|
Факел в поднятой руке – герб Академии Высокого Волшебства.
Гроза пришла с запада. Море
Надежд выплеснуло из себя косматую серую тучу, которая к концу
дня, наконец, подмяла под себя все небо. Угрюмый клок темноты
замер над городом. Внезапно сизая хмарь в небесах побурела,
словно брошенный в лужу батистовый платок, и на прикрывшийся
тишиной мир набросился ветер. Взмыли, заметались по улицам
опавшие листья, заскрипели, закланялись безумной стихии деревья,
брызнули во все стороны отломанные ветки, мусор, пыль. Что-то
громыхнуло, зазвенело разбившееся где-то стекло, захлопали
неприкрытые окна. С воем пронесся по улицам ветер, лихо
подхватил брошенную куклу, шляпу с пером, ведро, протащил по
мостовой, с гиканьем зашвырнул в какой-то переулок и, крутанув
флюгера, ушел вверх.
Грянул гром.
В неистовом танце кружилась по
улицам пыльная вьюга, то, затихая, то, вновь обрушиваясь на
камень стен. С улюлюканьем врывался ветер в портовый район,
бился, натужно раскачивал на волнах неподатливые судна,
запыхавшись, скрипел такелажем и, весело подвывая, уносился
ввысь. Гремело, грохотало небо, не спеша, однако, обрушиться на
землю дождем. Наконец обезумевшему ветру прискучило метаться по
городу и он, издав последний вопль, умчался куда-то за серую
громадину туч.
Отпрянувшая было духота снова
заполнила Ордос. Город замер. Словно крепость перед штурмом
закрылся на сотни засовов, прикрылся тысячей ставен, ощетинился
поломанными ветками и шелухой от семечек. Город ждал.
И буря пришла.
Снова вдарил гром, блеснула
молния, и с неба хлынул дождь. Ветер, решив повторить лихой
кавалерийский налет, снова метнулся в бой, порубал, потоптал
корявые пальцы деревьев, открывая путь водной стихии, ворвался в
переулки Ордоса. Капли, сливаясь в единый поток, разбивались о
черепичные крыши, стекали за шиворот чванливым золоченым
портовым башням, ручейками неслись по улицам. То тут, то там
сверкали молнии, били в изящную мозаику мостовой, косыми
росчерками змеились по небу. Радостно хохотал гром.
Гроза молотила город плетью
дождя, бросалась горстями молний. Облепленный каплями ветер
водяным вихрем пронесся по какому-то переулку, ворвался в центр
бури, на площадь черного камня, туда, где оглушенный голосом
грома, почти ослепший от бьющих под ноги молний стоял человек в
светлом плаще. Ветер отхлестал его по щекам дождем, вцепился в
волосы… Неожиданно рука мужчины взметнулась вверх и сжалась в
кулак, словно ухватив стихию за хвост. Оторопевший вихрь на миг
стих, затем завыл, заметался, вырываясь из цепких пальцев,
кинулся куда-то вверх и влево, туда, где в заоблачных высях
грохотала гроза…Мужчина засмеялся, прокричал что-то – его слова
потонули в раскатах грома – и отпустил ветер на свободу.
Обезумевшая стихия завизжала, свернулась в тугой смерч, в два
человеческих роста, и завертелась по площади, накручивая широкие
круги вокруг мага.
Человек протянул руку к небу, и
к нему в ладонь – две короткие вспышки – метнулась молния.
Яростно зарокотал гром. Губы мага зашевелились, на мгновение
опустившаяся рука снова потянулась ладонью к грозе…миг, и косые
иглы молний посыпались волшебнику под ноги. Эманации чистой,
незамутненной разумом силы вонзались сейчас в черную глыбу
изначального камня, словно стремясь расколоть этот непреклонный
кусок тьмы.
Ревела гроза, ледяные капли
вонзались в кожу, а маг кричал то ли заклинания, то ли просто
слова, которые порою бывают сильнее любого заклятья. Сила,
веселая, злая чистая сила переполняла его, и он щедро отдавал ее
хмурой туче, тугому, звенящему воздуху, пригнувшимся деревьям,
черному, видевшему еще великих основателей Ордоса камню и ветру,
ледяному ревущему ветру, что, вырвавшись из цепких объятий Моря
Надежд, метался по городу. Волшебник улыбался: бушующая стихия
захватила его, он вдруг понял, ощутил себя той грандиозной
силой, что обрушивала сейчас на Ордос потоки дождя, барабанила
по камню вокруг сотнями молний, давно превративших мир мага в
одну бесконечную вспышку. Человек улыбался: боль отката,
резь в ослепших глазах – разве могли они сравниться с яростью,
силой, величием этой Грозы? Сколько он простоял так? Час, два?
Для него не существовало ни времени, ни пространства, весь мир
волшебника сжался, превратился в один бесконечный кусок бури.
Гроза затихала, изрядно
похудевшая косматая туча изрыгала из себя последние, редкие
молнии, лениво порыкивал гром. Безудержный ливень сменился
моросящим дождиком, словно обиженное чем-то небо перестало
реветь и грустно заплакало. Фигура на площади опустила руки и
вжала голову в плечи. Человек промок до нитки, некогда
величественный светлый плащ тряпкой болтался на плечах, в
сапогах с чуть изогнутыми носками безнадежно хлюпало. Маг еще с
минуту постоял, вглядываясь в хмарь над головой, вслушиваясь в
звуки дождя, затем встряхнул плечами и направился к Академии.
Белые стены то ли от воды, то ли просто от всеобщей хмурости
казались теперь посеревшими. Вымокший стражник молча пропустил
мага во двор и поспешил укрыться в сторожке. Диковинная,
посвежевшая мозаика привычно стелилась под ноги, изящные
растения в расставленных тут и там кадках сонно кутались в
листья, слева показался фонтан: волшебник как обычно поражал
водяной струей съежившиеся камни. Косые капли бежали по
мраморному лицу, стекали фигурке за шиворот, и – странно –
мелкий дождик словно смыл всю торжественность, величие статуи,
казалось, будто смертельно уставший каменный маг плачет…
Вот появилось массивное
крыльцо, волшебник уже хотел переступить порог, когда притихший
было ветер налетел, взъерошил волосы и, подвывая, заметался по
двору. Человек замер, словно вслушиваясь в чей-то тихий голос.
Наконец он улыбнулся и прошептал:
- Фрегот. Меня зовут Фрегот.
Ветер радостно взвыл, разметал
ветки деревьев и унесся ввысь.
***
- Уж не собрался ли ты
поменять стихию, Фрегот? – насмешливый голос Агнессы ворвался в
мысли мага. – Вода тебе явно больше к лицу.
Волшебник рассеяно посмотрел
вокруг: около массивного окна небрежно прислонившись к тяжелому
подоконнику, стояла девушка лет двадцати пяти. Черные, скованные
в длинную косу волосы, губы в улыбке, нет… в усмешке - будто
чародейка Огня съела что-то кислое - когда-то синие, горящие
глаза теперь словно подернулись инеем.
- Я…
- Гулял под дождиком, знаю, -
перебила его волшебница. – Ты послушай, как звучит: Фрегот
Готлибский, маг Воды!
- Я предпочитаю Воздух.
- Ах да, твоя страсть к
молниям! Как же помню!
- Что случилось, Агнесса? –
устало спросил маг. – Зачем ты злишься?
- Злюсь? С чего это ты взял?
Почему я должна злиться? – женщина опустилась в массивное
кресло, небрежный щелчок пальцами и заранее подготовленные
кем-то из слуг поленья в камине вспыхнули: неожиданно сильное
пламя на миг ворвалось в комнату, лизнуло сапог Фрегота,
фыркнуло и, повинуясь недовольному взгляду Агнессы, убралось
обратно в очаг. Волшебница поморщилась:
- Все сегодня… - она поправила
безупречную на взгляд мужчины прическу – Мерзкая погодка…
Фрегот вздохнул и сел в кресло
напротив. Чародейка помолчала, затем бросила:
- Я уезжаю.
