|
Знойное,
невыносимое для европейца
восточное лето. Багдад. Июнь 2015г
Лейтенант
сил Международной безопасности
Михаил Ухтомский посмотрел на часы.
Было уже 14:38. На улице стояла адская
жара. Кондиционер не спасал. Липкий
пот разъедал кожу.
Сегодня
в Багдаде было тихо, после вчерашней
антитеррористической операции
маджашеды затихли, так по старой
традиции называли боевиков в
сводных полках сил МСБ. В мире царит
покой и порядок. Но мир этот
однополярный –
НАТО оккупировало Россию, источник
вечного беспокойства и смуты.
Русские природные богатства теперь
принадлежат всему цивилизованному
миру. У России нет армии, новый
президент - демократ, сменивший
старого матёрого выходца из
спецслужб, сдал родину врагу сразу
же после объявления войны.
Благодаря чему и сохранил свой пост.
Ухтомский
– интеллигент, отец – профессор
трёх академий, мать – доктор наук.
Он патриот. Россия восстанет, Михаил
в это верит. Значит, ему нужно
научиться воевать. Где? У России нет
армии.
Но
есть выход. Михаил – востоковед,
прекрасно знает языки и культуру. Он
записывается в
Международные силы безопасности.
Русский проходит шестимесячные
офицерские курсы, пушечному мясу
больше и не нужно, и благодаря
превосходному знанию арабского
получает звание лейтенанта,
назначение в Ирак. Отныне Михаил в
армии. Международные Силы
Безопасности - новый “иностранный
легион” планетарного масштаба.
Наёмники, выполняющие для НАТО и США
грязную работу.
Он
уже год в Ираке. Сербы, чехи,
украинцы, болгары, поляки защищают
здесь интересы США. Америка вывела
из Ирака свои войска ещё в 2009, теперь
за неё с патриотами борется МБ.
Иракцы
не сдаются. Они умеют
воевать, наёмники тоже.
Ухтомскому
повезло, этот месяц его взвод
охраняет национальный музей
Багдада. Это спокойное место. Вот
только лейтенант скучает, ему плохо.
Видел новости с родины. Опять в
Питере свирепствуют рейнджеры, ищут
подпольщиков, убивших янки -
губернатора.
Русский
оставил посты на сержанта и гуляет
по музею. Его здесь уже знают.
Директор – молодой
европеизированный араб приветливо
машет рукой. Русский идёт к нему.
Ухтомский недавно спас директора от
ночного патруля, араб шёл поздно от
гостей. Могли принять за террориста.
Теперь директор пытался как-то
отблагодарить лейтенанта. Сегодня
он нашёл идеальный подарок – не
дорогой, такой русский не возьмёт,
но интересный.
- Смотри, Михаил, ты не
поверишь, но это карта "острова
сокровищ", точнее горы сокровищ.
Это тебе, на память, дома хвастаться
будешь!
- Почему ты отдаёшь её
мне, - русский взял подарок,
отказаться – смертельно оскорбить
приветливого директора, к тому же
его это заинтриговало. - Она не
настоящая?
- Нет, подлинность не
подлежит сомнению. Три потрепанных
листа пергамента - часть книги
примерно одиннадцатого века,
описание путешествия арабского
купца в Сирию, Иерусалим, Египет. Так
написано в начале. Не волнуйся, у нас
таких много, каждый второй
путешественник оставлял нечто
подобное. – успокаивал араб
щёпетильного русского друга.
- Расскажи лучше
подробней про клад. Карта ведь
подлинная, ты сам так сказал. –
лейтенант вспомнил прочитанные в
детстве книги Стивенсона.
- Здесь немного уцелело,
но написанное больше похоже на
сказки "Тысячи и одной ночи",
вот послушай, плохо только, что
почти весь текст
безвозвратно утрачен.
“.....Я Мухаммед Ибн Ахмед
Ибн Юсуп Ибн "......"
я повел караван на Запад В Иерусалим,..
Александрию"......"как
глупы и опасны были неверные,
которые уже сорок пять... владеют
Святым городом"......" воистину
нет бога, кроме Аллаха"....."это
искушение для любого человека ...
невообразимой ценности.....надежно
охранена….горе удачливому"...небольшой
город...остановка... Багдадом ...встреча…,
- остальной текст утерян, здесь
только первые две
страницы с маленьким кусочком
текста и картой.
- Да понятно немного... –
грустно заключил капитан, - Да,
кстати, что это за место, есть хоть
какие-либо координаты, или названия?
- Точно
не скажу, здесь не поймешь, наверное,
где-то на территории современной
Сирии или Иордании, а может и Ирака,
не знаю... Но названия есть. Горы на
карте носят название Алидаби, а гора
с кладом - "Аль миратэ дель вараби",
очень странное название, означает
- "Победительница сильных".
-Алидаби,
Алидаби…, где-то
я это уже слышал… - задумался
Ухтомский. – Спасибо друг. –
лейтенант крепко пожал директору
руку.
Вечером
в обществе офицеров третьёго полка
МСБ Ухтомский похвастался картой и
спросил, есть ли в Ираке горы
Алидаби.
Оказалось, что
высокогорье Алидаби существует на
самом деле, араб не врал. Оно на
границе с Сирией, территория на
четверть Иракская, на треть
Сирийская. Четкой границы нет. Там
никто не живет уже лет пятьсот.
Место странное, Бермудский
треугольник на суше, не работают
рации, компьютеры, компас работает с
перебоями. Из космоса снимки почему-то
расплывчатые и не точные. Так что на
карте много неточностей. Об этом
мало кому известно, потому что никто
к ним интереса не проявляет, там нет
ничего кроме камня, треть
исследовательских экспедиций не
вернулась оттуда. Бедуины считают, в
этих горах Аллах заточил злых духов,
и те убивают тех, кто их тревожат. И
вообще информация об этом
засекречена.
На
следующий день Ухтомского
навестили два симпатичных человека,
агенты военной разведки
США, так они представились.
Агенты - полноправные хозяева Ирака.
Им нужна была карта, якобы на
плоскогорье есть нечто важное для
США. Так они пояснили грубое
требование – отдать подарок
директора музея.
Кто-то из офицеров сообщил, куда
нужно похвальбу Ухтомского.
Русскому
было жалко карту, злоба на
американцев точила его. Опять они
окунули русского, своего давнего
врага, в грязь.
Лейтенант
шёл по одной из центральных улиц в
казарму. Увидел старую гадалку, у
неё давно не было клиентов, было
видно, что старуха голодна. Она
напомнила Ухтомскому таких же
бедных старушек в России. Он подошёл
к ней, дал стодолларовую купюру –
хватит её на полгода.
- Не печалься… враги не
победят… судьба
благосклонна… скоро всё будет
хорошо – шептала она смотря то на
его руку, то на глаза. – враги
проведали след, но
им не пройти… - лейтенант плохо
понимал её невнятную речь.
Прошло
две недели, Ухтомский по-прежнему
охранял музей, пил настоящий мокко
из запасов директора.
Мучился, зная об оккупированной
родине, собственном бессилии. Судя
по новостям в России, никто
восставать, не собирался,
подпольщиков ловили и вешали,
русские, казалось, смирились с
ролью третьесортного быдла,
довольствуясь объедками Европы и
Америки. Он часто смотрел в свой
блокнот. Туда, куда две недели назад,
он от безделья перечертил карту
старого араба.
Хмурый Ухтомский вышёл
из европейского кафе в центре
Багдада, ему всё надоело, он устал.
Через полгода, как только
закончиться контракт, раньше не
получиться, лейтенант вернётся в
Россию, и будет с оружие в руках
бороться за свою страну. Ожидание
этого времени поддерживало его.
- Иди… иди сюда.. – это
старая гадалка звала его. Кто пустил
её сюда, в белый квартал?
- всё хорошо…. мой
красивый офицер…. Старая Лейла не
забыла тебя…. Радуйся…. Враги
отобрали путь, сели на железных птиц…
полетели туда… но никто не вернулся….
горы помнят Лейлу.. говорят с ней …
иди в горы… они тебя примут! –
старуха говорила это, глядя ему
прямо в глаза. Ухтомский утонул в её
бездонных чёрных, почему-то молодых,
глазах. Он мотнул головой,
наваждение прошло, однако старуха
уже исчезла. Но куда?
Её
бредовые слова не выходили из
головы лейтенанта.
На
следующий день Ухтомский зашёл к
директору музея, попрощаться, его
батальон переводили в Мосул.
Директор ждал его.
- Салям алейкум, Михаил.
Что такой грустный? Ничего у меня
для тебя сюрприз. Помнишь тот
оборванный рассказ старого араба? Я
нашёл продолжение!
- Неужели? – удивился
русский.
- Да захватывающий
рассказ, скажу я тебе. Ни чем не хуже
сказок из знаменитой тысячи и одной
ночи. Но это не сказка, скажу тебе я
по секрету, нечто подобное уже
встречалось, только
в текстах XV
века, а это XI.
Садись и слушай, кофе на столе. –
директор открыл потрепанную
оборванную книгу из пергамента,
лишенную первых страниц, надел очки
и начал чтение.
".....солнце на небе уже
начало закатываться за горизонт,
когда мы подошли к Дамиетте. Его
лучи освещали высокую башню
минарета, откуда мулла уже начал
призывать правоверных к вечерней
молитве. Коран смягчает требования
к мусульманину в походе, но мы все же
поспешили к мечети и успели к намазу.
После молитвы появилось время
осмотреть Дамиетту. Городок был
небольшой, не больше тысячи жителей,
но улицы вымощены камнем, дома
большие и светлые, а жители одеты
нарядно и богато. Караванщик Ахмед -
старый вор и мошенник все же не
обманул: дорога через горы, несмотря
на зиму и прочие опасности и
трудности оправдала себя. Время
пути в благословенный Багдад
сокращено почти на месяц, а в
Дамиетте удалось купить такие ковры,
что самом Шаху, да правит он вечно,
не стыдно было бы иметь их в своем
дворце. Солнце уже скрылось за
горизонтом, когда я, наконец,
вернулся на постоялый двор. Зашёл в
общую залу и замер, увиденное в зале
поразило меня. За лучшим столиком
возле очага вместе с почтенным
муллой и многоуважаемым убеленным
годами старейшиной сидел
христианин! Самый что ни на есть
настоящий христианский рыцарь! В
потертых кожаных штанах, рыцарских
сапогах со шпорами, белой холстяной
рубахе и со своим богомерзким
крестом на шее! И что самое
удивительное: он вел неспешную
беседу с муллой и старейшиной. Такое
не часто увидишь, особенно за
несколько месяцев пути до
Иерусалимского королевства. Я не
выдержал и подошел к беседующим.
