Серебряный Дракон - 2004

Автор: Станислав Теплов

Работа: Проклятый путь

         От автора: обычно словари с пояснением непонятных слов располагают в конце повестей и романов. В этом случае нижеприведенный словарь станет вашим проводником в моем рассказе. Если он не нужен и вам нравится искать земные аналогии и разгадывать значение неизвестных слов самостоятельно  - спокойно пропустите его.

         Краткий словарь мира двух солнц.

         Байхар - князь.
         Бейхар-се - княжество.
         Гишту - огромная крылатая птица. Используется в бою. Плохо переносит неволю. Легко несет тяжеловооруженного воина.
         Манге - семь дней (аналог недели), в каждом месяце пять манге, и только долгий месяц Коч длится семь манге.
         Два брата - два солнце в небе. Планета, на которой происходят описываемые события, находится в звездной системе Тау Альбедо, в которой две звезды.
         Мерк-а-мод - дух, покровитель знатного рода.
         Кухбар - торговец невольниками.
         Куру - денежная единица. В мире двух солнц имеет хождение золотой куру (брусок весом 67 грамм) или куру "пшеницей" - пять мешков по 50 килограммов.
         Салты - денежная единица. В одном куру 49 салты. Имеет хождение только серебряный салты.
         Семерка - воинская единица. Состоит из семи воинов. Ими управляет семерик.
         Понтайки - воинская единица. Семь семерок образуют понтайки. Во главе его стоит сотник.
         То-Сибейон - душа человека в мире двух братьев. По преданию, То-Сибейон помнит все, что происходит с человеком, и летит высоко в облаках, высматривая для него лучший путь.
         Палик - четырех струнный щипковый инструмент.
         Нолу - плодовое дерево. Цветет розовыми цветками в зеленом месяце Мье.
         Надречный Панд - так называют плодородный край на западном берегу Быстринки.


