбальд нашёл в себе силы приподнять голову, оглядеться. Он прикован к решётке. Его куда-то везут. Над головой хмурое небо, вокруг ничего, кроме жёстокого ледяного ветра, который терзает кожу и кости. Серое небо смотрит на Андреаса и смеётся. Или это только кажется? Нет, и вправду. Только это не серое небо. Это серая ряса экзекутора. Он склонился над Хальфбальдом и что-то шепчет своим беззубым ртом. Что-то о Темнице света. Проклятье, неужели его везут именно туда? Чем же он заслужил это? Разве он тёмный? Разве служил он Тьме? Тьма. Андреас вспомнил её. Вспомнил целительницу. Вспомнил её поцелуй. Вспомнил и проклял. Она одержала его душу. Сколько же он пробыл вот так, в неволе её чар? Голос экзекутора проясняется, становится чётче:

-                    …Тридцать лет тебя ловили, сволочь, - пыхтит серый, слезая с телеги. – Но теперь-то будь готов и не взыщи, хе-хе-хе! Посмотрим, что от тебя там  Гора Света-то оставит. Да и оставит ли вообще чего-нибудь… - плевок на грудь Андреаса. Слюна туго стекает по покрытой гусиной кожей груди. Холод терзает не хуже садиста-провожатого. Он даже не может вызвать внутренний огонь, что бы согреть самого себя. Тридцать лет?! Снова обморок.

Очнулся. Пещера. Оковы по-прежнему стискивают запястья и лодыжки. Всё та же решётка. Только теперь она стоит вертикально. Андреас больше не лежит. Он просто висит, прикованный к стене пещеры. Что-то шевельнулось справа от него. С трудом даётся поворот головы: во тьме Хальфбальд видит ещё одного прикованного к такой же решётке, вделанной в стену пещеры. Он оглядывается и понимает, что вся пещера занята такими же, как и он, узниками. В центре пещеры от потолка к полу протянулась гигантская сосулька, мерцающая тысячами граней.

-                    Эй! – Позвал Хальфбальд соседа. – Ты слышишь? Кто ты?

-                    Умоляю, замолчи, кто бы ты ни был, - простонал он. – Не буди во мне мыслей. Они принесут чувства, а те принесут память, память о врагах. Память явит мне силу ненависти, что вела меня все эти годы, а потом предала. Она же сжигает меня сейчас.

-                    Ненависть? – Андреас взглянул на сосульку в центре пещеры. Гора Света. Так значит, она и впрямь существует. Кристалл, выжигающий ненависть и Тьму из души мага. Выжигающий вместе с самой душой. – Тьма, - прошептал Андреас. – Так вот кто был тогда со мной. Вот кому я обязан этим. Я ненавижу тебя, Тьма! – Вслед за криком ненависти из его горла вырвался крик боли – сработал кристалл, сработал как откат на магию.

Прошло несколько дней (недель? месяцев? лет?!), и вот явилась она. Та, которая обрекла Андреаса на неизвестно, что. А после – на Темницу света. С ног до головы её фигуру скрывала чёрная, чернее мрака в Темнице, мантия. Лишь только глаза были видны в прорези покрывала. Она медленно подошла к нему. Он поднял голову, стараясь не допустить в свой разум мысли о причинении вреда даже ей. Ей, той, по чьей вине он здесь. Ибо, если он возьмётся за это, за попытку хотя бы в мыслях отомстить ей, кристалл сожжёт его. Сожжёт душу, а тело останется для монстров. Так сильна его ненависть к ней. Хотя, зачем же жить, если его отсюда всё равно не выпустят!? Просто надежда…

-                    Так вот какой ты стал, - прошептала она. Ничуть не изменилась. – Что же они с тобой сделали?

-                    Убирайся, - прохрипел Андреас. Но потом: – Нет, стой! Позволь мне ещё раз взглянуть на тебя. – Да что он такое говорит!? Пусть она катится отсюда ко всем демонам!

-                    Зачем я тебе сейчас? – Сказала она. – Да и ты мне уже не нужен. Я нашла себе другого мессию.

-                    Мессию? Кто ты? – Какая разница, пусть убирается. – Тьма?