- Когда?! Куда!?
- Сегодня. Прямиком в Святой
Аркин. Вчера вечером прибыл гонец: на севере чума, вымирают
целые деревни, города… голод, ошалевшие крестьяне… и,
представь, до того худо стало, что сам Архипрелат Ультер
обратился за помощью к Академии Высокого Волшебства.
- И что ректор?
- Не знаю, что там
достопочтенный Анло, но я сегодня отправляюсь в Аркин…Надоело
все.
- Постой…
- Мне все надоело! Местные
интрижки, студиозусы, бюргеры, собаки, чванливые маги – все!
Преподавать, учить магии – не по мне, служить какому-нибудь
тупому барону… – она нервно рассмеялась. - Разве для этого я
получала свой диплом?!
- Но ведь есть другие занятия,
другие маги, наконец… Зачем ты?!
- Затем! Все лучше, чем
мотаться по болотам на востоке, зарастать грязью в поисках
никому не нужной Черной Ямы! Можно, конечно, можно остаться тут
и кропать какой-нибудь научный трактат, выйти замуж, наконец,
или… - Агнесса зло посмотрела на мага. – …Или как ты, играться
со своими молниями, не замечая ничего, ни-че-го вокруг! – голос
волшебницы дрогнул, она вскочила и бросилась вон из комнаты.
Пальцы Фрегота на миг сжались
на подлокотниках, дверь за Агнессой обиженно хлопнула – маг
откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза. Тоска, усталость,
боль – все вдруг навалилось на него, сил не было даже на то что
бы просушить одежду. Не хотелось ни думать, ни шевелиться –
зачем? Мир жил сам по себе: где-то рождались, что-то делали,
умирали люди, и ровным счетом никому не было дела до
скорчившегося в кресле Фрегота Готлибского мага Воздуха.
Было холодно. Бушевавший в
камине огонь никак не мог справиться с насквозь промокшей
одеждой, в которую безнадежно кутался усталый волшебник.
Ледяная, чавкающая вода полностью захватила ноги, холод вцепился
в пальцы, прошел по ступням, вгрызся в колени. Ругнувшись
Фрегот, стащил один сапог, другой, снял небрежно брошенный на
спинку кресла плащ, повесил его поближе к огню. Позади скрипнула
дверь, волна горячего воздуха пронеслась по комнате, обхватила
мага, выкачивая, испаряя влагу, миг - и одежда волшебника
просохла.
- Здравствуй, Фрегот. –
мягкий, довольный голос.
Застывший с одним сапогом в
руке маг резко обернулся: на пороге стоял холеный, полный
человек средних лет. Ухоженная русая бородка, густые,
ниспадающие на расшитый жемчугом белоснежный кафтан волосы,
руки, нежно поглаживающие массивный посох с рубином в навершии.
Поборов удивление – что им всем сегодня от него надо? – Фрегот
выдавил:
- Как дела, Элион?
- Прекрасно, прекрасно –
усмехнулся вошедший. – Можешь меня поздравить, мэтр Фрегот, я
защитил, наконец, диссертацию!
- Защитил? – сапог чуть не
выпал из рук волшебника. – Но… Ты ведь только начал…
- Три года, друг мой, уже три
года прошло. А затягивать с эти делом нельзя, сам понимаешь,
место декана факультета Воздуха освободилось, так что… Нет,
мешкать никак нельзя. – Элион посмотрел в окно и, немного
помедлив, лениво спросил: - А что ты? Как продвигается твоя
работа? Как бишь она называлась… Ах, да! «Отличие Светлого
принципа действия от Темного»…или что-то в этом роде…
- Плохо продвигается, -
ответил Фрегот. – Для начала надо бы определиться с
определениями этих понятий.
- Ну, как же, как же. Светлый
принцип-то, по крайней мере каждому аколиту, чуть ли не с
первого года знаком. Я, дай Спаситель памяти, может, даже
определение вспомню. Итак… - он откашлялся. – «Светлый принцип
сиречь основополагающее начало в основе действия Светлой магии
лежащее представляет собой сугубо и трегубо …»
- Не стоит. Я не согласен с
определениями. И тем более с бытующим мнением, что Темный
принцип – это перевернутый Светлый… и наоборот. Нет, все не так,
но…
- Ну, как знаешь…– Элион
покровительственно усмехнулся. – А так пиши, пиши. Несколько лет
скуки - и все. А знаешь…
Фрегот отрешенно слушал, как
новоявленный профессор и, скорее всего, в недолгом будущем декан
факультета Воздуха разглагольствует о трехстворчатых
пентаграммах, занимательных поворотах отката и прочей никому не
нужной белиберде. Камин подбрасывал вверх брызги искр, голос
Элиона сливался с трескотней поленьев, барабанным боем дождя по
стеклу, а Фрегот все никак не мог понять: почему? Почему у него
опять не получилось? Ведь – он точно помнил – он клялся самому
себе, что обойдет, наконец, этого выскочку, говорил, что он
лучше, сильнее, достойнее этого лизоблюда Элиона! Почему?!
Картины прошлого мелькали перед глазами: вот он пишет название
трактата, который сломает, перевернет всю систему магии, вот –
работает, задыхается от книжной пыли, не спит ночами, а потом…
потом все вдруг зашло в тупик. Сухие, блестящие, отработанные
фразы оказались вдруг полной, несусветной чушью, как и все до
этого, как и все вокруг… Тогда Фрегот впервые встретил Грозу.
Огонь был чуждой стихией, но разве не от молнии поднимается
вдруг из небытия пламя? Тем более, когда пищей для стихии
являются тонкие, мелко исписанные листы бумаги… А еще были
молнии, молнии до изнеможения и – совсем маленький – кусочек
истины. Фрегот перестал ворошить пыльные, навек похороненные в
книгах несколько веков назад знания: мудрецы прошлого не знали
ответа. Истина была где-то здесь, и волшебник в который раз
подряд выходил под дождь. Гроза дарила силу, мимолетное ощущение
счастья, но не давала ответов. Только сейчас Фрегот понял, что
средство в какой-то момент стало для него важнее цели, или, быть
может, он просто потерял…поменял цель?
- Ты не представляешь лицо
Гульдана, когда он услышал это! – запахнувшись в плащ
самодовольства, расхохотался Элион. – Он просто обалдел, а сам
милорд ректор сказал, что…
- Знаешь, а ведь завтра я
уезжаю, – прервал собеседника Фрегот.
Какое-то мгновение профессор,
словно рыба, выброшенная на сушу, беззвучно шевелил губами,
затем, вновь обретя дар речи, взорвался:
- Куда?! Зачем!?
Фрегот посмотрел в окно:
действительно куда? Ответ пришел мгновением позже.
- В Аркин. Говорят сейчас там
довольно худо: моровое поветрие, голод, в общем, маги нужны
позарез… а здесь мне больше нечего делать.
***
Приближались последние дни
августа, когда небольшой кораблик достиг, наконец, Аркина.
Слепой дождь царапал окрашенные красным закатом шпили соборов,
алыми каплями падал на хмурые стены. Вблизи порта небольшой
экипаж корабля засуетился, злые от непрестанного дождя матросы
немного повеселели, даже капитан раскошелился на улыбку: скоро
берег.
Закутавшись в плащ, Фрегот
стоял на палубе и мрачно вглядывался в очертания Святого Града,
который, раскинув широкие плечи, темной громадой надвигался на
шхуну. Мага мучила тревога, страх перед темными стенами,
бессонная ночь давили на него, заставляли вновь и вновь
всматриваться в размытые очертания вечернего города.
- Скоро будем, – пробормотал
судовой врач и скрылся в каюте.