         На излете третьей манге сухого месяца Хоз, после заката второго солнца пленников пригнали к постоялому двору. Он расположился у дороги: два глинобитных домика рядом с колодцем. Усталые пропыленные насквозь наемники привязали коней. Пленники сгрудились у загаженной коновязи, ожидая участи. Один из них, лохматый сгорбленный старик, похоже, сошел с ума в дороге. Он сел в пыли и что-то бормотал себе под нос. Старший над наемниками подошел к старику и ухватил за волосы: рывком закинул ему голову и спокойно перерезал горло. Старик, хрипя и захлебываясь темной кровью, кулем повалился на бок. Хозяин постоялого двора принес большой моток веревки. Пленников положили наземь и связали меж собой. По команде старшего двое наемников отволокли труп за ворота.
         Теперь смеркалось рано. Младший брат ушел за изломанный горизонт, широким крылом скользнула зеленая заря, и сразу стало темно.
         Рябой хозяин молча стоял с факелом в руках. Он хмуро разглядывал поздних гостей. Старший наемник подошел к нему. Это был приземистый и  кривоногий крепыш, в потертых кожаных доспехах. Из под доспехов виднелась тонкая кольчуга из маленьких железных колец. На его одежде не было никаких знаков, кроме потемневшей от времени маленькой медной бляхи с изображением головы гишту, вроде тех, что носят бродячие головорезы. Он и был обычный бандит, только лицо было приметным. Ужасающий удар меча изуродовал его лицо. От левой брови, минуя глаз, вниз по щеке шел глубокий уродливый шрам. Наемник ловко перехватил факел и высморкался под ноги хозяину.
         - Чего смотришь, выродок? Далеко до Южного Сенга?
         - Две луны, высокий господин.
         - Две луны? А ты не врешь, хитророжий? Все вы торгаши да кабатчики себе на уме. Ладно, не бойся. Нам нужен приют и еда, мы уйдем на рассвете. Если всё будет хорошо - заплатим, будешь юлить - сожгу дом и уведу скот. Тебе ясно?
         - Да, высокий господин.
         - А девки есть, хозяин? - весело крикнул наемник.
         - Есть, одна... вот только две манге назад копейщики хромого Тапке проходили, сильно лютовали - еле по двору ходит. Пожалейте.
         - Да ну! А я думаю так - за две манге любая рана затянется... для себя стелешь, сука? Слушай меня, урод. Пришлешь девку после второй перемены. Затопи очаг и приготовь нам пожрать. Вода в колодце хорошая?
         - Да, господин. Вода хорошая. Колодец глубокий, еще мой дед его ставил.
         - Ну и хорошо. Куда шли копейщики? Сколько их было?
         - Три семерки. Шли к дальнему броду через Быстринку.
         - А-а... эти. Ну-ну. Далеко они не ушли. Вон видишь крайнего раба у коновязи? Ухо отрезано...
         - Вижу.
         - И не признаешь в нем копейщика, а?
         - Не-е-ет.
         - Ну и пшел вон, дурак, - устало сказал наемник, оттолкнул хозяина и прошел в дом. На пороге он обернулся и крикнул. - Эй, Вачгир! Напои коней и рабов. И живо, а то ходишь как жеребая кобыла. Хозяин, кто это возле очага?
         - Бродяга какой-то. Пришел утром, сидит молча - только в огонь смотрит.
         - Посмотрим, что за птица, - прищурился кривой.
         У очага сидел седобородый человек. Он был одет в одежду земли ин-Сали, с вышитым на правой груди знаком удачи. В выражении лица этого человека было что-то очень настораживающее; в его резких морщинах, ввалившихся щеках и выдающихся скулах, в его темных глазах сквозили мрачное расположение духа и непреклонное спокойствие. На его лице плясали отсветы огня в очаге. У скамьи лежала дорожная сума. Кривой сел на свободную скамью и протянул руки ближе к огню.
         - Наконец-то я тебя дождался, - произнес незнакомец. - Как тебя зовут?
         - Как звать меня? Кривой. И зачем ты меня ждал? - обернулся удивленный наемник.
         - Я хочу купить у тебя пленника, - объяснил незнакомец.
         - А... понятно. Рабы знатные, как раз веду на продажу. Дорого будет стоить, - завел привычную песню Кривой. Он широко улыбался - те, кто знал его близко, могли бы сказать седобородому путнику, что ждет того плохой вечер и скорая сеча на саблях.
         - Нехорошая у тебя улыбка, Кривой, - неожиданно сказал путник. Он пристально смотрел в глаза бандиту.  - Я много лет хожу по свету и никого зря не трогаю, однако слышал я, что случаются на пути худые люди, они грабят всех подряд и если не убьют, то продают на рынке невольников в Южном Сенге. Я смотрю на твою противную рожу, и мне кажется, что ты хочешь проверить крепость своих ворованных ксенгарских сабель?
         - Отчего же не проверить: сабли наточены, еще один раб не помешает,  - туманно сказал Кривой и встал. Он неторопливо сбросил сумку, отстегнул перевязь, пояс и снял верхнюю куртку. Выбрал саблю и спокойно встал у стены. Он взмахнул пару раз саблей - по легкости и силе взмахов было видно, что подраться он не дурак. - Давай. И то дело, чем попусту говорить.
         Путник сидел без движения. Он неторопливо поднял правую руку и сделал неуловимое движение кистью. Раздался жалобный звон стали. Сабля в руках наемника неожиданно переломилась пополам. Осколок, глухо звякнув, упал к его ногам.
         - Вот значит как... занятно, - тихо сказал Кривой. Он бросил обломок в угол и взял в руки вторую саблю.
         - Мне некогда с тобой драться, а сабля все равно чужая и добра тебе не добудет. Присядь к огню, и давай поговорим о рабах.
         - Знаешь, я тут постою. Сколько тебе нужно рабов, колдун?
         - Всего один. Мальчик, которого вы ведете с равнины. С ним был старик, его можешь оставить себе.
         - Старик сошел с ума. Пришлось зарезать.
         - Плевать. Говорю тебе, мне нужен мальчик. Оставь его и иди своей дорогой. Я тебя не трону.
         Кривой помолчал некоторое время, затем сказал:
         - Знаешь... я подумал, может, ты блуждающий дух, а может - колдун, но Кривой так просто свой товар не отдает. Финты с саблей тут не помогут. Стоит мне кликнуть моих ребят, и мы тебя на куски искромсаем. А мальчик дорого стоит. За такого сопляка кухбар Мака на рынке невольников не торгуясь отвалит десяток коней.
         - Этот товар не для Маки. Пусть торгует рабами и живет долго. Пожалуй, он обойдется и без него. Сколько ты хочешь за мальчонку? - перебил его человек у огня.
         - Шесть куру чистым золотом. И один салты серебром за сломанную саблю.
         - Кривой, ты жадный пес, пусть отсохнут груди твоей матери - шесть куру за сопливого пацана! Как ещё тебя дороги ведут? Три куру и ни салты больше.
         - За три куру можешь поцеловать моего коня под хвост. Этот сопляк говорит, что он сын байхара. Врет... собака, но складно!
         - Как же, сын байхара! И ты хочешь сказать, что сумел с пятью оборванцами взять в плен сына байхара Салима? Кривой, я не настолько глуп, чтобы верить в такие нелепые байки.
         - Пять куру... у него белые руки и нежная кожа. Он никогда не работал от зари до зари и чудно говорит. Мальчик привык жить под кровом и не может уснуть на земле. Дело говорю, давай пять куру и это последнее слово, - уперся наемник.
         - Так и быть, держи, - колдун швырнул ему кожаный мешочек с монетами. - Там пять монет, а ксенгарская сабля столько не стоит.
         - Ну... хорошо. Кто ты такой?
         - Не твое дело, Кривой. Забирай свои шмотки и тащи сюда мальчика.
         - Пацана я тебе приведу, но мы еще встретимся, колдун. И сломанную саблю я тебе припомню. Считай, ты меня обидел. Сильно обидел. А те, кто меня обидит, знаешь ли, долго не живут. Не складывается у них долго жить. Так что свидимся, - Кривой зло сплюнул на земляной пол и вышел во двор.
         - Конечно, свидимся, - усмехнулся седобородый человек у огня.
         Свидимся, а куда ж ты денешься, подумал колдун. Ты мне еще нужен, Кривой... ох, как нужен. А пока гуляй по свету, до поры до времени. Для тебя и твоих дел ещё не пришел срок.