-                    Тьма, - ответила она. – Мне нужен был мессия, и я тогда подумала, что ты подойдёшь, но ты не справился. Хочешь знать, кто займёт твоё место? Джеральдо Армфрай. Он милый мальчик. Кстати, если ты не помнишь – а ведь ты не помнишь, ничегошеньки – то это он остановил тебя. Он сразил тебя тогда на рассвете на той ярмарке. Не помнишь. Ну и ладно. Надеюсь, только, он будет сдержаннее тебя. Двадцать семь лет тихого зла были неплохи, учитывая, что я не тороплюсь. Но последние три года ты был просто неузнаваем. Ты стал дерзок и… смешён. Для месси Тьмы.

-                    Нет, только не Джеральдо. – Но она его уже не слышала, её уже здесь не было. – Только не Джеральдо…

…Джеральдо Армфрай не помнил ничего. Он просто лежал на кровати и ласкал спящую у него на плече целительницу. Что-то шептал ей. Он уже не помнил даже боя. Она подняла голову, посмотрела на него. Приблизилась своими губами к его губам. Их рты сплелись в сочном продолжительном поцелуе. Её язык проник в его рот…

Тьма. Ничего, кроме Тьмы.

***

-         Никак я вот не возьму в толк, чёрный, - священник высасывал последние капли медовухи из кружки, - как это Инквизиция сподобилась – прости, Спаситель, меня грешного за слова такие – тебе хартию выписать на «законную» деятельность, это ту, что мне утром предъявить изволил. Ведь ты же… ну, чёрный?

-         А как ещё, по-твоему, святоша, злу-то противостоять? Взяли вот и выписали. Сам глава Инквизиции, отец Мариус. А вообще-то вот как дело было…

-                    …Да что Вы такое говорите, милейший? – Отец Мариус уже собирался спать, но внезапный визит Гувера Ханса говорил о том, что придётся ему с этим повременить. – Какой ещё мессия?

-                    Мессия Тьмы, - возбуждённо прошептал Ханс. – Помните, что случилось в камере для допросов?

-                    Помню, - поморщился инквизитор. Его всё ещё передёргивало от воспоминаний о бьющемся в конвульсиях Хальфбальде. – Вы на всё это сами среагировали... довольно-таки бурно.

-                    Я как раз об этом. Когда я добрался до сущности Хальфбальда, до его души, то увидел там сплошную Тьму.

-                    Не мудрено увидеть тьму в душе отступника.

-                    Нет, Вы не поняли. Он был одержим Тьмой. Она использовала его все эти годы, что бы он предварил её приход в Эвиал. Он готовил ей почву. Убивая, он не просто лишал людей и магов жизней, он отдавал их души Тьме. Сколько он убил людей за все тридцать лет?

-                    О, имя им легион!

-                    Легион Тьмы, - поправил отца Мариуса Ханс. – А будет больше. И боюсь, что Хальфбальд был только началом. Тьма может обратить на свою службу кого-нибудь ещё.

-                    Армфрай, - отец Мариус начинал просыпаться. – Где он сейчас?

-                    Он всё ещё в том городе. Говорят, он отправился к целительнице, выпускнице Волшебного двора. Никто, правда, не помнит, как её зовут, но, думаю, найти её труда не составит.

-                    А что это был за город, кстати?

-                    Лаамрат.

-                    Спаситель, Господь наш! – Отец Мариус осенил себя святым знаком. – Это ведь тот самый город, с которого всё и началось. Да как же это я сразу не сообразил!? Там, согласно летописям, Хальфбальд впервые обнаружил себя как отступник и убийца. Круг замкнулся.

-                    Замкнулся только первый круг. Второй на очереди, - Ханс резко развернулся. – Собирайтесь, едем, это недалеко.

Облачившись в походную рясу, отец Мариус в сопровождении двух экзекуторов выбежал во двор вслед за Гувером Хансом. Там их уже ждали. Вернее ждал. Своего коня и коня Ханса держал под уздцы человек в чёрном плаще. С первого взгляда его можно было бы принять за слугу ректора Академии. Но его истинное положение выдавал посох. Отец Мариус встал как вкопанный.