Плескалась за бортами вода,
что-то кричал одноухий боцман, суетливо носились по палубе
матросы, а Фрегот все никак не мог оторвать взгляда от слабых
огней города. Величественный, могучий Святой Град, где
очеловечился Спаситель, чьи древние соборы видели первые шаги
людей по этой земле, а суровые стены порой служили последним
оплотом веры, гордый Аркин дышал смертью. Маг Воздуха чувствовал
затхлый запах старухи с клюкой издалека: приятель ветер, что
вольно кружил и в горячих песках Салладора и в ледяных пустынях
Волчьих Островов, брезгливо отряхиваясь, принесся из города.
Фрегот понял - он опоздал: заверения святых отцов, что чума не
нашла хода в Аркин оказались обыкновенной ложью или просто
устарели. Но куда же смотрят многочисленные городские маги,
священники, инквизиция, наконец?!
- Пошевеливайтесь, сукины
дети! – голос боцмана, казалось, слышно на другом конце города.
Судно ощутимо дернулось:
корабль достиг пристани.
Еще немного о чем-то гомонили
между собой матросы, постепенно скабрезные шутки, ругательства
сменились тихим шепотом, наконец, и они стихли. Чугунная тишина
ударила в уши. Молчали испуганные люди, молчал Аркин, даже дождь
как-то глухо, скорбно барабанил по пристани. Святой Град
погрузился во тьму, лишь изредка где-то вспыхивали и тут же
затухали неяркие огоньки.
Все замерло.
Неожиданно из тугого покрывала
тишины вырвался какой-то звук, за ним – еще. Еще. Где-то далеко,
наверное, в сердце города…
Мерно.
Скорбно.
Звонил колокол.
Внезапно из какой-то улочки на
пристань вывалилась цепочка огней – факелов, рассыпалась,
залязгала, заворочалась, нахлынула на судно и –
- Именем Святой Церкви нашей -
выходи по одному!
- А кто говорит!? – хриплый,
твердый голос капитана.
- В городе карантин! Всех
прибывающих велено проверять, так что всем на судне: выходи по
одному!
Опомнившийся волшебник
прошептал заклинание и у него над ладонью вспыхнул белый
искрящийся шар.
- Я – Фрегот Готлибский, маг
Воздуха, прибыл из Академии Высокого Волшебства!
На пристани загомонили.
Слышалось приглушенное: «маг…Академия…». Наконец все стихло, и
кто-то властным голосом сказал:
- Маг – не маг, нам все едино!
Выходи! Тут разберемся! И без фокусов, господин волшебник, у нас
арбалеты!
Факелы надвинулись, во тьме
зашевелились какие-то фигуры, и в тусклых вспышках пламени
появилось несколько угрюмых фигур. Отблескивая доспехами,
латники наставили на мага несколько арбалетов. Рядом с Фреготом
мелькнуло чье-то лицо, и он услышал тихий голос капитана:
- Милорд, нужно делать, что
говорят… Похоже, в городе действительно очень худо.
Волшебник согласно кивнул и
первым двинулся к сходням. Стоило ему ступить на влажную от
дождя пристань, как он оказался в плотном кольце стражников.
Фрегот не стал убирать светящийся шар, и тот послушно следовал
за хозяином, выхватывая из тьмы настороженные, готовые ко всему
лица. Круг латников с лязгом расступился и навстречу магу вышел
невысокий человек в пузатой вороненой кирасе. Морщины и шрамы
странным образом переплетались на суровом лице воина, из-под
поднятого забрала выбивались спутанные седые волосы.
- Я – Гэлмор, сотник Стражей
Аркина, - представился латник. – Следуйте за мной.
- А команда корабля? –
нахмурился Фрегот.
- С ними все будет в порядке.
Нам приказано всех прибывающих отправлять в карантинные бараки,
дабы не допустить заразу в город, - сотник зло сплюнул и
пробормотал: - Будто это может теперь что-то изменить…
Гэлмор отдал команду, и отряд
из нескольких десятков человек двинулся по пристани. Череда
темных домов приблизилась, подбитые сапоги воинов затопали по
мостовой какой-то улочки. Наконец впереди мелькнул свет,
откуда-то сбоку их окликнули, скрипнула дверь, и Фрегот оказался
в просторном помещении. Пахло соломой, сыростью и вином. Тут и
там были разложены тюфяки, несколько солдат увлеченно играли в
кости, какой-то паренек подбрасывал поленья в большой камин, из
угла раздавался раскатистый храп. Гэлмор уверено прошествовал
вперед, и магу ничего не осталось, как пойти следом. Воины при
виде командира вскакивали, сотник лишь кивал в ответ. Гэлмор
открыл неприметную дверь, и они вошли в полутемную каморку
большую часть которой занимали массивный стол, несколько стульев
и кровать, видимо, единственная в доме. Сотник сбросил промокший
плащ, достал откуда-то из угла початую бутылку и разлил ее
содержимое по двум стаканам.
- Садись, - бросил Гэлмор. – В
ногах правды нет.
Фрегот послушно примостился на
один из стульев, сотник последовал его примеру и молча протянул
стакан магу. Волшебник некоторое время задумчиво рассматривал
его содержимое, наконец, решившись, отхлебнул вина, поморщился и
поднял взгляд на Гэлмора:
- Что в городе? Чума?
- И она тоже… - сотник хрипло
рассмеялся и налил еще вина. – У нас тут, милорд волшебник,
такое творится…
И старый рубака рассказал.
Откуда пришло моровое поветрие?
Никто не знал. Только все чаще шли в город вести об опустевших
на много лиг вокруг деревнях, и все больше хмурых, голодных
крестьян стекались под надежные стены Аркина, боясь одного
только слова, страшного слова: чума. Беженцы рассказывали о
поднимающихся из могил трупах, разорванных в клочья священниках,
погибших от града посевах и болезни, болезни, что гнала их в
Святой город. Власти Аркина не сразу поняли, что за опасность им
угрожает: голодные годы бывали и раньше, а с мором всегда
успешно справлялась святая магия.
А потом было уже поздно.
Кто пронес болезнь через
бдительные кордоны священников? Голодные, полуоборванные
крестьяне, в последней надежде рвущиеся в город? Или, быть
может, развеселые моряки из Агранны, что всю ночь гуляли в
кабаке, а, наутро покрывшись черными пятнами выли у Северных
ворот? Или во всем оказались виноваты толстые черные крысы,
вездесущие крысы, что сновали по улицам в поисках наживы?
Ворота в город закрылись перед
толпами беженцев, всех прибывающих моряков незамедлительно
распихали по карантинным баракам, а крыс пожрали странные
чудовища, вызванные каким-то находчивым магом, но… было уже
поздно.
Чума пришла в Аркин.
Святой город охватила болезнь.
Лекари, священники, маги – все шли на схватку со смертью - и
проигрывали, безнадежно проигрывали. Несколько дней – и вымер
богатый портовый район, опустели трущобы, болезнь охватила
рынок. Наконец, заразу почти удалось победить, но на помощь чуме
пришли мертвецы. Брошенные тут и там трупы поднимались с одной
целью – убивать. Большинство лекарей погибло, когда зомби
ворвались в собор святого Эрма, куда отводили всех найденных
больных… С тех пор стражи Аркина с трудом удерживали небольшие
участки города, силясь не допустить заразу в центр.
Гэлмор рассказывал, пока
толстая свеча не превратилась в жалкий огрызок, а давно пустая
бутылка не укатилась куда-то в угол, где были свалены доспехи
сотника. Наконец, старый вояка охрипшим голосом пробормотал:
- Вот так, ваше магическое
высочество – он рассмеялся, но смех вдруг сменился кашлем.
Фрегот брезгливо отодвинулся и
спросил:
- Так какого же вы хватаете
команды всех прибывающих кораблей?!