         - Мой отец вас всех убьет. Мой отец повесит тебя на дереве у моста через Быстринку, и дикие гишту будут клевать твои глаза и лакомиться требухой. Вы все подохнете как собаки. И Кривой, и его люди, и ты, колдун. - Мальчик был неимоверно грязен и устал с дальней дороги, но в его глазах была уверенность. На вид ему было не больше десяти лет. Его охотничий костюм был разорван в нескольких местах и измазан донельзя. Он был смуглый, темные волосы свалялись от пыли и пота.
         - Твой отец?
         - Да. Мой отец, Салим-ин-Сали, байхар Надречного Панда, рано или поздно он перебьет вас всех как шелудивых собак...
         - А меня-то за что? - поинтересовался колдун.
         - Потому что ты не отдал мне честь как наследному байхару, потому что не уступил место у очага и не вымыл мои ноги. Ты пыль на дороге байхара и будешь жестоко наказан, сегодня или потом, мне без разницы.
         - Хороший вечер, второй раз мне угрожают смертью, - улыбнулся колдун. - Ну да ладно, байхар Вакке. Сделаем так: я кликну хозяина, он вымоет тебя, снимет веревки и принесет еды. И потом мы поговорим. А ноги мыть наследнику байхара мне все равно неинтересно.
         Мальчик промолчал.
         Колдун окликнул хозяина, дал ему серебряный салты для проворности и через некоторое время мальчишка лежал на скамье у огня, вымытый и укрытый теплой шкурой.
         - Я не знаю твоего отца Вакке, но знавал твоего прадеда Улта-ин-Сали, которого все помнят как Старого Лиса, - сказал колдун, глядя, как пляшут языки пламени в костре. - И помню день, когда бродяги хромого Сапеги сожгли и разграбили Северный Сенг... Две манге от восхода и заката двух братьев люди резались как степные волки, по колено в грязи, спотыкаясь о разрубленные трупы врагов и друзей. На каждом колу торчали головы стариков и детей, они скалили зубы с каждой ограды, и черный дым стлался над тихими водами Быстринки. В те дни не умолкал плач скорби и крики умирающих. Казалось, в эти дни мир под лучами двух солнц сошел с ума. Много красивых женщин и девушек увел тогда Хромой Сапега. Я все это помню, поэтому слушай внимательно и не перебивай.
         - Ты мертвец. Никто не смеет приказывать наследнику байхара.
         - Если ты не заткнешься - я брошу тебя в огонь.
         - Ты все равно мертвец, - упрямо сказал мальчик. В его темных глазах была злость.
         - Ха! Я мертв уже давно и твои глупые слова не имеют смысла. Я охотился с байхаром Улта, твоим прадедом, и был рядом с ним в битве на отрогах Южной Бронии. Одним дождливым вечером я шлепнул по голой заднице новорожденного наследника Башу и был рядом с его кормилицей, когда он прокусил ей грудь и сосал молоко, смешанное с кровью. Байхар-убийца, шептали в ужасе няньки, это был плохой знак, но откуда им знать, что именно Башу отвоюет земли на юге, давние вотчины рода ин-Сали. Когда ему исполнилось тринадцать лет, он убил свою предательницу-мать и её любовника и приказал швырнуть их тела в огонь на главной площади Себельбарда. Дым благовоний смешивался с бешеным пьянящим запахом славы. Толпа ревела в изумлении, на каждом углу жарили жертвенных баранов, и бочки с вином стояли рядом. Подходи, пей, голытьба, в честь байхара-убийцы! И подходили и пили за долгие зимы! Когда ему было пятнадцать, он заложил семь неприступных крепостей на западном берегу Быстринки и обложил данью все дороги, ведущие в Южную Бронию. Все было бы хорошо, но Башу не слушал меня. Он слишком уверовал в свою непогрешимость. Глупец...
         - Ты врешь! Не смей так говорить о моем предке! - мальчик вскочил на ноги, в его глазах клокотало неукротимое бешенство, кулаки были сжаты, лицо  искажено.
         - Я мерк-а-мод Хайтани, защитник твоего рода, и если бы твой ублюдочный дед хоть раз сделал так, как говорю я, ты бы не плелся в вонючем стаде рабов. А где твои воины? Посмотри - равнина Семерки усеяна расколотыми черепами людей ин-Сали! Эх, если бы Башу слушал меня! Ведь он стер в пыль свои войска, бросил их в неравную битву с ордой Ксенгара. Если бы этот пустоголовый гордец Башу слушал меня, мы бы сидели сейчас в тронных залах и вдыхали дым костров, на которых сгорают наши враги.
         - Ты врешь! - крикнул мальчик.
         - Что ж... скажи мне, что говорила тебе кормилица в детстве? Как можно отличить мерк-а-мода рода ин-Сали? Надеюсь, в твоей деревянной башке хоть одна из её сказок, да осталась.
         - Если ты дух, то должен выпить огонь и предсказать будущее.
         - Ты хочешь этого? - колдун криво улыбнулся. - Подумай, сопляк. Будущее, которое я оглашу, уже не изменить...
         - Ты не сможешь, - упрямо сказал наследник.
         Колдун подошел вплотную к очагу, протянул ладони к огню и зачерпнул несколько языков пламени. Он поднял сложенные ладони, прижал их к губам и в пару глотков выпил огонь, словно это была вода из родника. Мерк-а-мод повернулся к мальчику и холодно посмотрел на него:
         - Теперь будущее. Через три луны, байхар, ты доберешься до Себельбарда, но не увидишь своего отца. И вообще никогда его не увидишь. Твой отец, байхар Салим-ин-Сали умер. Сегодня утром на въезде в лес его конь споткнулся и сбросил седока. Байхар свернул себе шею. Теперь доволен, наследник?
         - Это ложь! - крикнул потрясенный мальчик.
         - Теперь ты - байхар, малыш. Помни подольше, как он рассказывал тебе о дальних странах за пустыней Го и учил тебя стрелять из лука. Тебе предстоит многое понять, но самое главное - это понять, зачем в твоей жизни появился мерк-а-мод. Когда я вернулся в этот мир, все, что связано с твоим отцом, было зачеркнуто неотвратимо и безжалостно. И причина - это враги, твои самые заклятые враги.
         - Значит, мерк-а-моды есть на самом деле? И это не сказки?
         - Да. Мир, который ты знаешь, имеет изнанку. Под привычным покровом мира, в скользком тумане мироздания полыхает жесточайшая битва, и в ней бьются насмерть сотни жутких существ, о которых лучше и не вспоминать. Твои кровные враги, Нпаесу, сделали свой ход, и их мерк-а-мод Старки ушел в ледяные пустыни. Теперь мой ход и сделать его нужно, не торопясь.
         Мальчик заплакал. Хайтани сел на скамью и задумчиво посмотрел в огонь. Он произнес:
         - А теперь слушай внимательно, Вакке-ин-Сали, наследный байхар, цветок равнины Семерка и отец всех земель. Твоя страна окружена врагами и они готовы вцепиться ей в горло как степные волки. Если все сделаешь по-моему - будет добро, если хоть что-то упустишь - быть беде, и твое имя будут марать сажей в каждой харчевне долгие сотни зим. Для начала расскажи, как ты попал в рабство.
         - Мы охотились в землях Идьяги, двоюродного брата моего отца. Вечером на наш лагерь напали странные люди с четырьмя руками, они были верхом на диких гишту.
         - Сья, - кивнул мерк-а-мод. - Это всего лишь сья. Они смертны и легко уязвимы для холодного железа.
         - Эти люди напали внезапно. Караульные семерки спали. Началась резня.
         - Сонное зелье в браге. Кто привозил воду и питье для всех?
         - Люди Идьяги, - растерянно сказал Вакке.
         - Первое правило для тебя, байхар. Не верь никому! Что было дальше?
         - Меня разбудил учитель Сади, он учил игре на палике. Мы выскользнули из шатра и бросились в реку. Уже утром на другом берегу нас нашли люди Кривого. Но они не поверили мне.
         - И хорошо, - воскликнул Хайтани. - Учитель спас тебе жизнь, Вакке-ин-Сали. Он предупредил всех, что ты немного не в себе. Если бы Кривой поверил, что ты сын байхара Салима... (мерк-а-мод мрачно усмехнулся) ты бы уже был в темнице Ксенгара Нпаесу.