-         Простите, милейший, - окликнул он вырвавшегося перёд Ханса. – Но Вы не предупредили меня, что мне и моим ассистентам придётся разделить труд в обществе чёрного мага. Как я понимаю, это ни кто иной, как некромант, аколит малефицистики? – Отец Мариус покосился на седло некроманта: там висела объёмистая сумка. – Он даже инструмент свой прихватил. Нет уж, увольте…

-         Отец Мариус, - Ханс чувствовал, что взывать к здравомыслию инквизитора сейчас было просто бесполезно. – А Вы сами имели опыт упокоения восставших мертвецов? – при этих словах сам чёрный маг косо посмотрел на Гувера Ханса.

-         А что, - отец Мариус старался не подать вида, но… - Всё так серьёзно?

-         Даже более чем, - малефик проникся тактикой ректора Академии. – Только за эту неделю, - со всей серьёзностью заявил он, - мне пришлось упокаивать три кладбища.

-         Три?? – Отец Мариус понял, что стоит с раскрытым ртом.

-         Ох, простите, вру, - некромант смущённо улыбнулся, а отец Мариус облегчённо вздохнул. – Четыре. – Инквизитор застонал.

-         Ну так что? – Гувер Ханс, несмотря на свой довольно-таки почтенный возраст запрыгнул в седло. – Ходу!!

Кони мчали во весь опор. Клочья земли вылетали из-под копыт, вместе с пеплом и золой. Вместе с тем, что осталось от города Лаамрат. Всадники гнали скакунов, не щадя животных, потому что понимали, что время не щадит их самих. Шпоры их сочились кровью, а рты коней – пеной, когда они наконец прибыли к тому месту, что некогда было городом, красой всех ярмарок. Но теперь здесь было голое пепелище. Ни одного дома. Ни одной лавки, вообще ничего…

Всадники спешились. Первым пошёл некромант. Он осторожно ступал по выжженной земле. Пожар был такой силы, что песчаное покрытие местами превратилось в стеклянные шарики. Некромант взглянул на свой посох – навершие светилось ровным молочно-белым светом. Что-то хрустнуло под ногами. Некромант даже не опустил головы, чтобы посмотреть, он знал, что это было. Кости. Обугленные чёрные останки, рассыпавшиеся от малейшего прикосновения к ним.

-         Мэтр Ханс, - позвал он, наконец. – Я думаю, мне следует заняться моими непосредственными делами прямо сейчас, а Вы и отец Мариус с помощниками ступайте дальше.

-         Будь осторожен, мальчик мой, - кивнул Гувер Ханс. Некромант не ответил. Просто пошёл дальше, следя за тем, как сияет невершие его посоха.

Они нашли Джеральдо Армфрая сидящем на уцелевших каменных ступенях какого-то дома. Он просто сидел и поигрывал своим посохом. Он даже не обернулся на шорох пепла под ногами пришедших.

Всё произошло быстро, тихо. Не было ни криков, ни проклятий, ни боевых кличей. Только молчаливая магия, оглушающая своим безмолвием. Заклинания произносились душой, душой направлялись. Все четверо: Ханс, Мариус и двое экзекуторов – бились до последнего. Армфрай, который уже и не был Армфраем вовсе, обратил на них сплошной вал огня, исходивший, казалось из самих недр Эвиала. И словно бы сама плоть мира этого рожала этот огонь, стеная от боли и проклиная вбиравшего её пламя в себя и направлявшего на погибель детям её. Ханс ждал этого. Вернее ожидал, что это может произойти. Но противопоставить ему было нечего. Отец Мариус держался лучше – видимо магия Спасителя имела свои преимущества в борьбе с Тьмой. Когда же ощущение этого пришло к инквизитору, он перешёл в наступление. Он теснил Армфрая, теснил, пытаясь загнать в угол. Но угла не было. А силы Мариуса истощались. Они утекали вслед за временем, как утекают вслед за временем пески в часах. Последние песчинки упали на дно, и отец Мариус упал обессиленный. Экзекуторы растерялись. Растерялись и погибли. Ханс не знал больше, что делать. Он просо собрал остаток сил, вкладывая его в последний удар, но насести его ему не пришлось. Джеральдо Армфрай упал на чёрный пепел земли. Из спины у него торчал стилет с черепом на рукоятке. Лезвие искрилось и плевалось зелёным пламенем, раскалялось и плавилось словно воск, пока не растаяло и не стекло полностью в рану на спине Армфрая. Второй раз терпел поражение мессия. Второй раз по вине грубой силы. Правило одного дара. Либо ты маг, либо ты воин.