- Почтенные! Извините за
вторжение, но меня заинтересовала
ваша беседа. Особенно один из ее
участников. Позволь же спросить, о
благородный рыцарь, как оказался ты
здесь, так далеко от своих
единоверцев? Христианин взглянул на
меня, и о чем-то задумался, взгляд
его устремился куда-то вдаль, сквозь
меня. Оба его собеседника ждали, я
почувствовал, что если незнакомец
не захочет ответить мне, то они
постараются увести разговор в
сторону от заданного вопроса. Но
через несколько мгновений рыцарь
ответил:
- Ко мне редко обращаются
с таким вопросом, и обычно я на него
не отвечаю, но ты мне почему-то
нравишься, и я удовлетворю твое
любопытство, купец, но не бесплатно.
Нет деньги не нужны, - добавил он,
заметив огонёк недовольства в моих
глазах, что было само по себе
удивительно, я десять лет водил
торговые караваны, угадать мои
истинные мысли мало кому удавалось,
- Не бойся за свой кошёлёк, купец, ты
просто запишешь мой рассказ,
рассказ оправдает испорченный
пергамент. Это
очень, скажу я тебе, интересная
история. – рыцарь грустно
усмехнулся.
Я
был поражен, нет, не его странным
условием, а речью. Рыцарь говорил на
арабском, и речь его была чиста и
правильна, как будто он знал ее с
рождения, или жил с арабами не один
десяток лет. Я еще не встречал, даже
среди неверных, всю жизнь проживших
на востоке такого знания языка. А
мой собеседник был молод, лет
двадцать пять, не больше. Мне тут же
захотелось спросить, где он выучил
язык пророка, но рыцарь посмотрел на
меня с растущим нетерпением в
глазах. Глаза его были старыми,
слишком старыми для такого молодого
тела, и я не решился заставлять его
ждать дольше. Сходил в комнату за
письменными принадлежностями,
положил на стол чистый пергамент,
чернила, заточенные перья и
посмотрел на рыцаря. Тот налил себе
вина, напитка, туманящего разум,
запрещенного мусульманину Кораном,
выпил, налил еще и начал свой
рассказ:
"
Мое имя Жак де Моллэ, я француз и
благородный дворянин, пятый сын
графа Гильома де Моллэ. Это и
определило мою судьбу. По закону
майората замок причитался старшему
брату, второму часть денег и служба
при дворе у короля, где много шансов
получить свой замок и вассалов,
третий ушел в монастырь, отмаливать
наши грехи, сейчас, он уже, наверное,
епископ. А мне и Иоанну достались
доспехи, звание рыцаря, лошадь,
немного денег и весь мир в придачу.
Брат пошел на службу к герцогу
Бургундскому, а я всегда был
романтиком. Это - то меня и сгубило,
араб. –
Рыцарь всхлипнул, он быстро пьянел.
Он снова выпил вина, речь
стала более медленной. Я подумал,
что не хватало ему еще и напиться,
оставив меня ни с чем. Тогда я лишь
зря потеряю время. Но он продолжил:
- Святая земля! Иерусалим!
Послужить Богу, церкви и себя не
забыть! В ту
пору многие младшие отпрыски
знатных родов мечтали попробовать
удачи на востоке. В моем воображении
я видел: корабли, плывущие на Восток
с гордо развевающимися парусами.
Страны, где небо всегда синее,
словно безбрежное море, коней,
мчавших всадников в атаку через
пески пустыни, все сокровища Аравии,
богатый выкуп за пленников, отбитые
у врага города, отданные на поток и
разграбление, крепости к которым от
морского берега ведут гигантские
лестницы. Но реальность всегда хуже,
чем представляется в мечтах. Проезд
до Венеции, сквозь Францию,
раздираемую усобицами, и
итальянские города, таившие много
опасностей и удовольствий,
ополовинили мой и без того худой
мешочек с монетами….
Вот помню, в Генуе случилась
одна история, - воскликнул рыцарь с
неожиданным энтузиазмом, но тут же
спохватился, - Но это к делу не
относится. На чем мы закончили? Все
вспомнил! Так вот путешествие до
Иерусалима оставило меня совсем без
денег, не считая пары серебряных и
десятка медных монет, а так же
драгоценного медальона,
принадлежавшего уже четырем
поколениям моей семьи. Венецианцы
имели самый мощный флот и самые
точные карты, это давало им
уникальную возможность сдирать с
крестоносцев, в том числе и с меня,
за проезд огромные деньги, несмотря
на всю богоугодность наших дел. Эти
чертовы купцы, еще опасней неверных!
- Он стукнул кулаком по столу.
- Все! Окончательно
нажрался, ... как собака! Да неверные
и так, хуже собак! - подумал я. Это
несомненно отразилось на моем лице.
Рыцарь посмотрел на меня,
осоловевшими глазами, моргнул, и
спустя мгновение на его лице не было
видно не единого следа употребления
вина. Исчез даже запах! А в глазах
поселилась весёлая лукавая искорка.
Он взглянул на моё изумленное лицо,
улыбнулся и продолжил свой рассказ.
Окружающие, казалось, и не заметили,
произошедшей перемены. Мулла и
старейшина тихо беседовали, словно
чудесные изменения, произошедшие с
христианином, были им привычны.
- К несчастию мне не
повезло. – печально вздохнул
христианин, вспоминая былую неудачу,
- Я опоздал. Иерусалим и "гроб
Господень" уже больше двадцати
лет были в наших руках. Границы
христианского Иерусалимского
королевства давно начерчены,
завоеванные владения в руках первых
крестоносцев. Идет торговля с
неверными, земля исправно дает
урожаи, почти исчез благородный дух
Крестового похода, христиане
стараются жить в мире с арабами,
почти нет, не то, что войн, а даже
крупных стычек. Не где проявить себя
благородному рыцарю! Последняя
маленькая заварушка закончилась за
месяц до моего приезда. Мечты о
подвигах пришлось отложить до
лучших времен.
Перспектив
было немного: выбрать к кому из
вольных наместников провинций
королевства поступить на службу,
рассчитывая лет через двадцать
получить свой феод, но это я мог
сделать и дома, во Франции. Была еще
одна возможность устроить судьбу, в
Иерусалиме действовали два молодых
рыцарских ордена: тамплиеров, или
храмовников, и иоаннитов.
Независимое от властей рыцарское
братство - это было мне по вкусу, но
смущали обеты похожие на монашеские,
обет безбрачия и царившая там
жесткая дисциплина.
Прошла
неделя, выбор так и не был сделан, а
деньги закончились. Пришлось идти к
ростовщику. Ростовщиками, как и
всюду, были, конечно, евреи.
Часть угнетаемого по всей
Европе народа нашла своё пристанище
на востоке, здесь к ним тоже
относились с прохладой, но арабские
шахи и шейхи не устраивали погромов,
в отличие от христианских владык.
Когда
в Палестину пришли крестоносцы, они
перебили наравне с арабами немало
евреев, но спустя пару лет избранный
народ снова завладел рынком денег,
ссужая их и верным и неверным.
Наличные деньги находились в
основном в их руках. Евреи были
неизбежным злом в глазах христиан,
часто случались погромы и грабежи,
поэтому они обдирали клиентов до
нитки, большие проценты были платой
за риск.
Был
полдень. Стала адская жара. Я зашел в
еврейский квартал. Вывеска на доме
гласила, что я нахожусь перед лавкой"
Честного Мойши". Честность Мойши
вызывала большое сомнение, но
деваться было некуда.
Внутри
помещения царили прохлада и
полумрак. Мойша сидел за прилавком и
что-то внимательно рассматривал. Он
даже не отреагировал на мое
появление, это было очень странно,
обычно благородного клиента
встречали у порога. Я быстро подошел
к конторке, еврей обернулся,
привлеченный шумом, и стал быстро
сворачивать лист пергамента,
изрядно потрепанный и замусоленный.
И лишь суетливо засунув его в первый
попавшийся ящик конторки, встал и
поприветствовал меня поклоном.
-
Что изволите, благородный рыцарь?
У честного Мойши есть все что
угодно для такого храброго и
красивого господина.
Я сказал, что мне нужно
заложить медальон, и попросил
оценить его стоимость. Старый
обманщик назвал сумму вдвое меньше,
чем я хотел, но все же она была
вполне приемлема для меня. И
торговались мы не долго. Это меня
насторожило: ведь обычно евреи
готовы за грош удавиться, за залог
предлагают десятую часть истинной
стоимости, а торгуются так, что их
никто не переспорит.
Казалось,
он хочет меня поскорей выпроводить
из лавки. В чем же причина?
Уж не в том ли свитке, что
ростовщик поспешно спрятал, когда я
зашел..? Мойша был в соседней комнате,
где в потайном месте хранились
деньги, своим клиентам он не доверял,
и правильно делал: иначе бы не дожил
до седых волос. Пользуясь
отсутствием хозяина, я перепрыгнул
через конторку, открыл незапертый в
спешке ящик и достал свиток. Это
была карта. Карта старая и затертая,
но все надписи на ней были хорошо
различимы. Словно
время их специально щадило. На карте
были горы, с отмеченными тропами и
перевалами, даже несколько селений.
На горе вблизи самого крупного был
поставлен особый знак. Красный круг
– символ, издано обозначавший что-то
ценное на востоке. А что может быть
ценнее золота? Только драгоценные
камни, но и их ценность измеряется в
золоте, ради золота их добывают,
золотом их же оплачивают. Я был
потрясен. Но тут вернулся ростовщик.
- Благородный рыцарь,
пожалуйста, отдайте бедному еврею
тот старый грязный лист пергамента,
который вы взяли в свои достойные
руки! Эта бумага не представляет для
сеньора рыцаря ничего интересно,
только пачкает его сильные руки!
- Произнес он, бледнея, увидав,
что я держу в руках.
- Скажи мне, Мойша, что
здесь за место на карте'? - Спросил я,
и не думая возвращать ему что-либо.
- Сэр рыцарь, прошу вас,
это все во лишь кусок старой кожи,
отдайте мне ее! Отдайте! - Старый
еврей побледнел еще больше, но голос
был настойчивый, и на мое удивление,
слышалась какая-то угроза.
- Так ответишь ты мне, или
нет, собака? - Еврей начинал меня
злить.
- Рыцарь, отдайте же
несчастному еврею его последнее
достояние! - Он сделал пару шагов
навстречу мне.
- Не зли меня, нечестивый
пес, отвечай! - Воскликнул я, сгорая
от нетерпения.