         Равнина Семерки тянется на сотню миль от скалистых берегов Жадного моря. На западе её луга упираются в бесплодные солончаки, за которыми начинается пустыня Го, на севере равнина примыкает к плоскогорью Семь-Гор, на востоке переходит в плоскогорье Жданг. Равнину почти надвое делит петляющая в невысоких холмах река Быстринка. С незапамятных времен плодородные земли на западном берегу принадлежали роду ин-Сали. Природа устроила Тихую бухту неподалеку от Себельбарда, в устье которой стояли два портовых города Вади и Мереб. Сотни лет торговые караваны с вином и пшеницей, собранные в полях и долинах западного берега, ползли к морю. Выгодная торговля с заморскими городами обеспечивала род ин-Сали оружием, снаряжением и знанием. Многие юноши из знатных семей отправлялись за море в обучение. Они возвращались на родину образованными воинами, способными с одинаковым умением сочинить и исполнить песню на четырехструнном палике, разметить земли под фруктовые сады или управлять постройкой жилых домой и воинских укреплений.
         Восточный берег и плоскогорье Жданг принадлежали роду Нпаесу. Железная руда, добываемая рабами в шахтах и копях, в изобилии разбросанных на плоскогорье, переплавлялась в холодное железо. Растущее могущество семьи Нпаесу имело незыблемое основание, проверенное временем: дешевое оружие и рабы. По торговым трактам, ведущим в байхар-се Нпаесу, серыми лентами вились бесконечные караваны невольников. Навстречу им мчались банды убийц и насильников, готовые на все ради добычи.
          Многочисленные отщепенцы из окрестных земель, собираясь в вооруженные шайки под предводительством избранных ими дерзких и нечистых на руку головорезов, наводнили торговые тракты. Они были готовы на всё ради денег и продавали быструю саблю и ослепшую совесть тому, кто больше за них заплатит; а если не находили таковых, то воевали по своему разумению. Они захватывали селения и постоялые дворы, и пользуясь ими, как притонами, грабили проходящие караваны.
          Это было растущее государство убийц и тиранов, правитель которой был жестоким и неукротимым. Один за другим пали слабые соседи рода Нпаесу. Остался лишь один враг - западный берег.
         Семь городов заложил байхар Башу для защиты от набегов головорезов Нпаесу: Северный Сенг, СотерФро, Баю, Колгебард, Соб, Винадинбард и Южный Сенг. Под защитой этих крепостей, на пересечении двух торговых трактов раскинулись цветущие сады Себельбарда, столицы рода ин-Сали.
         Долгое время сама природа защищала земли ин-Сали. На равнине сплошь и рядом попадаются высокие холмы, нависающие прямо над берегом реки. Несмотря на тихий нрав реки, перейти ее можно только в нескольких местах. У каждого брода выросли сторожевые башни, готовые вмиг зажечь тревожные костры.
         Легенда гласит, что вражда ин-Сали и Нпаесу уходит в глубь времен, ее иногда пересказывают бродячие музыканты в харчевнях. "Когда-то давно жили два брата. Один из них день и ночь тренировался в стрельбе из лука. Другой любил петь на четрехструнном палике в полдень. Когда два солнца в зеленом небе дают черную тень, второй брат, опираясь о ствол нолу, пел тихие песни о дальних странах и дивном зверье. У него был верный сокол, который приносил ему вести из дальних стран и рассказывал, как выглядит мир сверху. И убил первый брат любимого сокола своего брата. Ничего не сказал на это второй брат. Он схоронил сокола на высоком дереве нолу и ушел".
         Врет легенда или говорит правду, но не было врагов сильнее, чем семьи ин-Сали и Нпаесу.
         Как степные волки, кружили они друг возле друга, ожидая удобного случая, чтобы вонзить клыки в горло врага и ощутить соленую кровь на языке. Роду Нпаесу покровительствовал мерк-а-мод Старки, ледяной демон из северных гор. Символ рода Нпаесу - ледяная вершина горы. Роду ин-Сали покровительствовал мерк-а-мод Хайтани, огненный дух. Именно он вел войска Башу при битве в отрогах равнины, когда стотысячное войско Сапеги Нпаесу переправилось через Быстринку и грозило стереть с лица земли города и селения Надречного Панда. Пользуясь советами огненного демона, байхар Башу-ин-Сали со своими полками быстрокрылых гишту наголову разбил врага. Однако, отбросив его за реку, Башу не захотел идти войной на земли Нпаесу. Люди должны жить в мире, сказал он. Мне чужой земли не нужно. Цветущие сады и спокойные дороги, вот чего я хочу для своих подданных. Оскорбился мерк-а-мод Хайтани и ушел в огонь. Долгие зимы никто не слышал о нем. Умер байхар Башу, отравленный подосланным убийцей. Его сын, Салим-ин-Сали потерял один за другим семь городов на берегу реки. Броды и переправы через Быстринку оказались в руках Нпаесу. Дни Надречного Панда были сочтены.