- По-твоему пусть лучше они
отправляются в полный заразы и мертвецов город!? Да!? А потом
драпают на своих корабликах, разнося болезнь по всему свету?! -
брызгая слюной, Гэлмор надвинулся на волшебника, затем,
побледнев, отпрянул. – Нет уж…пусть лучше так… в карантинных
бараках, по крайней мере, у них остается шанс…
- А что Архипрелат, маги,
инквизиция, наконец?
- Архипрелат заперся во дворце
– ни слуху, ни духу, инквизиция… сожгли пару ведьм, только
болезнь, сдается мне, от этого не поубавилась, а маги – мало
вдруг стало вас. То ли побегли, то ли попрятались где – но мало,
слишком мало… Впрочем, завтра вы, мэтр волшебник, сами все
увидите. А теперь спать надо, завтра к центру пробиваться будем.
***
Утро было холодным и пакостным.
Казалось, небесные хляби разверзлись навсегда, и мелко моросящий
дождик будет идти до второго пришествия. Все тело Фрегота
болело, как будто на нем всю ночь плясала дюжина неупокоенных –
кровать, любезно предоставленная сотником, показалась бы мягкой
разве что каменному голему, а живности населяющей ее хватило бы
на прославленный эбинский зоопарк, что так любят посещать гордые
матроны. Хмурые солдаты, лязгая доспехом, уже вывалились на
улицу, когда под дождливое утро вышел Гэлмор. Лицо командира
посерело, под глазами появились черные круги, но сотник бодро
вышагивал перед строем, лишь изредка кривя губы гримасой боли.
- А, милорд маг! –
поприветствовал он Фрегота. – Только вас и ждем. – Гэлмор
прокашлялся и рявкнул: - Колонной по четверо…Мар-р-рш!
Загремели, перестраиваясь,
солдаты, затопали по грязной мостовой. Фрегот шел рядом с
сотником во главе отряда, который теперь насчитывал около трех
десятков человек. Словно корявые ветви диковинных деревьев
таращились в небо алебарды и пики, мокли под дождем огромные
эспадоны, бряцали, клацали, скрежетали полуржавые кирасы,
поножи, наручи, шлема – все, что достойно называться гордым
именем: доспехи - и новенькие, вчера выданные щиты.
Узкие – едва-едва телега
проедет - проулки петляли, нелепо искривляясь, бросались то
вправо, то влево, наконец, Фреготу стало казаться, что отряд
описывает большой круг, и скоро снова повеет морем, но
неожиданно дома впереди расступились, и он увидел широкую
прямую, как струна улицу, которая по странной прихоти горожан
именовалась не иначе как «Кривая улица». Гэлмор отдал какую-то
команду и солдаты, перестроившись, двинулись дальше.
Слепые, заколоченные дома
повсюду. Холодно и мерзко. Страшно. Страшно от тишины, сна…или
быть может смерти? Волшебник легкой, почти незримой стихии –
Воздуха задыхался. Казалось, зловонные миазмы исходят из серых
каменных стен, гулкой мостовой, из плачущего неба. Тишина
заползала в глотку – только топот сапог в ушах, да изредка
где-то слева или… впереди…далеко…надсадно, надрывно, как и вчера
бил колокол. На миг Фреготу послышался сдавленный стон - он
бросился в загаженный проулок – эхо шагов отразилось от каменных
стен – все замерло, словно и не было никакого крика. Фрегот
прислушался: может и впрямь?
- Эй, господин маг! Куда? –
заволновался Гэлмор.
Фрегот молча вернулся к
остановившимся солдатам. Кто-то из латников сочувственно кивнул:
- Гиблое место, милорд
волшебник.
Заворочались солдаты,
прикрикнул что-то сотник, и колонна снова двинулась в путь.
Широкая длинная кишка именуемая
«Кривой улицей» тянулась к центру города. Обшарпанные стены
сменялись веселыми вывесками, дома стали повыше, побогаче,
появились фонари – Фрегот вздрогнул: на одном из них, смердя,
нелепо дрыгая босыми ногами в язвах, висел человек.
- Мародеры… - мрачно
прокомментировал Гэлмор.
Волшебника затошнило, запах
разлагающейся плоти ударил в ноздри – Фрегот отвел взгляд,
ускорил шаг, стремясь скорее уйти от колышущейся мерзости.
Что-то испуганно прокричал латник, солдаты вокруг заворочались –
маг увидел, как из-за поворота прямо на них движутся люди в
лохмотьях. Шатающаяся полупьяная походка, нелепые жесты, словно
незнакомцы разгребают невидимый завал впереди руками, изорванная
грязная одежда: расшитый золотом кафтан и нищенская роба,
аляповатое платье портовой шлюхи и алый кулак на когда-то
белоснежной котте, и лица, людские… нечеловеческие лица.
- Зомби… помоги Спаситель…
зомби – совсем еще молодой безусый солдатик судорожно вцепился в
алебарду. – Зомби…
- Держать строй, вашу бабушку!
Сомкнуть ряды! Быстро-быстро! Кор-р-ровы! – хриплый голос
сотника растоптал панику, стальным штырем вонзился в трусливое
подбрюшье.
Засуетились, затолкались,
перестроились латники – ошалевший, растерявшийся Фрегот сам не
заметил, как оказался в конце людского строя. Впереди:
ощетинившиеся пики, выставленные вперед алебарды, занесенные
эспадоны. Позади – волшебник. Зомби – едва полдюжины наберется
– оказались вдруг совсем близко, рядом, Фрегот вскинул руку,
прокричал заклинание и – что-то загрохотало, забацало – с неба –
короткая вспышка – в нападающих серебряной змейкой метнулась
молния.
Свет.
Шесть дымящихся фигур врезались
в строй, в тело вломилась боль отката, люди впереди вдруг
попятились, человеческая волна захлестнула, потащила мага назад
по улице. Крики, ругательства, боль – впереди, вокруг плечи,
стальные животы латников.
- Ноги! Бей в ноги,
кор-р-ровы! – рев Гэлмора. – Бе-е-ей!
Строй… железная,
издыхающая потом и кровью толпа, срываясь на бег, пятилась по
улице. Быстро, судорожно, деловито: вперед-назад, вперед-назад
двигались пики, алебарды, мечи врезались в мертвую плоть,
дробили, ломали, рубили… воины отступали, отступали так, что
медлительные зомби, порождения смерти никак не поспевали за
стремительной, злой, напуганной жизнью. Волшебник оказался зажат
в мешанине тел, в двух шагах впереди шел бой, передние, пятясь,
напирали на задних, Фрегота смяли, потащили за собой, он едва не
упал, боль – зазубренный край чьего-то наплечника резанул по
щеке, что-то теплое, липкое на губах… Ругань, радостный вопль:
какой-то усач, наконец, подрубил мертвецу ногу, тот, нелепо
взмахнув руками, упал на камни, пополз. Фрегот зашептал слова на
древнем языке, пальцы сами собой стали чертить в воздухе
замысловатую фигуру – тупой удар в лицо – один из воинов слишком
резво отвел древко алебарды назад – маг почувствовал, что
падает, вверх, бешено кружась, уносилось небо, холод камня,
надвигающийся строй сапог… треск одежды и чья-то рука за
шиворотом… Рывок – кто-то поставил Фрегота на ноги:
- Быстрей, быстрей, милорд
маг! Затопчут ведь!
Шатаясь, волшебник бросился
вперед, вырвался из стальной свистопляски, побежал по мостовой.