Но тут Мойша сделал то,
чего я от него не как не ожидал:
попытался вырвать пергамент из моих
рук, но был отброшен честной
христианской рукой за конторку, к
двери в соседнее помещение, головой
об стену. И в место того чтобы ползти
на коленях просить прощения и
предлагать денег, вдруг открыл
дверь и прокричал какую-то
белеберду на арабском, тогда я еще
плохо знал этот язык, - уточнил
рыцарь, - точнее совсем не знал.
Дверь распахнулась, и оттуда
выбежали... я не мог поверить своим
глазам... два сарацина с кривыми
саблями в руках, и на лицах не было и
тени дружелюбия.
- Рыцарь, отдай карту
добром! - прокричал Мойша угрожающе.
Я
усмехнулся. Еврей грозит
христианину двумя мусульманами.
Забавно. Но странно не это, а то, что
они служат этому нечестивцу, обычно
правоверный скорее зарежет еврея,
чем станет ему помогать, а уж тем
более служить.
Однако времени
раздумывать не осталось, оба
сарацина кинулись на меня. Они были
достойными противниками,
вооруженные ятаганами, в легких
кольчугах и открытых шлемах. На мне
не было брони, и в тесноте лавки мой
длинный меч был не особо удобным
оружием. Поэтому в первые мгновенья
боя одному из сарацин удалось
зацепить мое плечо. Но удача не
оставила меня: левый поклонник
аллаха получил удар сапогом в пах, и
на несколько мгновений перестал
докучать. Я воспользовался
передышкой и удвоенной силой
обрушился на правого. Сарацины, как
воины хуже христиан, да и доспех у
него был не из лучших. Поэтому, найдя
щель в его защите, мой клинок доброй
толедской стали, вспорол его
кольчугу и глубоко погрузился в
тело. Добить раненого не удалось,
второй сарацин справился с болью и
снова атаковал. Но его ярость быстро
потухла, ее сменила боль из
вспоротого живота и отрубленной
кисти. Когда мой второй противник
упал, я добил его из милосердия,
первый уже не шевелился.
Перепуганный
ростовщик, виновник произошедшего,
не пытался скрыться. Он прекрасно
понимал, что натворил. За нападение
на христианина, а тем более
благородного спустят шкуру не
только ему одному, но и всем евреям,
что под руку попадутся. Нужен лишь
повод, а желающие всегда найдутся.
Поэтому он остался в лавке, и
надеялся договориться. Я посмотрел
на него, первое желание: убить
собаку! Но спустя мгновение
вспомнил о деньгах. Отдаст все свои
богатства, тогда, может быть, и умрет
быстро! Вынес я свой приговор
ростовщику. И
лишь обратив взгляд на конторку, на
кучу различных документов и
чернильницу с перьями, я вспомнил,
что послужило причиной
случившегося. Карта, где она? Куда
могла деться во время схватки?
Карта
быстро нашлась, Мойша сжимал ее в
кулаке, до сих пор не понятно, как он
успел ей завладеть в пылу схватки.
Хотя это не важно, главное в крови не
запачкал. Я сделал пару шагов по
направлению к Мойше и посмотрел на
него, теперь была его очередь
пытаться убедить меня, что живой он
будет полезнее, чем мертвый.
- Пощади, благородный
рыцарь, пощади! Не губи старого
больного еврея! Не убивай меня,
умоляю, добрый, добрый рыцарь! - Он
упал на колени и пополз ко мне.
- Молись своему богу,
презренный, твоя смерть уже близка,
сейчас она зайдет в твою лавку!
- О светлый рыцарь,
лучший из всех, что видела
многострадальная земля иудейская,
не спеши убивать смертельно
больного еврея, у него найдется то,
что может продлить его жалкую жизнь,
хотя вымогательства довели его до
нищеты! О Моисей! О Бог Авраама!
Спасите меня! - Теперь он пытался
целовать мои сапоги.
- Хватит! - Мне надоели
его вопли и стоны. – Я оставлю тебя в
живых, если отдашь мне свое золото,
собака, но это не все, скажи, что на
карте!
Мойша
замер и посмотрел на меня, его лицо
стало совсем мрачным. Он попытался
увильнуть, но деваться ему было не
куда. Есть на востоке одна красивая
легенда об огромном сокровище,
спрятанном где-то высоко в горах и
об опасностях, которые ждут того,
кто попытается добыть это богатство.
Легенде сотни лет, и ее давно уже
считают сказкой, но недавно в руки
одного из ученых родственников
Мойши попала старая карта,
показывающая дорогу к богатству.
Хозяева находки не знали, как
поступить: одним, своими силами
евреям его не взять, узнает еще кто-нибудь
- за их жизни не дадут и гроша. Но
золото обладает способностью
смягчать людей, не зависимо от веры,
или цвета кожи. Оно создает и рушит
империи. Имея гигантскую сумму
денег, можно подумать и о немыслимом.
О возрождении Иерусалима!
О восстановлении еврейского
государства, которого нет уже
больше тысячи лет! Сокровище
находится в Сирии, в высоких, почти
необитаемых горах. О карте знали
лишь четыре человека: три еврея и
сирийский правитель Саллай ах Динам.
Он и предоставил своих людей в знак
добрых намерений. Предполагалось
еще заручиться поддержкой какого-нибудь
знатного и сильного христианина, но
я спутал все карты. К Мойше карта
попала два дня назад, и он изучал её,
забыв об осторожности, уже видя
свободной землю обетованную. Это
его и сгубило.
Нам
с Мойшой удалось договориться. Он с
радостью согласился презренным
золотом замолить свои грехи.
Перспектива быть привязанным к
столбу в центре площади,
обложенному вязанкам с хворостом, и
слышать, как священник объявляет
благочестивым прихожанам о твоей,
слуге дьявола, скорой гибели, любого
сделает согласным на все. Хотя,
конечно, Мойша пытался меня и здесь
надуть: говорил о своей бедности и
нищете, о том, что все у него есть,
принадлежит не ему, а дано ему
добросердечными соплеменниками из
жалости, ссылался на болезни и
кредиторов, пытался меня
разжалобить и вызвать сострадание,
запутать и увести от темы. Но ни чего
не вышло. Сила была на моей стороне.
И я победил. Выйдя на улицу, я
поблагодарил Господа за дарованную
мне удачу.
В
моем кармане был вексель на сумму
достаточную для покупки
собственного замка, или набора
небольшой армии. Вексель этот я могу
обменять на деньги хоть в
Иерусалиме, хоть во Франции, хоть в
Англии, или в любом из крупных
немецких княжеств. Подобные векселя
выдавались королям, с их помощью
евреи вывозили деньги из одной
страны в другую. Карту я, конечно же,
взял с собой, отвергнув предложения
неудачливого кладоискателя о
сотрудничестве.
Я был богат, то, для чего
я сюда стремился, лежало у меня в
кармане, я сберег себе годы жизни, не
изведал тягот вассальной службы,
избежал будущих ран, заработал все
за один день. Я должен был бы быть
счастлив, но мне чего-то не хватало.
Слишком уж быстро и легко все
досталось.
Карта.
Я о ней почти забыл. Там в горах, за
пустыней, среди стужи и опасностей
еще больше денег. А очень много
денег это не только возможность не
думать о том, где их взять, когда
кошёль пуст, а тебя осаждают
кредиторы. Большие
деньги дают возможность изменить
мир, если у
тебя есть желание это сделать и
голова на плечах. Я подумал, что я
смогу сделать, захватив клад, кем я
могу стать. Нанять армию и повести
ее на мусульманских собак, нет уже
не для денег, а для славы, славы на
века! Жак де Молэ - " Бич Божий!",
идеальный рыцарь, второй Роланд,
защитник веры, тот о ком будут петь
песни спустя века, пример для
будущих поколений! Не об этом ли я
мечтал с детства? Мне судьба
предоставила шанс, но стоит ли им
воспользоваться? Я сомневался, не
легко было сделать выбор между
прогнозируемым счастливым обычным
будущим, где обо мне забудут через
год после смерти, или неизвестным
бурным, полным опасностей, но дающим
шанс осуществить мечту. Я предпочел
бурю, штилю.
Сейчас
спустя годы я может быть бы поступил
по-другому, но повернуть назад время
еще не получалось не у кого, даже у
меня, хотя я не пробовал. - Он
усмехнулся. - Тогда передо мной
стояла другая проблема: как
добраться до цели, и побыстрее. У
Мойши наверняка есть копия карты,
его подельники дремать не станут,
попытаются провернуть все, как
можно скорее. Надо было искать
воинов, проводников, но для этого
надо было кого-то еще посвятить в
тайну карты. Но кто бы не попытался,
меня обмануть?
Знать
отпадала, купечество тоже, но тут
мой взгляд упал на всадника,
ехавшего по улице, точнее на его
плащ, белый длинный до шпор с черным
крестом. Знак принадлежности к
ордену рыцарей-тамплиеров.
Храмовников. Говорят, они часто
помогают рыцарям, желающим сделать
что-то полезное для веры и вредное
для сарацин, правда, не бесплатно. Но
деньги у меня были. Я без труда
добрался до командорства Ордена
Храма в Иерусалиме. Высокая башня из
белого камня была видна практически
отовсюду. Меня принял командор
ордена в святом городе Франциск де
Жофрэ. Орден согласился помочь с
людьми, оружием, животными, и даже
предоставил десять своих братьев,
но только тогда, когда я отдал им в
залог с таким трудом полученный
вексель. Нужно оплатить все расходы,
да и часть суммы пойдет на благое
дело борьбы с сарацинами,
увеличение влияния ордена и
улучшение жизни входящих в него
рыцарей. И добычей придется
поделиться. Ее разделят на четыре
равные части. Одну мне, вторую
ордену, другую папе римскому,
четвертую моим будущим воинам.
Условия оказались суровые, но
приемлемые, не к лицу двум достойным
рыцарям спорить о еще не добытом
золоте, тем более его должно с
лихвой хватить на всех. Мы выступили
через две недели. Тамплиеры
выполнили свои обязательства. Отряд
подобрался достойный: я, люди ордена,
еще сорок два рыцаря, опытные бойцы
не раз и не два отличившиеся в
битвах, хотя и не выслужившие
титулов и состояния, они, как и я, все
поставили на удачу, также сотни
полторы воинов, полсотни слуг и
десяток проводников, им, куда идем,
не объясняли. Хотели найти Мойшу,
вдруг окажется, чем-нибудь полезен,
но хитрый еврей исчез почти сразу,
как я покинул
его лавку.
Это
осложняло дело. Могли появиться
конкуренты, хотя в Сирии опять
началась какая-то смута - беи не
поделили власть, это одновременно
облегчало и усложняло дело. Стало
возможно пройти сквозь Сирию без
официального разрешения, но в
пустыне увеличилось количество
разбойников, сторонников местных
феодалов и прочей мерзости.