-         Мэтр Ханс, - послышался голос из темноты, но ректор Академии чувствовал, что уши его заложены будто ватой, а в висках набатом стучала кровь вперемешку с магией. Маги требовался выход – не выплеснутый удар грозил разорвать плоть Ханса. Он вспомнил, повернулся к лежавшему без сознания Мариусу и направил на него потоки энергии. Чистые как само небо потоки воздушной магии радостно высвободились. – Мэтр Ханс, - снова позвал голос. – Ханс обернулся. Это был некромант. Но он выглядел как-то странно: голова так и норовила обрести сестру-близнеца, рот расплылся в жабьей улыбке, а само тело чёрного мага то сгибалось, то разгибалось, а то и вовсе таяло подобно утренней дымке. Ханс, мучительно улыбнулся – это всего лишь усталость. И упал.

***

-         Первый круг замкнулся, второй же так и не начался, - закончил некромант, глядя в окно. Солнце уже зашло.

-         О как, - выдохнул староста. – О как оно было-то! А мы, тёмные, тута сидим и не знаем ничегошеньки. Выходит, отец Мариус-то из благодарности за спасение хартию тебе и подписал?

-         Из благодарности он не стал начинать дело о закрытии нашего факультета малефицистики. А то давно уж порывался, говорил, дескать, пользы от вас никакой, только магию на себя попусту переводите. А хартию он по осознанию положения вещей подписал. Но, пора мне люди добрые, засиделся я. Надо бы кладбище ваше проверить ещё раз. Эй, парень! Как бишь тебя там?

-         Папусом его зовут, - оторвал голову от стола священник. – Сирота он.

-         Папус, идём, поможешь мне, - Папус при этих словах икнул, несколько раз моргнул, что-то промямлил, огляделся… - Идёшь?

-         А… ага, - сам от себя он такого не ожидал. – И-иду.

-         Вот и славно. Бери мою сумку.

Ночь была тёплая. В воздухе пахло цветами, стрекотали сверчки, где-то невысоко в воздухе мелькали светлячки.

-         Тишь да благодать, - подытожил свои мысли некромант. – На славу я сегодня потрудился, Папус. Ни один вурдалак не вылезет. Бери сумку, пойдём. – Но Папус не двинулся с места. – Ты чего на кладбище остаешься, что ли? Пошли, отведу тебя домой.

-         Нет, - со слезами на глазах сказал Папус. – Нет, дядька некромансер, возьми меня с собой. Ну возьми, пожалуйста. Ну чего тебе стоит, а?

Некромант посмотрел на него. Он слегка опешил.

-         С ума сошёл? Ты хоть знаешь, чем мне приходится заниматься? То, что ты утром видел, это так…

-         Всё равно возьми! Я как ты хочу.

-         Хм, сирота, говоришь? – Что он делает?

-         Сирота, - кивнул парень. – Мамка с папкой в прошлом году преставились. Их эти… вурдалаки твои загрызли. Вот… - и он заплакал. Заплакал просто и по-детски, как плачут, когда отнимают от родных людей. – Я и так там, в деревне, никому не нужен.

-         Бери сумку… Папус, - вздохнул некромант.

ЭПИЛОГ

Несдержанность. Гордыня. Она сгубила всех. Но отчего? Неужели власть, которую дарую я слугам моим наидостойнейшим, влияет так на них?

Хадьфбальд. Я нашла его сама. Он был лучшим из магов своего времени. Я посчитала его достойным миссии. Я дала ему силу. Двадцать семь лет он был примерным слугой моим. Но в последние три года будто пёс бешеный он с цепи сорвался. Он заслужил свою сульбу.

Джеральдо Армфрай? Даже вспоминать не хочу.

Но есть ещё кое-что. И оно мешает не менее чем несдержанность.

Правило одного дара. Что с ним делать? Ничего. Таков закон этого мира, таков закон Эвиала. Плохо.

Но должен быть выход.

Должно быть что-то. Должен быть кто-то. Новый мессия, который подойдёт мне. Он не будет зависеть от этого правила одного дара. Его не смогут остановить эти людишки, эти тщедушные твари. Не смогут остановить магией, когда он будет воином; не смогут остановить мечом, когда он будет магом.

Мне нужен кто-то. Кто-то, кто не подчиняется законам этого закрытого мира. Кто-то не отсюда.

Проголосуйте за эту работу.