Какая-то муть, гул, звон – вокруг. Наконец под ладонями
оказались холодные стены, Фрегот прижался лбом к камню,
прошептал несколько слов: по спине забегали мурашки, набат в
голове стих, бодрость – будто ветерок в знойный день – наполнила
тело. Волшебник огляделся: бой приближался, воины быстро
отступали, не давая мертвецам пробраться за частокол пик и
алебард. Скоро, скоро человеческая волна снова захлестнет мага и
тогда он снова не сможет помочь своим. Фрегот быстро прочертил в
воздухе несколько окружностей, на кончиках его пальцев
вспыхнули, замерцали голубые искры, волосы встали дыбом, маг
заговорил. Голос его в начале хриплый, прерывающийся становился
все громче, громче, наконец, он почти прокричал последнюю
формулу…
Передняя шеренга воинов
отпрянула: воздух перед ними сгустился, взревел, будто мириады
растревоженных пчел заметались вдруг на пятачке камня и неба,
что-то до боли в ушах свистнуло, сверху брызнул блестящий сноп
осколков, впереди заметались, закрутились в воронки потоки
воздуха, наконечники нескольких пик переломились, словно
обрезанные незримыми ножницами, что-то взвыло, забарабанило по
доспехам, раскрошило камень, ударило в грудь и… стихло.
Все замерло.
Воины в изумлении смотрели, как
в пяти шагах впереди ржавым беззвучным покрывалом колышутся
пыль, мусор, битое стекло, какие-то листья, купается в океане
воздуха деревянный башмак. За бурой мутью метались черные тени,
раздавался – словно в летний день в поле малыш дует через
травинку – тоненький свист. Пыльная завеса вдруг надвинулась,
затем стала сжиматься и – с громким хлопком - разлетелась во
все стороны, прочертила щеки сотника десятком кровавых полос,
осела на камни, стены, лица.
Выругавшись, какой-то солдат
осторожно потыкал алебардой мостовую – лязг и тишина, словно и
не метались только что впереди неупокоенные, не пытались
добраться до человеческой плоти. Осмелевшие воины шаг за шагом
стали обшаривать улицу, кто-то вскрикнул: смешно взбрыкивая
пальцами, по мостовой ползла оторванная по локоть рука.
- Цепляй! Ишь, вырывается! –
несколько латников осторожно – не дай Спаситель вцепится! –
принялись кромсать неупокоенную конечность.
Гэлмор ладонью отер
проступивший на лбу пот. Кажется все. Чуть впереди по улице
послышалась возня: воины добивали пару обезноженных зомби-
остальных неупокоенных уничтожил светлый маг.
Маг?!
Гэлмор бросился назад: где же,
где?! Скорчившись, подрагивая то ли от холода, то ли от
накатившей вдруг боли отката, на мокрой мостовой сидела
фигурка в заляпанном грязью светлом плаще. Волшебник дернулся,
встал на четвереньки, повернулся – тело его свело судорогой.
Мага рвало.
***
От домов остались только
головешки. Черная выжженная проплешина в макушке города –
справа, за ней обугленные стены и… огонь. Молчаливая, слегка
подрагивающая стена пламени кольцом свернулась в центре площади.
Уж не наваждение ли? Фрегот скривился: слабость, ноги, руки –
словно ватные, дай ему сейчас ложку – и то выронит,
произнесенное заклятие давало о себе знать. Фрегот сжал плечо
Гэлмора, – сотник помогал магу идти – хрипло спросил:
- Что это?
Воин замедлил шаг, сплюнул и,
не оборачиваясь на выжженную площадь, буркнул:
- Свихнувшийся какой-то. –
Гэлмор неопределенно махнул рукой. - Тоже из магов. Сначала этот
умник подпалил полквартала, мол, заразу хотел пожечь, ну болезни
то меньше не стало, а вот людишек в пламени померло… Говорят,
подружка этого магика тоже там оказалась, недоглядел милорд,
недоглядел… Тогда он сдвинулся или раньше? В общем, огородился
волшебник ото всех стеной огня и все. – Гэлмор закашлялся,
сплюнул красным. – Мэтр Фрегот, я думаю, не стоит нам
приближаться к этому… От свихнувшихся всякого можно ожидать…
Словно подтверждая слова
сотника, огненное покрывало всколыхнулось и выплюнуло из себя
шар пламени – свист, в десятке шагов от волшебника ухнуло,
брызнуло камнем и искрами. Тошнота вновь подступила к горлу,
Фрегота качнуло в сторону, все вокруг завертелось, железные
ладони на плечах удержали волшебника от падения, рванули вперед.
Наконец муть отступила, Фрегот пришел в себя уже в сотне шагов
от выжженной земли. Тихо, обыденно поднимались вокруг стены
домов, пустая Кривая улица все также отдавала вновь промокшему
небу топот сапог, дыхание трех десятков людей.
Промозглая серость.
Волшебник хлебнул из
предложенной сотником фляги: жар в глотке, взбрыкивание желудка
и тепло. Дома, дома. Пустые, заколоченные, как не хватает им
сейчас такого же простого глотка, глотка жара камина, светлых
занавесок и жизни, человеческой теплой жизни. Разбитое лицо
болело – Фрегот шепнул несколько слов: легкий, как крыло бабочки
ветер отер засохшую кровь, грязь. Улица сделала поворот и… -
волшебник не сразу понял это – что-то изменилось, будто огонек
мелькнул в пустых глазницах-окнах. Где-то рядом были люди. Из-за
угла вынырнуло странное нагромождение: поломанная мебель, пара
разбитых телег, бочки, несколько бревен, даже цветочному горшку
нашлось место – на вершине баррикады стояли воины.
- Эй, кто идет!? – люди на
импровизированной стене засуетились.
- Сотник Гэлмор с отрядом! С
нами маг из Академии!
Молчание, гул и емкое:
- Проходи!
Воины вокруг вздохнули
свободно: наконец-то пришли. Отряд впустили за баррикаду, везде
- хмурые, испуганные лица. Несколько вроде бы случайно
повернутых в их сторону алебард, настороженная отчужденность
встречающих воинов – пустота в несколько шагов между отрядом
Гэлмора и остальными солдатами. Наконец баррикада скрылась за
очередным поворотом, и три десятка воинов уткнулись в плотный
частокол алебард, топот ног сзади, предостерегающий крик –
поздно, улица со всех сторон заполнена солдатами – чужими? –
солдатами.
- Какого!? Что происходит!? –
взревел сотник.
- Спокойней, Гэлмор, – человек
в богатом доспехе вышел вперед. – Все это – пустая формальность.
Просто наши лекари должны проверить, не заразны ли вы. Не
волнуйтесь ни вам, ни вашим людям ничего не угрожает.
Формальность – не более.
- Но… милорд Рэндол.
- Делайте что говорят, Гэлмор!
Из-за ощетинившейся пехоты
появилось несколько фигур в серых одеждах, они, нашептывая
что-то себе под нос, закружились вокруг воинов, один из лекарей
поравнялся с Фреготом – будто мокрой тряпкой по лицу провели –
прошел дальше. Латники морщились, крепче сжимали оружие, но –
молчали. Наконец осмотр был окончен и «серяки» убрались
восвояси.
- Вот и все, – командир
баррикады, казалось, ничуть не разделял страха своих воинов:
скрестив руки на груди, он безразлично смотрел на процедуру. –
Порядок, можете теперь спокойно вышагивать по городу. Пропустить
сотника Гэлмора с людьми!
Частокол алебард расступился.
Командир – Рэндол, кажется – прищурился и добавил:
- Кстати оружие можете
оставить здесь… Оно вам не понадобится… Выполнять!
- Исполняйте, - бросил
Гэлмор.
Окруженные, вымокшие, уставшие,
проржавевшие воины забряцали оружием по мостовой. Сотник молча
скрутил крышку, сделал несколько глотков из фляги, отер губы
кулаком, скомандовал – солдаты двинулись вперед. Вокруг –
почетный эскорт? – настороженные, потные вышагивали Стражи
Аркина. Полсотни шагов по улице и дороги сотника и волшебника
разошлись. Рэндол ненавязчиво пригласил «досточтимого милорда
Фрегота» пройти с ним, Гэлмор на прощание сжал плечо мага,
шепнул: «Прощайте…» и скрылся за поворотом.