Путь
по владения христиан был почти
безоблачен, не считая драк в
трактирах и одно мелкой стычки с
наглыми вассалами графа Вильгельма
Ньюкастла. Граф оказался неплохим
человеком, хотя и был англичанином,
дело уладили миром. Но, миновав
границу Иерусалимского королевства,
мы очутились на чужой, враждебной
земле, и на чью-либо помощь
рассчитывать больше не могли.
Наш
путь лег через пустыню. Желтое
палящее солнце постоянно стояло над
головой, для новичков в пустыне, да и
для всех европейцев это было
тяжелое испытание. Не все его
вынесли. Наш отряд уменьшился на два
десятка бойцов. Но этим
неприятности не закончились.
Примерно через двадцать дней пути
от границы сквозь зной, песок и
нехватку воды мы разбили лагерь в
небольшом оазисе. Но не успели
напоить животных, как часовые
подняли тревогу, на горизонте
появились всадники, примерно две
сотни - стандартная ала, воинская
единица, сирийской конницы. Кто они,
сможем ли договориться? Думать
долго не стали, всадники, судя по их
воинственным крикам, явно не
миролюбивые паломники. В оазисе мы
могли держаться очень долго, но к
противникам в любое время могут
подойти подкрепления. Мы не стали
атаковать и заняли оборону,
предоставив сирийцам право первого
хода.
Прошло
два часа. Противник же уверившись в
нашей слабости, по мнению воинов
пустыни, если бы мы были сильнее, то
давно вышли и надрали бы им задницы,
пошел в атаку.
Мы
были готовы. Сарацин встретил град
стрел и арбалетных болтов. Они несли
заметные потери, но не отступали от
намеченной цели. У линии стрелков их
встретила стена щитов с
выставленными вперед длинными
острыми пиками. Загорелась
отчаянная схватка. Сарацинская
конница страшна лишь первым
безудержным натиском, затем,
встречая достойный отпор, она
обычно откатывается. Так случилось
и сейчас. Они отступили, оставив на
земле около шестидесяти своих. Мы
потеряли всего около десятка
убитыми и несколько раненными,
стрелы неверных тоже иногда
достигали цели, но на наше счастье
они не были смазаны какой-нибудь
смертельной гадостью. Но нашей
целью не была просто победа, нам
нужна была гибель всего вражеского
отряда, чтобы никто не ушел и не
предупредил своих, тогда наша
рискованная затея обречена на
провал - на чужой территории нас
перебьют, как кроликов. Вторая атака,
враги уже не лезут всем скопом под
стрелы и копья, попытаются
расстрелять нас издали, максимально
ослабить перед последним,
заключительным ударом. Мы меняем
одного своего бойца за одного
неверного. Время идет, вдруг враг
разжигает костер, и теперь вглубь
нашей обороны летят зажженные
стрелы. Это еще одно подтверждение
того, что перед нами не простые
разбойники, те бы не стали пытаться
зажечь припасы и снаряжение,
вызвать панику у животных, давить на
психику бойцов. Обмотанные горящей
паклей стрелы несколько раз
достигали цели. Огнем вывел из строя
еще двоих воинов и одного слугу, но
самое печальное, горящая стрела
попала в сложенные на земле мешки со
снаряжением и продовольствие, часть
груза погибла. Мучительно медленно
течет время под лучами раскаленного
солнца, люди начинают уставать. Но
мы не станем менять их на свежих,
пусть враги думают, что у нас
немного воинов, да и
воиноначальники христиан не
слишком умны.
Уловка
удалась. Враг снова атакует, на этот
раз клином. Стрел с нашей стороны
летит меньше, чем в прошлый раз, они
ликуют, осталось еще чуть-чуть
нажать, и наши тела останутся лежать
под солнцем, на растерзание шакалам.
Всё, уже идет битва лицом к лицу, но
тут внезапно количество
противников увеличивается вдвое,
клин завяз, теряет строй - это
ловушка! Но с лишком поздно. В дело
вступают наши резервы: два отряда
тяжело вооруженных всадников с двух
сторон врезаются в ряды сарацин.
Численное превосходство и
инициатива на нашей стороне. Бей их!
Но не все так просто, если бы мы дали
им дорогу к отступлению, рубить
бегущих было бы легче, чем сражаться
с теми, кто старается подороже
продать свою жизнь. Мы не могли
позволить себе, чтобы хотя бы один
сарацин вырвался из окружения и
привёл подмогу. Строй смешался,
сражение превратилось в
беспорядочную драку, где каждый сам
за себя. Мы
несли страшные потери.
Наши доспехи и оружие были лучше,
но в тесноте тяжелый доспех, в
который были облачены многие из
наших воинов, скорее вредит, чем
помогает, слишком часто длинные
тонкие кинжалы и ножи, которые
сменили из-за тесноты сабли, находят
дорогу в щели и сочленения. Сирийцы
дрались отчаянно, словно не
чувствуя ран и боли. Несколько раз
пытались прорваться, но мы им ни чем
не уступали, пресекая все попытки
уйти. Наши мечи и топоры вдоволь
напились крови. Резня была страшная,
но все же не один из сарацин не ушел.
Желтый песок покраснел. Наш отряд
тоже умылся кровью. Я получил
несколько не опасных, но
болезненных ранений. Хотя это было
не самое страшное. Один особо
удачливый сарацин все-таки сумел
зацепить меня своей длинной саблей,
прежде чем был насажен на пику.
Кольчуга спасла, рана заживет через
пару недель, но карта, которую я
хранил в мешочке на груди под
рубахой, карта на которой отмечена
заветная цель была залита кровью.
Часть изображенного на ней, пропала
безвозвратно, оставалось надеяться,
что сумеем обойтись тем, что
осталось.
В
строю осталось чуть больше сотни
человек, и три десятка раненых. Что с
ними делать на чужой земле? Бросить?
Но они же свои, на их месте мог быть и
я. Взять с собой? Замедлят
продвижение, да и две трети умрут
через неделю. Но все же выход был
найден. Девяносто воинов и четыре
проводника пойдут дальше, остальные
вместе с ранеными отправятся назад,
свою долю, если вернемся и мы,
они получат.
Как
стало известно потом, никто не
вернулся домой, их перехватила
шайка разбойников, грабящих
караваны, отважные воины стали
добычей пустынных шакалов.
Мы
обыскали трупы сирийцев, как
оказалось, это были люди Саллай ах
Динама, видимо Мойша успел
предупредить шаха, и тот, несмотря
на гражданскую войну смог, все-таки,
выделить две сотни всадников нам на
перехват. Поредевший отряд
продолжал двигаться на юго-восток,
больше никто не пытался нас
атаковать, так что за следующие две
недели потери составили лишь три
человека. Двое не вынесли тягот
похода, еще один погиб от укуса змеи.
Всех их похоронили в пустыне, один
из тамплиеров исполнил обязанности
священника и отпустил им грехи
перед смертью. Также погибло
несколько десятков лошадей и
верблюдов, часть снаряжения
пришлось бросить. Наконец, через
почти три месяца после выхода из
Иерусалима мы добрались до подножья
гор Алидаби, грязные усталые, но
сохранившие достаточно сил для
последнего рывка.
Все
было прекрасно кроме одной
маленькой мелочи, наши проводники
не знали троп и перевалов в этих
горах, они были люди пустыни. Мы
договорились, что они прождут нас у
подножья гор еще три месяца, если не
вернемся к сроку, - могут уходить,
только при случае сообщить
тамплиерам, чем дело закончилось.
Моя
карта была сильно повреждена, так
что пришлось помолиться всем святым
и идти, где, сверяясь с ней, а где и
наугад… – рыцарь вдруг оборвал
свою речь. Он словно заново
переживал те далёкие события. –
Горы, эти горы вокруг, они живые! –
его глаза горели. – Они живые купец,
тогда, двадцать лет назад, они были
против нас, пришельцев. Мы
заблудились, карта врала. Припасы
кончились, тёплой одежды было мало,
помощи ждать неоткуда. Голод, холод,
волки, гигантские волки, идущие
следом за нами! За две недели
погибло почти шестьдесят человек. –
его голос становился всё тише и тише.
– мы молились Богу и всем святым. Но
не они помогли нам, нет! - он
усмехнулся, - Суровый Рок лишь
отодвинул нашу смерть, сменил одну
западню на другую более страшную.
Дал нам временную передышку. Мы
вдруг заметили дым, за перевалом.
Устремились туда, тратя остаток сил.
Лишь бы выжить, спастись из лёдяного
плена.
Там
внизу лежала долина, с гор стекала
небольшая быстрая незамерзающая
речка, по склонам гор располагались
поля и виноградники. И деревня, даже
небольшой городок с аккуратными
домиками и высокой белой мечетью,
окруженной четырьмя минаретами.
Наш
спуск не остался не замеченным, из
села вышли люди и заспешили к нам на
встречу, примерно полсотни, с виду
не вооруженные. Нам было все равно.
Нас голодных, обессилевших, можно
было брать голыми руками. А вокруг,
казалось, была милая Франция,
Шампань - родина лучших вин и вашего
почтенного слуги. Куда-то делся тот
всё пронизывающий ветер, что мучил
нас с момента входа в горы, заметно
потеплело, да и снег лежал тонким
слоем в пару сантиметров, а не пояс,
как на верху. Вот подошли местные
жители, лишь половина из них, не
больше, с оружием, но мы все-таки
сжали покрепче обмороженными
пальцами рукоятки мечей. Богато
одетый мужчина средних лет вышел
вперед и спросил на своем наречии:
" Кто вы, путешественники? И что
вас сюда привело?". Я ответил, что
мы купцы и путешественники, искали
новый торговый путь на восток за
специями и пряностями, ведь всем
известно, что многие из них стоят на
вес золота, но заблудились в горах,
потеряли товары, снаряжение и
деньги, просим о помощи.
К
моему большому удивлению нас,
обессиленных, измученных переходом
через горы и пустыню не убили, даже
не пленили, чтобы продать потом
подороже заезжим купцам.
Наоборот:
даже не отобрали оружие,
предложили кров, пищу, лекаря и
баню. Разговоры отложили,
старейшина Ибрагим, крепкий мужик
лет сорока пяти, сказал, что в
дальнейшем разговаривать с нами и
решать все возникающие проблемы
будет только он. Остальные жители
отнеслись к нам дружелюбно, но от
разговоров уклонялись. Чужеземцам
нигде не доверяют. Мы вначале не
верили своему счастью - искали
подвох и ловушку, даже поставили
стражу на ночь. Но ничего не
произошло.