         "Самозванному байхару - смерть. Уличенному в сознательном обмане - смерть. Трижды проторговавшемуся - смерть. Приютившему беглого раба - смерть. Ежели кто посмеет лжесвидетельствовать в глаза байхару или непочтительно относиться к старикам - трижды смерть на костре в день Большого брата.
         По высокому повелению байхара Вакке-ин-Сали семь воинов подчиняются семерику, а семь семерок - своему понтайки. Над семью понтайки возвышается сотник, преданный жизнью и дыханием семье ин-Сали, их процветанию и помыслам.
         Если в бою из семерки бежит один человек - все остальные предаются бесчестной смерти. Если из семи семерок бежит хоть одна, то понтайки будет лично отвечать своей жизнью перед глазами байхара святого и могущественного рода ин-Сали.
       Оглашено в злой месяц Звиг, по приказу наследного байхара Вакке-ин-Сали в день вступления в права, под благословенными лучами двух братьев, да продлятся их дни в зеленом небе".

      Через пять зим после встречи на постоялом дворе высокий плечистый юноша стоял на вершине широкогрудого утеса. Его смуглое лицо было безмятежно, карие глаза с интересом изучали окружающий мир. Он был одет в шитые золотом одежды со знаком Огня - символом дома ин-Сали. Юноша глубоко вдыхал вольный ветер и неторопливо разглядывал равнину, расстилавшуюся до самого горизонта. Его взгляд задержался на отрогах гор, расположенных справа, отметил туман над дальней излучиной Быстринки, и скользнул в глубокое зеленое небо. Я жду второго брата, подумал Вакке. Я жду, когда взойдет второе солнце и мир проснется. Я жду, когда в небе пролетит первая птица и взойдет янтарная зоря. Но больше всего я жду, когда покатится по земле голова изменника Идьяги. Ведь я ждал этого пять зим. Пять зим день за днем я представлял, как отомщу за предательство. Я сяду на пригорке, трону четыре струны на палике и спою песню о подлости и мщении. Я спою о том, как мой родственник предал меня, и как плакали на рассвете младенцы в теплых люльках, разбуженные криками и ржанием лошадей. По совету Хайтани я послал три понтайки хладнокровных убийц. Каждый из них обошелся в двадцать куру золотом и три куру пшеницей, но они того стоят. Они вырежут весь род Идьяги. В то время как Идьяги собрал преданных людей и ответил на мой вызов, земля его горит, а дом обратился в пепел.
       Кто я после этого? Мудрый байхар или кровавый ублюдок, именем которого будут пугать детей на равнине от верховьев Быстринки до её устья, где в зеленых лугах пахнет сон-травой. Что дает жестокость? Славу, покорность подданных или тропинку в будущий день? Время покажет...
       Все знают - каждый человек рождается не один. От рождения и до смерти с ним всегда идет То-Сибейон; ближний друг - он всегда помнит заботливый голос матери, предсмертный хрип первого поверженного врага, шальное касание губ застенчивой девушки. Он хранит твой покой и поддерживает веру в себя. С ним можно советоваться долгими ночами, когда зверье ушло далеко за снега, и ветер укрыл следы. Проводник человека в этом мире, крылатый призрак То-Сибейон летит высоко над облаками и зорко высматривает для тебя путь в мире двух солнц. И лучше прожить с ним в согласии. В этот день То-Сибейон увидит, как я жесток.
       Что же я делаю, подумал Вакке, и вспомнил, что ему приснилось в эту ночь.

       В снах предрассветных, белых как снег,
       Падаю в бездну захлопнутых век.

       В эту ночь сон повторился: неумолимый маятник судьбы, молниеносные пугающие тени - они всегда в движении, смазаны за краем взгляда. Зеленое небо распахнуто до бескрайней черноты окоема. Ярко светят бесчисленные звезды; их неожиданно много, словно рассыпанные зерна в пыли. Вакке снова услышал голос небес, рокочущий и непонятный. Его не сравнить с самым сильным громом. Этот голос приходит как хозяин мира. Он проникает в самую душу и забирает из нее самое ценное.
       Каждый раз, в этом сне или в минувших, а может, наяву, Вакке терял свою душу. Голос из глубины небес забирал его имя и дарил другое.
       Он-без-имени.