Переплетение улиц. Наконец-то –
жизнь. Испуганная, сжавшаяся, но – жизнь. Изредка между домами
сновали людские фигурки, некоторые истощенные, другие, наоборот
распухшие от набитых желудков. Печать страха – на всех лицах.
Некоторые держали около рта тряпицы, напоенные чесночным
запахом, другие больше полагались на знаки Спасителя:
перечеркнутая стрела на шее, в руках, на стенах домов, многие,
очень многие прижимали к груди какие-то фигурки – амулеты? – но
все, абсолютно все стремились как можно скорее прошмыгнуть в
заветную дверь, скрыться в недрах дома. Рэндол зевнул, казалось,
ничто не может поколебать спокойное безразличие этого человека.
Побряцывая мечом, он вышагивал по центру улицы, лениво смотрел
по сторонам. Лет тридцати, высокий, русый в промокшей одежде
Рэндол держал в руке шлем с алым плюмажем, скучал, вяло проводил
рукой по волосам…
- Что будет с сотником? –
Фрегот пристально посмотрел на затылок спутника.
- Ничего. Неделька в карантине
и снова вперед к зомбям. Но мы этого не увидим, надеюсь, – воин
обернулся, остановился. – Вы – Фрегот Готлибский, знаю. Меня же
зовите просто Рэндол, я - герцог, но сейчас это не совсем важно.
У моих друзей – он усмехнулся. – Есть дело к вам. Собственно
сейчас мы придем, и они сами все расскажут.
Из очередной улочки послышалась
музыка. Фрегот удивленно прислушался: «Эбинская плясовая»,
грохот.
- Нам туда, – и герцог
уверенно шагнул к двухэтажному, видавшему виды зданию из
которого доносились звуки веселенькой мелодии.
Дверь распахнулась, отрыгнула
перегаром, кислым вином, потом. Вход перекрывало грязное влажное
покрывало. Поморщившись, маг вошел следом за Рэндолом. В большой
заставленной круглыми деревянными столиками комнате царило
веселье. Кучка людей танцевала, другие хлопали в ладоши,
наливали, пили. Массивное окно справа было занавешено, освещали
помещение расставленные тут и там масляные лампы, некоторые
горели еле-еле, другие совсем потухли. Яркие платья метались по
комнате, раздавался смех, какая-то парочка в углу упоенно
целовалась. Рэндол уверенно пробрался между столиками, открыл
незаметную дверь справа, вошел. Череда небольших комнаток,
музыка, вздохи. Коридоры, коридоры. Лестница. Наконец – скрип,
еще одно влажное покрывало по лицу – они поднялись в небольшую
комнату.
Камин полыхал жаром.
Стол, несколько черных резных
стульев, люди. Фрегот почувствовал слабенькое сторожевое
заклятие, несомненно – маги. Двое огневиков, чародейка Воды,
мастер Земли, один – то ли алхимик, то ли предельщик, и он - маг
Воздуха.
- Знакомьтесь, это Фрегот
Готлибский из Академии, – сказал Рэндол, усаживаясь на стул.
Маги поочередно встали,
представились. Главными у них, похоже, были смуглокожий чародей
Земли – Астаан и – уже в годах - волшебница Воды – Эрика. Имена
остальных потонули в визгливой «Орочьей застольной» - снизу.
- Присаживайтесь, мэтр Фрегот.
– мягкий баритон Астаана. – Я постараюсь покороче изложить суть
дела: время дорого, – волшебник прокашлялся, потер горло,
сначала неуверенно, затем, все более распаляясь заговорил: -
Бездарность, безвольность Архипрелата Ультера и его окружения
привела Аркин к катастрофе. Три четверти города охвачены
болезнью, у меня есть сведения, что чума пробралась даже сюда в
Центр. В некоторых кварталах бесчинствуют неупокоенные,
тысячи людей погибли. Многие заражены и их шансы на спасение
невелики… - Астаан замолчал, сцепил пальцы, затем тихо сказал: –
Все маги Аркина – это мы.
Мастер Земной стихии говорил
долго, он рассказывал ручке своего кресла о глупости
градоначальников и высших церковников, о недооценке и
слабоволии, о людях, слабых, беззащитных людях, которым… уже не
помочь.
- Братья по магии! – голос
Астаана дрожал, - Зачем они не вняли нашим словам, зачем
позволили болезни распространяться, зачем пустили ее в город?!
Разве это наша вина, что Аркин умирает!? Разве можем мы теперь
помочь – им?!
- Ведь чума – от нее почти
нет спасения, вылечишь одного, двух – но не всех, всех не
получится! – чума повсюду, там внизу, где веселье,
прислушайтесь, вчувствуйтесь! Там – сидит, усмехаясь, старуха с
косой. Разве вы не видите?! Кашляющий мальчик, крыса в углу,
блохи во влажном матрасе, пальцы, плевок нищего – разве вы не
видите Ее лик?!
Лик Смерти.
- А нас магов слишком мало!
Мало и мы слабы. Безумцы священники попрятались по норам, самые
смелые да благородные - головы сложили. Обыватели с открытыми
ртами слушают проповеди, покупаются на байки о скором спасении,
покупают бессильные амулеты, сидят, верят – умирают. Нужна ли им
наша помощь?! – Нет!
Нет!
Слова, потоки слов. Казалось,
Астаан убеждается все больше и больше в бессилии магии.
Действительно – там, где не справились истинные слуги Спасителя:
святые отцы, Инквизиция, - разве выдержим мы – простые маги?
- Разве выдержим?!
Фрегот понял. Чародей Земли,
той стихии, которую крестьяне с любовью зовут матушкой,
кормилицей, волшебник, выпускник той же Академии, что и он
предлагает бросить город. А что же остальные!? Почему не
возмутятся, не закричат гневно, ведь мы же маги, Светлые маги!
Нет. Молчат. Нахмурились,
потупились – молчат. Согласны. Все решено давно. Речь Астаана -
фарс, дешевая комедия на потеху одному зрителю… Но зачем же им
еще один волшебник, на что им сдался еще и он, Фрегот?
- …оценив ситуацию, мы решили
составить Кольцо, - пыл оратора уже спал, он перешел к
технической стороне дела. – И теперь я должен спросить
почтенного Фрегота… Милорд, не знаете ли вы хода на Тайные Пути…
Слово было сказано. Чародеи
хотели сбежать из города. Но как им было оставить Аркин, когда
вокруг – чума, зомби, святые отцы, наконец? Только по незримым
тропам, что позволяют самым могущественным путешествовать сквозь
пространство, и для этого им нужен был проводник, тот, кто знает
Вход.
- Милорд Фрегот, вы знаете?
Волшебнику вдруг стало горько…
а еще – зло. И он ответил:
- Давно ли вы были в Ордосе,
милорды? Вы все – все! – окончили Академию Высокого Волшебства,
так вот теперь я спрашиваю: давно ли вы были на площади Черного
Камня?!
- Я не совсем понимаю, какое
это имеет…
- Прямое! День Учеников не за
горами, и скоро ворота Академии раскроются снова, и снова ректор
будет говорить вышколенные временем фразы. Помните ли вы их,
милорды? Помните ли первые годы обучения, когда все мы постигали
такие простые, в общем-то принципы? Основы нашей магии. Светлые
– и Темные. Как все это просто, затерто теперь, да? Темных нет,
последний сгинул неизвестно когда и куда, остались
только мы – вроде бы Светлые… Светлые ли? Уж не потускнели ли
наши плащи? Души? Вы предлагаете бросить город, это нас предали,
говорите вы, у нас мало сил… А много ли было сил у основателей
нашей Академии? У тех, кто превратил безжизненную скалу в сад?
Легче им было?
Маги молчали. Они старались не
смотреть в рассеченное, испятнанное кровоподтеками лицо
волшебника в мокром давно замаранном светлом плаще. Стена
молчания, угрюмого непонимания, незнания, нехотения стояла
сейчас между Фреготом и этими людьми. Маги были погружены в
какие-то свои, неведомые самому Спасителю мысли. Они думали, но
– молчали.