Городок Дамиетта был
невелик, но богат. У каждого жителя
здесь был свой собственный дом,
богато обставленный и изукрашенный,
я нигде не увидел больных, или нищих
столь обычных для Востока и Запада.
А их одежда больше бы подошла
зажиточным мастеровым и небогатым
купцам, чем жителям удаленного,
пусть и богатого горного поселения.
Жители торговали вином, шерстью,
кожами, вяленым мясом со всеми
предгорьями и не жаловались на
жизнь. Но что более странно в
городке не было стражи! Ни
собственных воинов для защиты от
разбойников, ни людей какого-нибудь
шаха, или бея. Как они могли упустить
такой лакомый кусок?
Три
дня мы провели, отдыхая, нам были
предоставлены отдельный дом, дрова
и еда, после вновь обретенных
удобств перенесенные трудности
начинали казаться далекими и не
реальными. Нам было разрешено
гулять по городку, никто не проявлял
к нам враждебности, люди улыбались,
но уклонялись от разговоров. Но не
всем повезло. Трое моих спутников
сильно обморозились, началась
гангрена, их лечили, но было ясно,
что меч в руки они возьмут нескоро,
если вообще возьмут. На четвертый
день после обеда к нам зашел местный
старейшина и с радостью ответил на
мои вопросы через переводчика,
моего друга-тамплиера Густава Фон
Бениргема.
- Салям Алейкум, дорогие
гости! Как прошел ваш сон, довольны
ли вы?
- Алейкум Салям, Ибрагим,
спасибо, мы всем довольны!
Вот только не обессудь,
отблагодарить за заботу нечем, - я
слукавил, немного золота у нас ещё
оставалось, но мы в чужой стране, оно
могло нам ещё сильно пригодиться, а
оружие отдавать никто не собирался.
Однако
Ибрагим пренебрежительно
отмахнулся.
- Какая плата?! Рыцарь ты
нас обижаешь, ведь вы гости! К тому
же наш Повелитель и Коран велят
помогать путникам в беде! Может тебе
ещё что-то от меня нужно? Говори,
странник, я
отвечу на твои вопросы!
- Не мог бы ты помочь
утолить наше любопытство, почтенный?
Мы не видели стражи и сборщиков дани,
где ваш правитель, или его наместник?
И если нет стражи, то почему не
беспокоят вас разбойники, и вы
живете так богато?
- Ты наблюдателен. –
довольно улыбнулся старейшина, - Да
действительно у нас здесь нет ни
сборщика дани, ни стражи, Но это
потому, что наш правитель достойно
правит нами, железной рукой отгоняя
зло, и берет за это небольшую, я даже
сказал бы очень маленькую дань.- Он
почему-то усмехнулся, обычно при
упоминании налогов и повинностей
люди делают все, но только не
смеются.
- И где же ваш правитель?
Кто он? Много ли у него воинов? Мы
сможем его увидеть?
- Он человек из древнего
рода очень древнего, мы его искренне
уважаем за его силу и
справедливость. Живет он в горах, -
пауза, - высоко в горах, далеко
отсюда. Время от времени заезжает к
нам. Вам прядется пожить здесь, пока
он не посетит нас снова и не
поговорит с вами. - Он вновь
улыбнулся. - Я ответил на твои
вопросы, странник, теперь ответь же
и ты на мои.
- Спроси, и я постараюсь
ответить, - Ответил я.
Мне не нравилось его
любопытство, но деваться было не
куда.
- Кто вы, почтенные?
- Я уже говорил кто мы,
когда мы встретились. Разве у тебя
такая плохая память, уважаемый
Ибрагим?
-У меня прекрасная
память, и я так же много повидал в
этой жизни. Вы не те за кого себя
выдаете - не купцы. - Голос больше не
был мягким и спокойным, в нем
слышалась сталь,- Благородные люди
ваших народов не снисходят до
торговли, считая ее презренным
занятием, достойным лишь низших
сословий. Так что не пытайтесь
обманывать меня дальше! Вы опытные
воины, - это видно сразу! - Он поднял
руку, призывая к тишине, не давая мне
времени возразить, лицо его вдруг
стало суровым, на щеке проступил
незаметный прежде длинный, хорошо
залеченный шрам, стало ясно, что
этот человек действительно видел
мир и побывал в не одной схватке, до
того как стал убеленным сединами
старейшиной. - Я не враг вам, но
отвечаю за безопасность здешних
жителей. Говорите! Может я чем смогу
помочь...
- Ты мудрый человек,
Ибрагим, ты прав, мы не купцы. - Не к
лицу рыцарю обманывать того, кто
спас нам жизнь, да и отпираться было
бы просто глупо. - Не торговля
привела нас в эти горы. Нечто другое.
Настолько ценное и важное, что мы не
щадили свои жизни продолжая путь
несмотря на гибель товарищей. Ты
понимаешь, мы не можем просто взять
и поделиться с тобой своей тайной,
скажу только, что опасности для вас
нет никакой. Не расспрашивай больше,
я сказал все, что мог!
После
того, как старейшине перевели мои
последние слова, он откинулся на
спинку старого кресла и долгое
время не произнес и звука. Ибрагим
размышлял о чем-то важном, что,
несомненно, может повлиять на нашу
судьбу, поэтому мы просто ждали.
Пальцы старейшины перебирали четки
из белых камешков, и только их
щелканье друг о друга нарушало
тишину. Наконец старый араб отложил
четки в сторону и обратился ко мне:
- Я знаю, зачем вы здесь,
то, что спрятано там,
в горах, уже много столетий
влечет храбрецов, и все проходят
через Дамиетту. Не вы первые, не вы
последние, пока существует мир
Аллаху угодно, чтобы попытки не
прекращались. За последние
пятнадцать лет, что я живу здесь, вы
вторые, ваши предшественники не
вернулись, а они были достойные
воины, несмотря на их небольшой рост
и странную желтую кожу. Хотя старики
говорят, что иногда попытки
удавались, но лично я не знаю ничего
о судьбе удачливых… -
наконец произнёс он серьёзным и
почему-то печальным голосом.
- Откуда тебе это
известно? Что, значит, были удачные
попытки? Сокровища там нет? Что ждет
нас там? – Я, пораженный услышанным,
осыпал его градом вопросов.
- Ветер в горах разносит
много новостей, надо лишь уметь его
слушать. Не волнуйся твое "сокровище"
все еще там, его хватит на всех. Но
только рискнувшие могут знать, что
там их ждет....
- Не морочь мне голову,
Ибрагим, откуда ты это знаешь?
- Мы просто знаем,
недоверчивый рыцарь, я не могу тебе
ничего больше сказать.
- Ладно, это не важно, но
ведь путь к сокровищу вы знаете?
Гора большая, нам самим искать
вход можно вечно, а на карте на горе
стоит просто красный круг?
- Мы не знаем дороги, воин,
но ее знает наш правитель, он скоро
здесь будет. А ты бы подумал, стоит
ли рисковать, только что, выбравшись
из лап смерти? Мы дадим вам
проводников и припасы на обратную
дорогу. Подумай... Аль Миратэ дель
Вараби - древняя гора и таит в себе
много странного, загадочного и
опасного.
- Я поставил все на
поиски этого сокровища! Если сейчас
все бросить, то тогда окажутся
напрасными все жертвы, и тени
погибших товарищей будут
преследовать нас всю жизнь. Да и
никто не согласиться отказаться от
попытки, когда до желаемого всего
один шаг!
-Тогда спроси своих
воинов, рыцарь, что скажут они? Ведь
им так же приодеться рисковать. Вы
должны быть едины в своем решении.
Только так.
- Причем здесь единство,
если даже кто-то вдруг откажется, в
чем я глубоко сомневаюсь, пойдут те,
кто согласен.
- Нет, решение должно
быть общим только так!
- Вновь повторил араб. Эта его
фраза показалась мне странной, но
мало ли странностей у седого араба,
мусульманина, да перевод мог быть
просто не совсем точным.
Мы
обсудили сказанное Ибрагимом, никто,
как я и ожидал, даже не подумал
бросить начатое, даже Анри д'Эслен
Лемаль с одной рукой и без четырех
пальцев на правой ноге, началась
гангрена, их пришлось ампутировать,
и тот всей душой рвался вперед. Хотя
его и еще двоих в любом случае во
время последнего рывка придется
оставить в Дамиетте, после гор они
не пригодные к бою калеки.
Старейшина, казалось, был опечален
результатами всеобщего совета, но
согласился помочь.
- Раз вы так решили, все
как положено, я отошлю владыке
письмо с голубем, он приедет, когда
решит, что время пришло.
- Ибрагим, а когда придет
время, сколько нам ждать'?
- Не спешите, отдыхай,
сейчас вы слабы и больны, набирайте
силы. Они вам наверняка понадобятся.
Прошла неделя, вторая, местный
правитель так и не появлялся. Мы
восстанавливали силы, отъедались,
залечивали раны, изгоняли из тела
кашель и прочие болезни, приставшие
к нам в горах, тренировались в
обращении с оружие. Свежий горный
воздух, вкусная горячая пища,
нормальные кровати, теплые
помещения - все это способствовало
возвращению в норму. Местные жители
по-прежнему с нами не разговаривали,
изредка заходи Ибрагим, спрашивал:
" нет ли проблем?" Я догадывался,
что они считают нас безумцами,
которые скоро неминуемо погибнут, а
с мертвецами, даже живыми лучше не
общаться. К концу третьей недели
прежние силы и способности были
почти восстановлены, появилось
желание поскорей начать
завершающую фазу похода, - добычу
богатства.
Вечером
в субботу мы играли по очереди в
нарды при свете свечи, большинство
воинов уже спало. Тут дверь
отворилась, и вошел старейшина: "
Рыцирь Жах, идти со мне, надо говорит.
Приехат правитэль. Одын."
Это было произнесено на плохом
французском, я не знал, что Ибрагим
может говорить на моем языке, до
этого мы всегда общались через
переводчика. Эти милые горы
скрывали больше тайн, чем думалось с
первого взгляда.
Густав
хотел выйти со мной, но я остановил
его, мы в гостях, надо слушаться
хозяев. На улице уже стояла ночь.
Безумствовала вьюга, ветер норовил
повалить с ног. Как и когда этот
правитель добрался сюда? Ведь днём
его здесь точно не было, а
путешествовать ночью в такую погоду
может только безумец или очень
везучий герой. Старейшина отвел
меня в свой дом. Я там раньше не был.
В большой богато обставленной
комнате в кресле сидел человек. В
помещении не горели свечи,
источником света служил догорающий
камин, слабый свет, исходящий от его
углей не позволял разглядеть
правителя, как следует, собственно
говоря, была видна только фигура.
Одежду и лицо рассмотреть не
получалось. Возраст был тоже неясен.