       В вторую манге белого месяца Ке, на рассвете холодного дня, когда снежинки кружили на ветру и усыпали гривы коней белой пылью, байхар Вакке отправил Идьяги послание на выделанной шкуре ягненка.
       "Привет тебе, трусливый ублюдок, сын барана и ослицы. Позволь выразить уверенность в твоих бессонных ночах, поскольку выступить против меня ты способен только за спиной своего хозяина из рода Нпаесу. Если в тебе еще есть хоть капля мужества, буду ждать у трех холмов. Я отсеку тебе голову и насажу на копьё".
     Это было оскорбление, безупречное и сумасбродное. Люди в тавернах по всему торговому тракту шептали: "Молодой байхар сошел с ума. Идьяги приведет всех наемников юга. Жаль мальчишку. Смелый щенок, но глупый".
      Смелый, когда этого ждала выгода, Идьяги не был воином по природе: в нем не было храбрости  и той безрассудной отваги, которая не видит преград. Расчетливый и хитрый, пять лет назад он, не задумываясь, предал юного байхара. Однажды ночью в его покои привели усталого путника. Он постучался в ворота замка Идьяги и потребовал встречи с ним.
       - Кто ты, и что тебе нужно? - спросил Идьяги. На одежде гостя не было знаков никаких земель.
       - Я посланец Ксенгара Нпаесу. Мой повелитель...
       - И ты так смело говоришь это мне? - закричал Идьяги. - Что ж, я немедленно прикажу разжечь костер для тебя. Ты, видно, устал с дороги? Посмотрим, как ты запоешь, когда огонь запылает у тебя под ногами.
       - Мой повелитель готов отдать весь западный берег, - спокойно сказал гонец.
       - Западный берег? Хм... и он думает, я поверю в это?
       - Веришь ты мне или нет, но вскоре умрет Салим-ин-Сали. Не спрашивай, как это произойдет, но байхар-се наследует юный Вакке. Судьба любит смелых, говорит мой повелитель. И если ты хочешь занять место Вакке, он тебе поможет. Мой повелитель отдаст в твои руки западный берег и признает тебя байхаром. Неужели ты отвергнешь дружескую руку Ксенгара Непобедимого?
       Идьяги промолчал. Страсти разгорелись в нем. Разбуженная совесть воевала с жаждой наживы и корыстью. Он был хитрым и изворотливым и не ведал ни пощады, ни сомнений в тех случаях, когда мог поступить тайно; но никогда его действия не были безрассудны и непоследовательны. Идьяги хорошо понимал, что ему предлагают совершить предательство. Он жаждал власти и готов был бешено драться за нее, когда она могла от него ускользнуть. Случай подходил идеально. Ксенгар все рассчитал верно и Идьяги был обречен задолго до этого вечера. Немногие могут совладать в поединке наедине с совестью и выгодой. Гонец Нпаесу по-своему истолковал молчание Идьяги.
       - Нужно подсыпать сонное зелье в воду для отряда юного байхара. Всё остальное сделают наши люди. Никто и не подумает, что в этом как-то замешаны вы. Иначе вас ждет смерть. Когда Ксенгар захватит мальчишку, следующей жертвой на его охоте будете вы.
       Идьяги поднял тяжелый взгляд на гонца и произнес:
       - Я согласен.

       Как и всегда, хмурый Варга-меч взял с собой сыновей - Варга-Даута, Варга-Айона и Варга-Агги – и, оседлав быстрокрылых гишту, взмыл к зеленеющим облакам на восходе. Сотни огромных птиц унесли его отряд на восток. Браменас-лучник выдернул из земли копье с насаженной на неё головой волка - и молча ушел с девятью понтайки лучников на закат. Братья Гакс и Маккав бросили жребий на север и юг. Они уводили конницу в невысокие холмы. Там они должны были уложить коней в высокую траву. Остальные выстроились в боевой порядок у подножия утеса лицом к равнине. Для предстоящего боя с Идьяги Вакке выбрал пологий холм, поросший жесткой невысокой травой. На вершине холма стоял широкий гранитный утес. Именно его Вакке-ин-Сали сделал своей наблюдательной площадкой. Лагерь разбили с подветренной стороны.
       К черному шатру байхара подлетел самый младший сын Варги-меча. Вакке вспомнил, что ему исполнилось 15 зим. Юноша ловко осадил своего гишту недалеко от земли.
       - Утро у наших пологов, Вакке-ин-Сали. Вернулись разведчики. Они говорят, что Идьяги и его люди скоро будут здесь. С ними арбалетчики из южных земель. Также многие понтайки копейщиков идут впереди. Вместе с Идьяги против вас выступил его брат Аниаш и несколько давних должников их семьи.
       - Хорошо, Варга-Ки.
       - Приказания?
       - Все понтайки гишту пусть прячутся за теми холмами. Когда взлетит мой сокол, вы ударите по коннице Идьяги. Он наверняка бросит ее клином. Они не будут вас ждать. Вы должны отвлечь их и обезглавить конницу. Убивайте коней. Без них это просто пеший сброд. Если в бою с Идьяги я погибну, они - ваши, режьте их как баранов. Я надеюсь на вас.
       - Мы не подведем, высокий байхар. Кровь смоет росу в это утро.
       - Ты знаешь, что нас втрое меньше, Варга-Ки? - спросил его байхар.
       - Да, высокий господин. Я знаю.
       - Тебе не страшно?
       - Нет, - крикнул он из седла. - Мой отец как-то сказал мне: «Не бойся смерти, будь предан байхару и уважай старших. В этом случае твой путь под лучами двух братьев продлится долго».
       Гишту захлопал широкими крыльями и несколькими взмахами унес седока ввысь. И уже в вышине, в свободном полете, быстрокрылая птица испустила леденящий душу крик. Для многих людей в этот день вопли гишту будут символом смерти.
       Взошло второе солнце. Из-за правой гряды медленно поднимался ввысь темно-синий шар. На востоке светло-зеленые облака окрасились в ярко-желтый свет. Лучи двух солнц разлили вокруг странный янтарный свет. Больше всего он походил на цвет огня в очаге.
       Вакке улыбнулся своим мыслям. Он был уверен в победе. Отчаянная храбрость юного Варга-Ки понравилась ему. Он вспомнил давнюю встречу на постоялом дворе.