Фрегот устало посмотрел на них.
А чего он собственно хотел? Неужто он и в самом деле думал, что
эти посеревшие в боях со временем люди вдруг загорятся его
словами? Кому интересны затертые истины, когда на кону – жизнь?
- Я не буду помогать вам.
Бегите, если боитесь, – Фрегот встал и, открыв дверь, бросил: -
Маги.
Волшебник спустился в путаницу
коридоров, двинулся по скрипучим доскам наружу из чадящего
царства к свету. Скрип половиц, топот ног – кто-то бежал за
ним… Неужели?!
- Стойте, милорд Фрегот!
Стойте, - позабыв франтовской шлем с плюмажем, растрепанный,
бледный за магом бежал Рэндол, командир баррикады.
Волшебник с надеждой посмотрел
на герцога: может быть?
- Стойте! – воин задыхался. –
Милорд маг, все что угодно, но вытащите меня отсюда! Сколько
нужно золота?! Я заплачу! Я могу! Сколько угодно! – герцог
приблизился вплотную, дыхнул на волшебника перегаром, зашептал:
- Мне страшно… Я, я не хочу умирать от этой поганой болезни!
Страшно…
Куда вдруг подевался надменный
воин? Словно дождь наконец-то смыл пудру отваги, и румяна чести…
навсегда.
Фрегот покачал головой и
отвернулся. Время уходить.
Герцог рванулся, ударил – боль,
боль в руке! – волшебник закричал – вспышка – Рэндол отлетел на
несколько шагов, ударился о стену, упал, на губах у воина
выступила алая пена. Фрегот сжал окровавленную кисть, произнес
несколько исцеляющих заклятий - рана закрылась – подошел к
Рэндолу.
- Зачем?
Герцог медленно встал - кинжал
остался лежать – утерся кулаком, пристально посмотрел на
Фрегота:
- Ты скоро заболеешь, маг. Как
та, другая волшебница… Все, кто хоть что-то делает обречен... –
Рэндол замолчал, затем тихо повторил. – Ты заболеешь.
Заскрипели половицы, герцог
отвернулся и двинулся прочь. Его остановил возглас мага:
- Какая волшебница!?
- Кажется, ее звали… Агнесса.
***
Агнесса, Агнесса. Улицы Аркина
сплетали причудливые узоры, обдавали холодом, дождем. Агнесса.
Как он мог забыть про нее? Фрегот почти бежал по скользким
булыжникам мостовой. Прочь, прочь из центра. Но куда могла пойти
своенравная чародейка Огня? Доки – нет, скорее – Северные
ворота - самый бедный район славного Аркина. Пышные соборы,
золоченые шпили, чванливые колокола – все словно погрузилось в
сон. Опустели, вымерли когда-то многолюдные площади, будто и не
было совсем недавно величественных празднеств, словно бегущая в
жилах города кровь – люди – остановилась. Холодили испещренные
моросью дождя лужи, изредка поддувал, покусывал ветер.
Пустынно.
Вскоре золоченые, надушенные,
пьяные кварталы закончились, впереди показалась очередная
баррикада – будто наспех сваленный в кучу хлам сможет сдержать
зомби. Стражники закричали волшебнику что-то, но тот, резво
перемахнув через завал, скрылся в проулке. Крики смолкли: зачем
надрываться ради одного сумасшедшего? Сколько их там…здесь?
Грязь. Грязь припудренная – в
центре, грязь, выставленная напоказ, убогая в коростах – здесь.
По правую и по левую руку - дома. Небольшой фонтанчик, статуя
воина с отломанным носом, брошенная безколесная телега.
Заскрипели дверные петли -
Фрегот увидел двух людей: бедная одежда, тонкие худые руки,
ноги, лица. Незнакомцы несли на руках что-то серое,
бесформенное. Выбравшись на улицу, люди загрузили ношу в тачку –
в такую, наверное, удобно собирать урожай – покатили груз за
дом. Фрегот догнал их у фонтана:
- Извините, вы не видели…
Люди остановились, один мрачно
посмотрел на мага, произнес:
- Уходи.
Фрегота прошиб холодный пот:
щеки, нос, руки незнакомца были покрыты черными пятнами…
Визгливо заскрипела колесами
тачка, люди двинулись в путь, вяло обогнули какую-то бурую кучу
тряпья, скрылись за поворотом. Налетел ветер, шевельнул
разбросанную материю, из-под грязного покрывала выскользнула
бледная в синюшных пятнах рука… Мертвые сами хоронили своих
мертвецов… до чужих им не было дела.
Насморк. Мокрые стены и хмурая
серость в небесах. Огромный полу вымерший город. Агнесса, где
ты? Фрегот представил себе волшебницу, ее стремительные хрупкие
черты… ему показалось, будто он слышит ее тихий голос. Губы мага
зашевелились: послушный его зову ветер налетел, закружился,
бросился в грязные переулки, скрылся в городской утробе. Фрегот
застыл, вглядываясь, вслушиваясь в дыхание воздушной стихии.
Наконец подвывая, посланец- ветер ворвался на площадь, принес
собой зловоние улиц, кислый запах смерти… смутный образ: фигурка
в алом на перекрестье улиц. Несколько слов и видимая только
волшебнику серебристая нить метнулась в чащобу стен. Фрегот
побежал.
Улочки петляли, сворачивались
узлом, метались, то, расширяясь до невообразимости, то вновь
сжимаясь в тонкую глухую кишку. Кругом – холод и безлюдье.
Вскоре каменный лабиринт выплюнул Фрегота на широкую площадь.
Перевернутые, поломанные прилавки, запах тухлой рыбы, грубо
сколоченный деревянный помост – здесь, похоже, когда-то
располагался городской рынок. Волшебник застыл: на площади были
люди, много людей. Грязные в лохмотьях и напомаженные в расшитых
кафтанах, босиком и в сафьяновых сапожках, нижайшие из нижайших
и если не великие, то хотя бы дородные граждане Аркина топтались
между прилавками. Жадный до веселья ветер кинулся, было к толпе
– отскочил в испуге: на мгновение, на миг раньше мага он
почувствовал, увидел каким-то своим чутьем бледные, некоторые в
черных знакомых пятнах, другие в странных опухолях, нарывах
лица, руки… Всеобщая болезнь согнала людей на площадь, заставила
ждать, с мольбой смотреть на что-то невидимое пока ни ветру, ни
магу. Несколько лиц обратилось к волшебнику, он услышал голоса,
сначала тихие, затем все громче, громче; толпа повернулась к
Фреготу, надвинулась, протянула то ли в мольбе, то ли с
ненавистью руки, загалдела, задышала противно, протяжно. Маг
прошептал несколько слов-заклятий, одежда его – промокшая,
грязная – окрасилась вдруг ослепительно белым, по спутанным
волосам пробежали искры, с нелепо растопыренных пальцев слетела
тонкая серебристая молния, ударила в камень перед людьми…
- Прочь! Уходите! – закричал
Фрегот. Замершая толпа отпрянула. – Прочь!
Молнии сыпались, расчищали
дорогу. Вокруг: злые, усталые, в гримасе страха, боли, в мольбе
– лица, лица. Волшебник шел по коридору, по правую и по левую
руку: тела, тела. Фрегот щедро разбрасывал снопы искр, выбивал
из усталого неба гром, щекотал мокрые камни тонкими
невсамделишными молниями. Побледневший, в холодном поту со
сжатыми в полоску губами… волшебнику было очень страшно. Он
боялся того, что дышало, двигалось вокруг, тянуло грязные в
язвах руки, хотело, еще надеялось на что-то.
- Прочь! – голос мага дрогнул,
сноп искр брызнул из его руки, опалил чью-то морду.
Людские потные тела.
Везде.