Но и так многое можно было понять.
Сидевший был высокого роста и очень
могучего телосложения, таких людей
я своем веку видел не много. Он был
воином. Об этом говорил кинжал,
пристегнутый к поясу и то, как он
держал руки. Немного согнутыми.
Признак долгих и упорных занятий
фехтованием. И фигура, со стальными
мускулами, это было заметно,
несмотря на плохой свет и дорожную
одежду. Сапоги правители беспощадно
топтали роскошный ковер, за такой во
Франции отдали бы целое состояние,
это была вещь достойная короля. Меня
же настойчиво попросили снять обувь.
Указывать рыцарю, что делать, да как
они смеют! Возмущение
охватило меня, но не время было
спорить. Правитель внезапно
обратился ко мне, на английском,
повергнув меня в шок, скоро здесь
даже пес дворовый будет лаять по-испански.
- Здравствуй, воин, ты
ждал меня, не удивляйся, что я,
говорю на знакомом тебе языке, на
знакомом, вижу ты меня понимаешь, я
воевал в том месте, что вы называете
"Святая земля". – Правитель
замолчал, давая мне время осмыслить
услышанное.
Да
уж мир становиться все теснее и
теснее. Моя бабушка по материнской
линии была англичанка, баронесса,
поэтому английский я знал. Вспомнил
бабушку и понял, что показалось
странным, правитель говорил, как она,
язык меняется, сейчас молодые
англичане говорят немного по-другому.
Значит правитель не так уж и молод.
- Здравствуй и ты,
благородный, ты, вероятно, знаешь, по
какой причине мы здесь. И какую цену
заплатили, прежде чем добрались до
этого селения. Мы не можем платить
ее снова, вновь блуждая по горам,
когда цель так близка. Ибрагим
говорил, что ты можешь нам помочь.
Так ли это?
- Да это так. Карта до
вашей заветной цели у меня, если
захотите, вы ее получите.
- Карта у тебя'? Но почему
тогда ты не попытаешься добыть
спрятанное сам? Или пытался, но не
получилось?
- Ты хочешь знать все
фазу. Что ж стремление к знаниям
похвально. Может у тебя есть шанс...
Ничто бесплатно не дается в этом
мире. Я не буду отвечать на твой
вопрос. Ты сам узнаешь ответ на
него, если захочешь! -
- Хорошо,
ты весь окутан тайнами, не буду
больше пытаться их узнать. Но каковы
твои условия? Что ты хочешь взамен?
Долю добычи? Пойти вместе с нами? – Я
не мог понять, что нужно этому
загадочному человеку, чего он
добивается, о чём думает?
- Ни то, ни другое. Если
вернешься, сам поймешь. Держи! - Он
встал и протянул мне свиток. – Удачи,
рыцарь! Она тебе понадобится. И
помни - передумать
и вернуться никогда не поздно.
Прощай!
Я
понял, что аудиенция закончена,
попрощался и вышел. Вернулся в наше
временное пристанище, растолкал тех,
кто спал, и собрал всеобщий совет.
Рассказал о карте, оюрадовались,
решили выступать немедленно, на
следующий день, некоторые уже
начали загадывать, как потратят
деньги. Выходили на рассвете,
отдохнувшие, полные сил, казалось
ничто не может нам помешать. Нас
никто не провожал. Короткая цепочка
последних бойцов почти
исчезнувшего отряда. Всего двадцать
девять человек. Двадцать девять, из
более чем двух сотен, вышедших из
Иерусалима. Тринадцать
рыцарей и шестнадцать простых
воинов, но все погибшие в этой
авантюре шагали с нами в одном строю.
С оружием и
снаряжением проблем не было. Полные
сил, верящие в победу и удачу мы
могли победить маленькую армию,
имей она глупость встретиться на
нашем пути. Правитель нас не обманул,
указал правильную тропу. Путь был не
трудным, здесь ходили до нас.
Тропинка заросла, почти исчезла, но
по ней явно ходили раньше. По дороге
нашли несколько ржавых железок:
пряжку, остатки ножа, гвоздь, а также
полусгнивший сапог. О том, куда
делись предшественники, старались
не думать. Пред нами возвышалась
гора Аль Миратэ дель Вараби –
Победительница Сильных.
Мы шли без приключений, только
меня не оставляла дикая мысль.
Однажды над горой я увидел
человеческое око из воздуха,
которое в прочем никто кроме меня не
заметил. Но это всё равно не давало
мне спать.
К
полудню четвертого дня достигли
цели. Вышли к подножью горы хранящей
сокровище. Еще через час карта
вывела на вход. Площадка с ровным
пологим спуском примерно в ста
метрах от уровня земли. Круглая арка
с причудливой резьбой, явно
человеческих рук дело, и множество
цветов слева и с права от тропинки,
веду щей к арке, тут за ней явно
присматривали. Цветы, ни одного из
них я не видел раньше, они были
прекрасны, украшая мир великолепием
своих красок. Отряд остановился,
никто не решался первым вступить за
порог арки и узнать, что там
твориться. Я тоже колебался, но
ждать снаружи можно до
бесконечности. Шагнул первым.
Как
только я ступил за порог, то увидел
несколько факелов, кем-то заботливо
положенных в ожидании нашего
прихода. Как мило, вот бы и дальше
все складывалось также удачно. Но
кто сложил их здесь'? Будем
надеяться, это Ибрагим решил
максимально облегчить наш путь.
Темный коридор длился недолго.
Шагов пятьдесят. А дальше был свет.
Много света, солнечного света. Не
понятно только, как он здесь
появился. Свет исходил из большой
залы, вырубленной в скале. Но и здесь
его источники не были найдены. Зала
поражала воображение. Она была
пирамидальной формы, несколько
десятков граней сходились где-то
наверху, так высоко, что не смогли
увидеть на какой высоте. В ней могли
вместиться человек пятьсот. Пол был
разукрашен сотнями мозаик,
выложенных золотом, серебром и
драгоценными камнями, кто-то чуть не
принялся выколупывать
драгоценности. Залу надвое
разделяла полоса, выложенная из
рубинов невиданной величины
ограненных в форме прямоугольника.
Но самое интересное, напротив входа
в залу находилась дверь,
неприметная, старая и оббитая. А
рядом с дверью стоял человек.
Справа и слева от двери
было развешено оружие. Все что
человек выдумал для убийства себе
подобных, висело здесь. Мечи, сабли,
ножи, кинжалы, топоры, булавы, секиры,
алебарды, кистени и кастеты, боевые
перчатки и веера, луки, арбалеты,
трубочки для плевания отравленными
стрелами, иглы, боевые цепы, копья
всех форм и размеров. А человек
выбирал, повернувшись к нам спиной.
Рост примерно шесть футов,
мускулистый, одет в черные кожаные
штаны, белую вязанную рубаху, такую
обычно одевают под доспехи, на ногах
прекрасные сапоги, похожие на те,
что делают в Кордове. И он выбирал
оружие, нетрудно было понять для
кого. Надежды на то, что он здесь
случайно, никто не питал. Вот оно
препятствие. Мы обнажили мечи и
пошли к нему. Всего-то один
противник, даже если мастер, у нас
здесь двадцать девять бойцов.
- Кто ты'? Назовись! Мы
проделали долгий путь и не уйдем без
добычи! Лучше нам не мешай! –
прокричал я, пытаясь громким
голосом и наглостью прикрыть
охватившее меня волнение.
- Не важно кто я. Уходите!
Здесь нет того, зачем вы пришли! - Он
наконец-то выбрал себе оружие –
тяжелый полутароручный меч. Оружие
опытного воина. Обернулся.
- Что
за черт! Он европеец! - Прокричал кто-то.
- Нет! Не может быть! Лорд
Монтимер?! Ты умер! Сгинь сатана! -
Это прокричал во всю силу своих
легких Эдвард - Лучник, англичанин,
самый старый из нас, отбивавший
Иерусалим у неверных двадцать лет
тому назад.
- Кто это? Эдвард, ты его
знаешь? – воскликнул я.
Наш
противник был белокожий, лет
тридцати, и на его рубахе был нашит
синий крест. Я был поражен не меньше
остальных. Что-то знакомое
послышалось мне в его голосе.
- Да, сир, я его знаю. Это
мой сюзерен, Лорд Монтимер, отважный
рыцарь, пропавший без вести спустя
год после захвата Иерусалима. Или
это дьявол, дьявол принявший его
обличие...
- Ты прав, Лучник, это я.
Познакомились? – неожиданно
согласился воин, - А теперь уходите!
Вы не получите то, что я охраняю!
Прочь!
- Я узнаю твой голос! Ты
правитель Дамиетты! Ты сам дал нам
карту. Мы пришли, и нас ничто не
остановит! Но зачем ты это сделал? -
Гнев, удивление, непонятное
предчувствие чего-то страшного - эти
эмоции переполняли меня.
- Вы дошли до Дамиетты,
таковы были правила. Уходите! – он
был явно не настроен на длинную
беседу.
- Ты так усердно гонишь
наш прочь, забывая, что мы,
перенесшие столько опасностей, не
отступим от своего, нам нечего
терять!
- Что вам надо? Золото?
Драгоценности? Посмотри вокруг! –
он развел руками. – Всё это ничего
не стоит!
У
входа в залу отворилась спрятанная
в скале и незаметная доселе ниша.
Поток золота и невероятно огромных
драгоценных камней хлынул на
выложенный мозаикой пол. Кто-то не
удержался и принялся собирать
неожиданное богатство.
- Видишь, рыцарь! Вот оно
твоё богатство! Бери, сколько хочешь,
завтра всё равно этот мусор
восстановиться!
Его
последние слова вызвали брожение в
наших рядах, слишком уж необычно, с
пугающим спокойствием и равнодушие
держался наш новый знакомец, словно
перед ним был не отряд воинов, а
кучка надоедливых насекомых. И он
сейчас возьмет мухобойку и перебьет
их всех быстро и без всяких эмоций,
просто потому что надоели.
Рисковать, или последовать его
совету? Кое-кто из простых воинов
стал набивать карманы и походные
сумки, мучаясь от неожиданного
выбора. Я не выдержал, мне не нужно
было такое богатство, что так легко
даётся, как подачка, или милостыня,
здесь какая-то загадка, загадочный
страж скрывает что-то гораздо более
ценное.
- Стойте! Он над нами
смеется! Посмотрите, нам предлагают
собрать то, что валяется у порога. А
что тогда там, за дверью. Не ужели
для этого нас палил зной пустыни, до
костей пробирал холод, рубили
сарацины, чтоб мы, словно нищие,
довольствовались чьёй-то подачкой,
когда за дверью нечто гораздо
большее и ценное! Вперед!