       - Ты всегда будешь со мной?
       - Нет, - коротко ответил Хайтани. - Я уйду в огонь.
       - А если ты мне понадобишься?
       - Вспомни, малыш, что всегда было с тобой от самого рождения, - сказал мерк-а-мод.
       - Плетка. Со мной всегда одна и та же старая плетка. Я никогда ее теряю, куда бы я ни пошел, он всегда при мне. Уезжаю на коне - она за поясом, иду на пир - она при мне, еду на охоту - она в сумке. Я никогда ее не беру, но она всегда при мне.
       - Это плеть байхара. Сейчас ты хлестнешь меня по спине, и я уйду в огонь. Если я тебе понадоблюсь - отхлестай огонь, и ты вызволишь меня. Помни, я ведь дух огня.
       Мальчишка улыбнулся. Мысль о том, чтобы отхлестать Хайтани, насмешила его.
       - Но это не все. Если ты не зовешь меня долго, я могу собрать для тебя отличное войско в пылающих глубинах. Одна манге моего отсутствия принесет тебе две семерки копейщиков и три лучника.
       - А если целый год, от зимы до зимы?
       - Посчитай, - пожал плечами Хайтани. – Посмотрим, как ты умеешь считать.
       - В одном месяце пять манге, в году семнадцать месяцев...
       - Не забудь, в долгом месяце Хоз семь манге.
       - Итого, почти двадцать пять понтайки пехоты? - воскликнул Вакке. - А что за воины?
       - Отборные, байхар Вакке. Уж поверь на слово. Они ничего не боятся, они идут в любую сечу и не требуют платы за сражения. Но они бьются только один раз. После боя они растают без следа. Позволь мне ничего не говорить о них.
       - Жаль, старик. Но даже такие воины мне пригодятся.
       - Еще бы! - глаза Хайтани сверкнули из-под нависших бровей. - Не забудь. После каждого сражения, большого или малого, если хочешь узнать будущее - зови меня.
       - Разве ты не знаешь будущее? Ты же огненный демон. В сказках ты знаешь все наперед, и...
       - В сказках у меня огненная борода и я пью кровь младенцев, - раздраженно сказал мерк-а-мод. - Слушай внимательно. Для того чтобы знать будущее, мне необходимо гадать на телах. Это древний способ... по тому, как легли павшие воины, как торчат стрелы в земле, откуда больше всего кричат раненые, где больше всего полегло лошадей и гишту,  - все это говорит мне о будущем. В изгибах тел, в кровавых пятнах проступают для меня строки о том, что будет. И чем сильнее битва, тем больше я вижу впереди. Не забывай. А теперь мне пора.
       - Ты уходишь?
       - Да.
       - Так быстро. Постой. Я хочу спросить. Ты бессмертен?
       - Нет. Почему ты спросил?
       - Я вспомнил еще одну сказку. Однажды кормилица рассказала мне о бедном погонщике гишту. Его звали Хайта. Он любил одну девушку, ее звали Некки. Не было под зелеными небесами девушки красивей Некки, губы ее были нежны как лепестки цветов нолу, когда они распускаются в зеленый месяц Мье. Проворней лисицы был её бег и звонче ручья её голос. Однажды на поселок, в котором жила Некки, напали воины из-за берега реки. Они перебили всех мужчин и увели всех женщин и девушек в плен. Дух Хайта поклялся отомстить за свою Некке. И для этого ему понадобились тысяча и тысяча зим, поскольку до сих пор находятся селения, которые под покровом ночи грабят бандиты.
       - Я знаю эту сказку, - тихо сказал мерк-а-мод. - В ней верно только одно. Я действительно был человеком. Но вряд ли я был бедным погонщиком. Воспоминания о прошлом мелькают во мне как отражения облаков в грязной луже. Я помню, что когда-то я был толкователем дождя. И еще я помню... Во вторую манге слепого месяца Кри день начинался ливнем и грозой, а заканчивался желтым туманом. Мы брели сквозь ледяные потоки дождя. День за днем мы ползли сквозь непроходимые болота Бронии. Тяжелые латники тонули быстрее своих щитов; в конце концов мы потеряли весь обоз и почти все осадные катапульты. Мы тонули с именем нашего предводителя на устах, потому что верили в него. Но я не помню его имени, так же как не помню своего. Теперь я Хайтани.
       - Если вы шли воевать в Бронию, значит, вас вел байхар?
       - Байхар? С чего ты взял, что это был байхар? Мне известны только его прозвища. Вот, к примеру, в одно знойное лето его прозвали Бессмертный. Какое пророческое имя! Подумать только. А знаешь ли ты, что чувствует человек, посылая на верную смерть друзей? Мы брали города, один за одним, накалывали младенцев на копья. Смерть, словно голодный волк, рыщет по свету, но ты уходишь из ее объятий. Ты выше этого. Ты смеешься над вечным тленом. Ибо ты бессмертен. Ты можешь представить себе бессмертие? Хоть на миг? Неприступные стены прекрасных городов стираются в пыль, тысячи гордых народов тают без следа со скоростью степного ветра, вольные реки меняют свои русла, мертвые пустыни сменяются цветущими садами. И это... только запах бессмертия... самая толика его. Сотни созвездий в глубоком ночном небе меняют свой рисунок - вот на что похоже бессмертие, боги неумолимо меняют названия и чередуют проклятия, но ничто не властно над тобой. Ты бессмертен и это так горько...
       Хайтани мигом повернулся к очагу и прорычал:
       - Хватит! Где твоя плеть, юный байхар?!
       Мальчик достал из-за пояса старую, потемневшую от времени и потертую плетку и изо всех сил хлестнул старика. Первый удар рассек его темный балахон: в прорехе мелькнули ярко-красные языки пламени, мерк-а-мод раздался в плечах и воздух вокруг него задрожал. Второй удар плети превратил его в чудовищного огненного демона на трех толстых ногах. На его голове зеленым пламенем запылал костер, в руках выросли длинные плети с многими хвостами. Он теперь упирался головой в потолок дома и на его широченной спине в бешеном танце замелькали странные картины: пылающие селения на берегу тихого пруда... скачущие всадники с длинными пиками... высокое зеленое небо затянуто клубами дыма... осадные орудия с чудовищной силой колотят в высоченные гранитные стены, за которыми видны златоглавые башенки... на вершине заснеженной горы стоит человек с шестью руками, в каждой руке по серповидной белой сабле, и на него из-за облака вылетает воющая стая крылатых зверей с человеческими лицами... по широкому полю бредет согбенный воин и переворачивает лежащие в грязи тела. Он плачет и ищет кого-то, но равнина велика и на многие мили вокруг одни тела и крупы лошадей... высоко над землей, в пелене тумана, летит быстрокрылый гишту в богатом убранстве. В лучах солнца сверкает латами боевая попона, в седле сидит красивая обнаженная девушка; высокие полные груди, темные соски, гордая шея, широкие бедра. Незнакомка нахлестывает усталого гишту и со страхом оглядывается через плечо, но огромная крылатая тварь налетает на нее... Байхар Вакке в благоговейном ужасе третий раз хлестнул по огромной спине и огненный дух с нечеловеческим воем прыгнул в очаг.