Внезапно в человеческом море
забрезжил одинокий островок пустоты. Фрегот, словно путник в
пустыне при виде колодца бросился к нему. Десяток шагов. Толпа
отхлынула, обнажив мокрый камень, деревянный помост, и на нем –
в лицо алым, алым! – ворочалась, металась девушка. Волшебник
склонился над ней. Тонкие, мутные потоки Силы кружились вокруг,
пронзали хрупкую фигурку, нанизывали, словно бисер, людей,
уносились во влажную городскую утробу. Неведомое, неповторимое
заклятье бушевало в Аркине. Фрегот попытался прочитать чужую,
такую необычную магию. Он сосредоточился: вчувствоваться,
попробовать на вкус эту пульсирующую Силу… Мерзкий, такой
знакомый теперь запах смерти и разложения. Неужели?! Незримая,
упругая паутина… нет, скорее кровеносная сеть, опутавшая каждый
закоулок города и бьющая, закачиваемая по невидимым жилам
болезнь в гигантский насос-сердце – хрупкую светлую волшебницу.
Люди, люди вокруг. Фрегот видел, как выходит, уносится из них
зараза, рассасываются опухоли размером с яйцо под мышками, на
руках, в паху, сходят с лиц синюшные пятна, остается бледность,
здоровая бледность очень истощенных людей.
Агнесса вдруг конвульсивно
дернулась, закричала. Силы, брошенной в заклятье катастрофически
не хватало, магия призванная высасывать и сжигать заразу давно
вышла из-под контроля, волшебница впала в беспамятство, а мутные
потоки энергии продолжали подпитывать, наращивать заклинание за
счет собственной жизненной силы девушки. Еще немного и тело
Агнессы рассыплется в прах, заклятие выдохнется, бессильное, а
застарелая, не уничтоженная и наполовину болезнь вновь охватит
город.
Фрегот прочертил над головой
волшебницы несколько замысловатых фигур, еще, еще – серебристая
вязь повисла в воздухе. Слова – не те, заученные из книг –
простые, навеянные ревом Грозы в летнюю ночь, напетые колыханием
моря, стуком дождя, грацией облаков в прозрачном небе… слова
легко выходили из груди мага, волшебник не приказывал, он
говорил со стихией, и Воздух, вечный неуловимый, такой нужный
людям Воздух отвечал ему. Сила, дыхание Бури, Гром, Молнии
захватили его, волшебник вдруг вновь ощутил себя той великой,
могущественной, неумолимой Грозой, что по прихоти дарует смерть,
но чаще, много чаще означает жизнь. Сила, как тяжело расстаться
с тобою? Мимолетное, кружащее голову ощущение счастья, радости.
Маг засмеялся и… бросился в темные ходы людского муравейника,
поддерживая, обновляя, перестраивая заклятие Агнессы. Кровяная
сеть и сердце, выкачивающее заразу, исчезли, теперь под тяжелым
угрюмым небом в мозолях, черный от соли и пота стоял рыбак.
Бушевало, рокотало среди туч, и море подбрасывало суденышко, то
вверх, то вниз. Вздулись канаты-жилы и из пучин воды, водорослей
потянулся невод. Кровь на ладонях, гул, набат в голове, тяжко,
туго идет упрямая рыбешка, колотит молотком отката. Эх,
навались! Еще! Веселей! Боль, кружащая мир вокруг боль. Соль,
кровь на губах, эх, тяжел улов! Последняя рыбешка вваливается в
лодку, тучи, вода все вдруг переворачивается… меняется…
Руки словно увязли в потоках
липкой сладкой патоки, которая ручьями вливалась в измученное
тело. И огонь, пламя в топке вдруг тухло под наплывами вязкой
жижи. Болезнь, выжатая из Аркина чума, клокотала внутри Фрегота,
а Силы – Грозовой, бушующей стихийной и простой – человеческой –
чтобы сжечь, уничтожить раз и навсегда заразу не было. Болезнь
металась по утлому человеческому сосуду, каждый миг норовила
выплеснуться в мир, расползтись по городу. Заклятия, последние,
кровавые заклятия слетали с губ волшебника, Фрегот запирал,
закрывал на тысячу тысяч засовов внутри себя клокочущую, липкую
заразу. Откат – боль с которой сроднился и которой мучим
каждый чародей мира - обрушился на волшебника. Взметнулись
наружу потоки чумы, но на грани беспамятства, полусмерти, маг
увидел, услышал, как лязгает последний затвор, бьется о каменную
пробку болезнь…
***
Капли шлепались с неба,
барабанили по мокрому помосту, стекали по мостовой. Хмурый день
на базарной площади: слепо взирали в небеса пустые прилавки,
пахло сыростью, слышался лай собак.
Никого.
Люди ушли отсюда. Люди хотели
тепла, уюта очагов и мягких занавесок. А еще – вина, вина, что
бы согреться, что бы – не дай Спаситель! – не заболеть. Они с
жалостью несли хрупкое тело в алых одеждах по простуженным
улицам, нежно кутали девушку в горячее одеяло, а когда она
проснулась, давали ей подогретое вино пополам с микстурой
доктора Штефельберга, а святой отец – тот что читает каждую
седмицу проповеди в церкви на углу – святой отец Эллау
рассказывал больной добрые притчи о Спасителе, который, конечно
же не оставит малых сих ни в горе, ни тем более в радости.
Агнесса улыбалась, мягко кивала старику, смотрела в окно: там
иногда проходили лица… радостные, радостные…
***
Дождь шлепал босыми пятками по
надгробиям, скатывался вниз в мягкую глинистую землю. Промокшие,
измазанные грязью сапоги волшебника чавкали водой, задевали
могильные плиты. Фрегота скрутил приступ кашля – второй за день.
Маг подставил изъеденное черными пятнами лицо небу, проглотил
несколько капель, отер выступивший на лице пот, сел на траву.
Тяжело умирать, когда ты совсем
один и погода сыпет за шиворот дождь, мажет тебя глиной, бросает
на кладбище, в грязь. Помирай, подыхай… всем все равно.
Несколько дней пути, лесные ночевки, кашель, боль…А сил не
осталось… совсем. Фрегот поднялся: еще не все, не все, надо
идти, дальше уносить болезнь, что бы никто, никто… Впереди из
мутной пелены дождя показалась фигура, другая.
- Не подходите… - прошептал
Фрегот. – Я страшно болен… прочь.
Никто не ответил, только фигур
стало больше, волшебник прищурился, хрипло рассмеялся:
- Вот и все…
Впереди: смешно подволакивая
ноги, пошатываясь, вышагивали зомби. Фрегот остановился,
сплюнул… вдруг посмотрел в небо, в серую мешанину туч. Там в
клубящейся изменчивой дали, что-то вспыхивало, рокотало... А что
если? Волшебник поднял руки: еще, еще одну, последнюю… С ладоней
его слетело несколько искр, и маг скрючился, слишком слаб он
был, слишком силен откат. Фрегот упал на колени – грязь
чавкнула, принимая его – посмотрел на небо: неужели – все?
В серых грустных небесах…
…сверкнула, покатилась…
…ударила - совсем рядом:
протяни только руку! –
Молния.
Молния.
Волшебник улыбнулся: дождь
хлестал его по лицу, весело, надрывно грохотал, гремел, рокотал
вдали безумный Гром, недвижны стояли зомби… Он не видел ничего,
только молнии, молнии и, стоя по колено в грязи и ярких слепящих
вспышках, он вдруг на какой-то миг, нет, не понял -
почувствовал то странное, чистое, что дается не всем,
многого требует и многое дарит взамен, что превращает по
мановению чьей-то руки человека – в Мага,
Светлого Мага и…
Налетел, взъерошил волосы друг
Ветер…
- Фрегот, меня зовут Фрегот…Впрочем,
ты – помнишь.
Улыбка.
- Помнишь…
|