- Но он же умер много лет
назад, и явно отличный рубака! Можно
ли его вообще победить? Не демон ли
это? - Раздалось сразу несколько
голосов.
- Можно, уже были
смельчаки, что добивались победы!
Нечистая сила не выносит креста,
посмотрите, что нашито на его
рубашку! Это всего лишь существо из
плоти и крови. Подумайте, за этой
дверью все богатства мира. А может
что-то ещё более ценное, может это
дверь в рай, а может счастье для всех!
Мы будем королями! Весь мир будет
наш! Это знак свыше! Вперёд мои воины!
Возьмем же то, что принадлежит
нам по праву! Мы победим! С нами Бог!
Мы не можем не победить. Вперед! – я
отчаянно кричал, вкладывая в свои
слова всю свою страсть и волю, мне
нужны были их мечи. А страж смотрел
на нас с какой-то непонятной
усмешкой, за которой, как мне
показалось, скрывались, не поверите,
понимание и сочувствие.
- Ты прав! Убьем этого
стража! Нам не впервой побеждать!
Нас двадцать девять, а он один. - Моя
речь не оставила никого равнодушным.
Да как он посмел предлагать нам
крестоносцам, лучшим воинам во всем
мире свою милостыню. Это уже дело
чести - победить. Раздались
воинственные крики.
Время
разговоров закончилось. Мы
двинулись к разделявшей нас
рубиновой черте. Первым ее пересек
Карл д'Эвре от Монтимера его
отделяло ярдов семь - восемь. Но тот
внезапно прыгнул вперед, за один
прыжок покрыв все расстояние, никто
этого не ожидал, и меч в его
вытянутой руке ударил Карла в горло,
кольчуга не спасла. Первая кровь,
пролившаяся на мозаичный пол,
оказалась, далеко не последней.
Одновременно с ним драться могли
человек шесть - семь. Самый лучший
фехтовальщик недолго выдержит
против почти трёх десятков
противников, тем более что мы были
отнюдь не слабыми бойцами. Страж
отчаянно дрался, успевал парировать
все наши выпады, и сам наносил удары.
Его мечи успевали повсюду:
парировали наши удары, обрубали
древки алебард и копий, били в
незащищенные места, не давая
второго шанса тем, кто имел
несчастие открыться. Этот длинный
серебристый клинок мелькал в
воздухе, не возможно было уследить,
с такой быстротой сверкало оружие.
На великолепные мозаики падали тела
моих товарищей, кто со вспоротым
животом, кто с перерезанным горлом и
пробитой грудью. Другим везло
больше: отсечена кисть, подрублена
нога. Но мы не могли его зацепить, и с
каждой новой потерей немного
отступали назад. Один человек
теснил двадцать, без доспехов, всего
лишь с одним мечом. Казалось, он не
уязвим. Но тут, когда на земле уже
лежало пять трупов. Удача
улыбнулась нам. Простой воин Жак
смог его ранить. Пусть не глубоко, но
рубашка окрасилась кровью. Это
мигом подняло упавший боевой дух.
Все- таки человек, из костей и плоти.
И его можно убить. И даже гибель
Жак, получившего страшный удар в
лицо, не могла нас остановить. С
новой силой мы атаковали Монтимера,
когда-то честного рыцаря, теперь же
из-за непонятной тайны рубившего
своих одноверцев. И вновь
раздавались звон клинков, стоны
раненных и умирающих. Монтимер
дрался молча. Еще несколько раз нам
удавалось ранить его. Но не разу
рана не была опасной или хотя бы
тяжелой. Из нескольких порезов
сочилась кровь, но это, к сожалению,
не сказывалось на той скорости, с
которой его клинок рассекал воздух.
Отвести удар двуручника, уклониться
от топора, выбить саблю, ударом ноги
сломать голень и вспороть падающему
живот - он успевал все.
Мои
успехи были куда меньше. Несколько
раз мне казалось, что страж открылся,
и мой клинок с частицей гроба
Господня в рукоятке устремлялся к
цели. И всегда удар был отбит. Из
строя выбыло уже десять человек,
когда Гоше де Шантильен
поскользнулся в крови, и не успев
должным образом среагировать, и был
разрублен от плеча до груди. Страж
подался, вперед нанося удар, спина
оказалась на мгновение открыта. И я
ударил. Поступок не рыцарский, но
выбирать, когда пол-отряда на земле,
не приходилось. Мой меч должен был
его разрубить пополам. Должен был,
но не сделал Удар точный, прямо
между лопаток, но рана глубиной не
больше половины дюйма. Это так меня
поразило, что я слишком поздно
парировал ответный, нанесенный на
отмах удар стража.
Левую руку обожгло.
Погибли еще трое. Мы снова отступили.
Из-за наших спин в Монтимера
полетели стрелы. Пятеро стрелков
били с расстояния десяти ярдов,
промахнуться невозможно. Три стрелы,
пущенные в него, с лязгом отлетели в
сторону; он отбил их клинками в
полете, такого ни я, никто из моих
товарищей раньше не видел. Но две
попали ему в грудь. Он покачнулся и
прижал руку к груди, там
расплывалось кровавое пятно.
Неужели все! Но нет! На пол упала
одна стрела, в крови лишь кончик
наконечника, обычно стрелой из
большого английского лука
пробивают насквозь человека в
полном доспехе, а на нём только
вязанная рубашка, мокрая от пота и
чужой крови.
Монтимер
выдернул вторую стрелу, результат
тот же, показал ее нам, усмехнулся и
спросил: " Ну, как? Уходить не
надумали?". Все были поражены,
никто не ответил. Тогда он метнул
стрелу рукой, Эдвард-Лучник так и не
понял, что был убит собственной
стрелой, вошедшей ему в глаз.
- Уходите! Забирайте
драгоценности, которые сумели
добыть, и уходите! – Вновь раздался
его голос, и я почувствовал в нём
непонятную усталость и горечь.
Монтимер не хотел нас убивать, хотя
мог это сделать, он просто исполнял
свой долг, не пускал к цели. Я его
понимал, и ещё больше ненавидел.
Все кончено. Все победы и
жертвы оказались напрасны. Нас
осталось пятнадцать человек.
Шестеро уже не оглядываясь,
потянулись к выходу, прижимая к телу
мешки, туго набитые поданным как
милостыня золотом. Я ни куда не
пойду, останусь и умру рядом с теми,
кого я завлёк в этот гибельный поход.
Да и не возможно жить дальше, думая о
том, что был на волосок от разгадки
страшной тайны
- Не дождешься, исчадье
ада! Я или убью тебя, или паду рядом с
моими товарищами! – прокричал я,
вновь переходя роковую рубиновую
черту, - черту цвета нашей крови.
Монтимер
посмотрел мне в глаза и
одобрительно произнёс:
- Ты
достойный человек, рыцарь Жак де
Молле! Я бы не отказался биться с
тобой плечом к плечу против тысяч
врагов! – он взмахнул своим
серебристым мечом, - К бою! Пусть
случиться, что суждено!
Мои
товарищи последовали за мной в этой
страшной безудержной атаке
обречённых, они тоже не могли
покинуть эту залу, не позволяли
честь, долг, совесть, ненависть,
разбитые мечты. Вновь зазвенели
клинки. И он, с лёгкостью отбивавший
атаки двадцати, сначала даже
отступал под градом отчаянных
ударов. Хотя, конечно, так долго
продолжаться не могло. Звон стали,
слишком быстрое для человека
движение, свист рассекаемого
воздуха, и ещё один храбрые воин
падает мертвым на выложенный
сокровищами пол. Так не могло
продолжаться вечно. Монтимер
выполнял грязную неприятную для
него работу, безжалостно уничтожал
захватчиков. Наши клинки не могли
ранить его глубже, чем на дюйм,
глубже казалось, сама плоть стража
обращалась в железо. Но мы дрались
без надежды на победу. Мой друг
Густав был еще жив, когда в моей
голове промелькнула отчаянная
мысль, нет, не подсказывающая, как
победить, просто манящая жалким
шансом на отмщение.
Мой
друг упал с пробитой грудью. Мы с
Монтимером остались один на один.
Одна рука у меня была повреждена. Он
посмотрел мне в глаза, затем на тела
своих врагов и поклонился, отдавая
честь нашей отваге, потом вновь
взмахнул мечом. Для него я был уже
мёртв.
Я
отчаянно закричал, бросился на него,
замахнулся мечом… Длинный клинок
Монтимера вылез у меня из спины…. Я
зашатался, выпустил меч, и шагнул
вперёд ещё глубже насаживая своё
несчастное толе на вражеский меч….
Изо рта хлынула кровь, чёрная пелена
застилала глаза, адская боль
раздирала тело…
Чрез
мгновение я был бы уже мертв, но
мгновения хватило. Мои руки
соединились пред грудью Монтимера,
он не мешал моим последним
мгновеньям, не видел опасности…
Узкий стелет послушно скользнул в
ладонь из ножен, закреплённых на
запястье под кольчугой. Мой клинок
ударил Монтимера в шею, страж, не
ожидавший этого, не успел
увернуться, или высвободить свое
оружие. Рана получилась опять не
глубокая, меньше дюйма в глубину, но
этого хватило, чтобы перерезать
артерию. Умирая, я видел, как
Монтимер пытается зажать рану рукой,
но это бесполезно и жизнь в прямом
смысле вытекает из него. Умирая, я
был счастлив.
Рыцарь
замолчал. Я тоже долгое время не мог
вымолвить не слова. За время своих
торговых путешествий я видел и
слышал всякое, чтоб такое…. К тому
же я откуда-то знал, что христианин
говорит правду. Наконец все же
решился и спросил:
- И что же, рыцарь, твои
раны оказались не смертельны, и ты
выжил? Какое сокровище ждало тебя за
невзрачной дверью?
- Нет, купец, я умер.
Просто умер, как это не громко
звучит. Моих ран мне хватило с
лихвой. А потом темнота. Сон без снов.
Не знаю, сколько это длилось. Но я
проснулся. Весь в крови: своей и
чужой, но живой и невредимый. Только
все тело мучила страшная боль. Встал,
огляделся, вспоминая все, что
произошло. Меня окружали мертвецы.
Кто это? Рядом со мной лежало тело
старика лет пятидесяти в
полуистлевшей одежде и только по
паре ржавых мечей, да по остаткам
некогда синего креста я понял кто
это.
Лорд Монтимер, до конца
исполнявший свой долг. Я поклонился
погибшим, и, шатаясь, побрел к двери.
Она отворилась сама собой, когда я
приблизился к ней. А там...
- Продолжай, рыцарь, что
же ты остановился!? - Я не мог
дождаться ответа.
- А там маленькая комната
с истертым ковром на полу,
деревянной кроватью, креслом и
большим столом с двумя выдвижными
ящиками, такими пользуются наши
ростовщики и банкиры. На столе
лежала небольшая книга в потертом
сером переплете. Стал искать тайник,
потайную дверцу, кнопку, выступ,
плиту, открывающую дверь к
сокровищнице, где храниться нечто
ради чего стоило пройти сквозь всё
это. И ничего не нашел. Ничего.
Совсем. Ни малейшего признака
какого-либо секрета, ни драгоценных
камней, ни груды серебра и золота, ни
волшебного оружия, ни драгоценной
посуды, то есть посуда была -
несколько тарелок и чашек, но
глиняные и деревянные, правда
отличной работы, даже мелкой
монетки. Ты не представляешь, что я
пережил, какой удар обрушился на
меня. Ничего, пустышка. Все: кровь и
боль, радости и страдания, все
напрасно. Не зря так упорно Монтимер
уговаривал нас уйти. В злобе и
бессилии я разбил в кровь кулаки об
стену, не чувствуя боли, и на конец
упал на кровать в изнеможении. Жить
дальше не хотелось.
- Так вы были обмануты….
- Не обманут кем-то, а
обманувший сам себя! - Рыцарь
перебил меня. - Все должно быть точно
и правдиво.
- Хорошо, сами себя
обманули, но все-таки нашли силы
жить дальше, и теперь уже несколько
лет живете здесь, боясь или не хотя
вернуться к назад,
- Ты не прав, хотя я живу
здесь лет уже двадцать, или
девятнадцать, спроси у Ибрагима,
если нужна точность. Все обстоит не
так.
- Но тогда вам должно
быть уже лет сорок, а я вижу молодого
человека!
- Ну, во-первых, горный
воздух, во-вторых, свежее целебное
молоко и полезная пища, в третьих,
постоянные упражнения - все это
поддерживает меня в форме, и
замедляет время. Не верите? - Спросил
он, улыбаясь, видя, что его слова не
вызывают моего доверия. - Ну, тогда
скажу правду. - Он перестал
улыбаться, лицо вновь стало
серьезным. - Спустя какое-то время я
поднялся с ложа и стал думать, что
делать дальше. Плюнуть на все,
набрать из предложенных Монтимером
сокровищ столько драгоценных
камней, сколько смогу и уйти прочь,
радуясь жизни, не хотелось.
Некоторые мои предшественники так и
сделали и проиграли, оставив самое
ценное не замеченным, думаю, они не
ушли дальше первой пропасти. Вновь
огляделся вокруг, подошел к столу и
открыл книгу, даже не надеясь найти
там знакомые буквы. Открыл и….
- И что?
- И понял, что прошел
испытание, добился своего, и надо
думать, как жить с наградой дальше. Я
получил знание, полное и
всеобъемлющее обо всем, что, было,
есть и о вариантах того, что может
случиться. Я знаю и помню все, что
когда-либо происходило на земле: от
жизни и смерти каждого цветка и
пылинки, до того как, почему, зачем и
за сколько дней был создан мир на
самом деле, что есть создатель,
каковы его мысли и чувства.
События и люди проносятся перед
моими глазами со своими причинами и
следствиями, я бесстрастный
наблюдатель. Я только не знаю, кто
придёт ко мне на смену, как, кстати,
не знал и Монтимер. Мне ведомы
ремесла и чародейство. Знание, как
зажигать звезды на небе, разрушать
горы, даровать бессмертие взмахом
руки. Что нас ждет на самом деле
после смерти, кстати, совсем не то,
что пишут в разных книгах, считаемых
священными. Я вижу, ты готов умереть
лишь за одно слово об этом из моих
уст, но уста сожмутся, лишь я помыслю
поведать тебе хоть одну из ведомых
мне тайн. - Он внезапно замолчал,
обрывая свою речь, и через несколько
мгновений продолжил совсем другим
тоном. В голосе послышалась грусть и
усталость. - Я поведал тебе мою
историю, купец, и теперь попрошу
тебя рассказать ее как можно
большему количеству людей, ведь
есть еще храбрецы, что решать
попытать счастья, пусть и шансы на
успех не велики.... Я все еще лучший
воин этого мира...
- Но почему? Почему ты
просишь об этом меня? Стало скучно,
охота вспомнить молодость и
помахать мечем вволю? Или что-то не
так в описанной тобой картине, и
тебя надоели твоя сила и могущество?
Ведь ты, ты желаешь смерти?! – я
не мог понять его тоски и печали.
- Сила и могущество? Мой
друг их нет у меня! Хранитель может
применить свои знания и умения лишь
однажды. Я уже истратил своё желание.
- На что? – спросил я,
затаив дыхание.
- Щёнка вылечил, он до сих
пор живёт в моей пещере.
Меня так терзает одиночество!
Этот городок единственное место,
где я могу общаться с людьми.
Правила обязывают меня лечить,
беречь и хранить его жителей, лишь
это позволяет использовать частицу
из того, что я умею, даже со
следующим кандидатом я должен
биться схожим оружием, как простой
человек. И совершенно не знаю, кто
убьёт меня, не обязательно, чудесный
мечник, или могучий герой, возможен
любой вариант…. Но каково мне
общаться с людьми даже в этой
единственной разрёшенной для меня
деревне, заранее зная все их речи и
мысли, играть в шахматы, вида все
ходы противника, еще лишь предлагая
сыграть партию. Я и хранитель и
заключенный. Побег не возможен. Лишь
смена караула, и отправка на тот
свет. На самом деле там не тот свет, а
…. - Рыцарь оборвался на полуслове и
прокусил губу, борясь с сильной
болью. - Видишь! - Он усмехнулся, и
стер бегущую с нижней губы каплю
крови. - Запреты действуют. Ну да
ладно! Что мы тут философию разводим!
Держи! - Рыцарь протянул мне свиток,
неожиданно появившийся в его руке. -
Тут карта, точная, точнее не бывает.
Сам составлял. Не заплутаете, как мы
когда-то. Ну, все важное уже сказано,
ты знаешь, что делать. Прощай, купец!
Удачи! - Встал из-за стола и быстро
пошел к двери.
Он
уже закрывал дверь, когда я
сообразил, что не попрощался с ним.
Вскочил, добежал до двери, распахнул,
- никого вокруг не было. На
белоснежном покрывале только, что
выпавшего снега не было не единого
следа. Вернулся назад в таверну,
никто не обращал внимания на мое
ошалевшее красное лицо. Загадочное
исчезновение странного собеседника
тоже никого не удивило, или же было
привычным, обыденным делом.
Прошли
годы, и произошедшее иногда кажется
мне сном, наваждением, мороком,
долгое время я не решался изложить
случившиеся на пергаменте, но
обещание, данное когда-то в горах
надо выполнять. Скажу вам по секрету,
я не раз собирался отправиться туда
сам, но что-то меня останавливало,
наверное, рассказ рыцаря, о том,
какой болью и одиночеством
приходиться платить за потаённое
знание. Сейчас, читая эти строки, вы
можете усомниться в правдивости
написанного, посчитать Мухаммеда
больным и свихнувшимся на старости
вруном, но будете неправы. Клянусь
Аллахом! Все написал, как было!
Ничего не приукрасил! Карта, данная
рыцарем, прилагается к моим записям.
За тридцать лет горы, думаю, не
сильно изменились….
Написано в пятьсот
семьдесят восьмой год от рождения
Пророка в девятый день месяца
рамазан Мухаммедом Ибн Ахмедом из
рода Аль Рабити. "
- Ну, как тебе послание
старого Мухаммеда? – спросил
директор, я лично не мог оторваться.
Сколько же тайн ещё скрывает наша
планета?! Нужно увеличивать расходы
на науку, а не на военных, а то даже
на музей отпускают крохи, не говоря
уж об каких-то исследованиях…
Ухтомский
не слушал молодого араба. Его мысли
были далеко от этой комнаты. Он
откуда-то знал, что всё услышанное -
правда. Верил давно умершему купцу.
К тому же американцы, тоже проявляют
к Алидаби повышенный интерес. Он
закрыл глаза и представил высокую
гору, ту, что была на карте, поляну с
невиданными цветами, пещеру и
одинокого рыцаря, который ждёт,
чтобы кто-то оборвал его заточение.
Хотя рыцарь, наверное, давно уже
мёртв, судя по его рассказу,
хранители меняются часто.
Знание,
всё тайны этого мира… Россия,
далёкая Родина, Сколько ты страдала,
сколько терпела! Тебе всегда было
трудно. Ты дала мне жизнь, вскормила
своим хлебом и воздухом, я верну
свой сыновний долг! Ради этого я
здесь! Горы Алидаби ждут меня.
Обретя знание и мудрость веков, я
пойму, как сделать Россию
счастливой, как избавить её навечно
от врагов! Использую для тебя силы
лишь однажды доступные
хранителю. Выполню завет тех, кто
жил и умирал до меня, за тебя, Родина!
“Горы
ждут тебя” – вспомнились слова
сумасшедшей старухи.
Завтра
полиция найдёт его окровавленную
фуражку, ещё один миротворец –
наёмник убит партизанами, но, этот
риск, включён в контракт, оплачен
долларами. Искать русского никто не
будет.
Лейтенант
исчезнет. Язык он знает, одежду
достанет, деньги, оружие есть.
Ухтомский
знал, что проёдёт враждебную страну,
несмотря на все препоны, достигнет
пустынных гор. Дойдёт
до пещёры хранителя. А там, там на
всё воля Господа… Россия должна
быть свободной!
А за четыреста с лишним
километров к северо-западу от
Багдада, на поляне, усаженной
цветами невиданной красоты, усталый
человек в форме штандартенфюрера
германского вермахта бросил
последнюю лопату земли на братскую
могилу американского спецназа. “Да,
странно, - подумал он, - как
изменились форма и снаряжение за
каких-то восемьдесят лет…”.
Янки уже в третий раз приходят в
эти горы. Но немец заранее знает, обо
всех их планах. Значит, они не опасны,
им не суждено победить.
Человек с орлом на
мундире, выкурил сигарету и
отправился домой, в пещеру. Новые
трофеи, ждали своей очереди. Оружие
нужно разобрать, почистить, собрать
и пристрелять. Времени не так много,
как кажется. Он знал, что скоро будут
новый гость, то же мечтающие занять
его место. Это его право.
Судьба русского, покрыта
туманом. Может Ухтомский достигнет
цели, если хватит воли, а может, и нет.
Надо будет сообщить Ибрагиму, чтоб
месяца через два-три ждал гостя и
готовил угощение.
24-25 июня 2004г.
|