       Идьяги был уверен в победе. На встречу с байхаром он привел с собой братьев и всех вассалов своего дома. На равнину перед утесом медленно вылетали тяжело вооруженные всадники на рослых гривастых конях. Каждый нес в руке длинную пику с красным султаном. Вслед за ними строем шли арбалетчики в желтых куртках, подбитых мехом степной лисицы. В середине строя на белом коне ехал горделивый светловолосый усач, ловко сидящий в седле. Это и был предатель Идьяги. Когда он увидел семнадцать понтайки пехоты, которые одиноко стояли перед утесом, то рассмеялся. Вакке-ин-Сали видел, как Идьяги показывает на них своим спутникам. И это все? - говорили его унижающие жесты. Наконец Идьяги поднялся в стременах и уверенным жестом послал конницу в бой.
       Конница Идьяги шла уступом, земля тревожно задрожала от топота сотен копыт. По команде своего командира всадники вытащили легкие луки, притороченные к седлу, и осыпали строй байхарской пехоты тучей стрел. Вакке-ин-Сали видел, как падают пронзенные стрелами его люди. Они кричали в предсмертной судороге, но никто из них не отступил ни на шаг. Вакке! Вакке-ин-Сали! Байхар Вакке!  - кричали они. Вакке вспомнил о словах мерк-а-мода Хайтани. "Не думай о будущем, мальчик. Упражняйся на саблях, собирай преданных людей, и почаще смотри на огонь."
       Что же я делаю, подумал байхар. Кровь смоет росу в этот день. Сколько раз в этих землях никто не собирал урожай, и сколько дней в году росу смывала кровь! Когда же будет наоборот? Что же я делаю, если люди умирают с моим именем на устах! Какова сила преданности моих людей, если в смертный час они помнят меня?! Вакке-ин-Сали с непонятной грустью посмотрел в зеленое небо и сбросил наземь плащ. Молодой раб, звеня оковами на ногах, подвел к нему одетого в легкую броню гишту. С проворством молодого волка Вакке вскочил в седло.
       - Неси клеть, - крикнул он.
       Раб торопливо вынес из шатра железную клеть с соколом и подал ее байхару. Вакке вытащил сокола и посадил его на левую руку, одетую в длинную кожаную рукавицу. Сокол равнодушно посмотрел на поле боя. Там, в жестокой битве сшиблись люди. Конница Идьяги, вооруженная длинными осадными пиками, налетела на пехоту.
       - Лети высоко, мой сокол, - сказал байхар.
       Сокол встрепенулся и, легко оттолкнувшись от руки, несколькими взмахами устремился в небо. Вакке-ин-Сали посмотрел ему вслед и погнал быстрокрылую птицу вперед, к полю боя. Он увидел, как из-за холма справа от него, бешено нахлестывая птиц, взмыли мечники Варги. Гишту орали страшными голосами. Через несколько мгновения на поле боя стало по-настоящему жарко. Конница Идьяги не успела перестроить порядок. В руках у них были пики, бесполезные для боя с налетающими всадниками Варги. Как и приказал байхар, гишту железными когтями рвали головы лошадей, в то время как мечники рубили конных всадников. Тысячеголосый ор поднялся над равниной. Звон мечей, предсмертные хрипы и ржание коней, крики раненых, боевой клич мечников слились воедино. Треск раздираемых шкур, ужасающий лязг стали, гулкий грохот щитов принимающих удары, хруст разрубаемых тел, взнеслись в небеса. Спустя несколько мгновений стало ясно, что конницу Идьяги потерял навсегда. Зажатая сверху бешеными мечниками Варги и недрогнувшей пехотой, которая обнажила короткие кривые сабли, тяжеловооруженная конница гибла на глазах. Некоторые из всадников бросили пики и вытащили палаши. Но было поздно. Схватка оказалась короткой. Люди Идьяги не ожидали столь яростного напора.
       Идьяги внимательно следил за ходом боя. Он хмуро смотрел на бесславную гибель своей конницы и понимал, что попал в расставленную ловушку и теперь мог уповать только на численный перевес. Через мгновение Идьяги отдал приказ арбалетчикам на изготовку; кроме них, в его строю были двадцать пять понтайки легковооруженной пехоты в кожаных доспехах и сорок пять понтайки тяжеловооруженных копейщиков, стоящих за железными щитами высотой почти в рост человека.
       Вакке видел, как Идьяги приказал арбалетчикам приготовиться к стрельбе. Через мгновение Идьяги послал в бой свою легкую пехоту. Пятнадцать понтайки с боевым кличем дома Идьяги побежали к утесу. Однако на полпути их встретили болты арбалетчиков Браменаса. Как только они увидели в небе сокола, они тут же вышли из-за холма и почти в упор расстреляли бегущую толпу. Браменас разделил их на два отряда. Каждый стрелял по команде своего командира. У Браменаса было две понтайки арбалетчиков. Он сделал так, что пока одни заряжали арбалеты, другие осыпали бегущих пехотинцев Идьяги тучей стрел. Через несколько мгновений поредевшая толпа смешалась в ближнем бою. Отбросив луки и арбалеты, обнажив мечи, люди Браменаса сошлись врукопашную с набегающими волнами пехоты. К ним присоединились остатки пехоты, добившей конницу.
       Вакке выхватил из-за пояса боевой рог и протрубил условный сигнал для конницы братьев Гакса и Маккава. В этот же миг, по его приказу, мечники Варги отвернули своих гишту и бросили их к боевым порядками Идьяги.
       Десять понтайки легкой конницы Гакса и Маккава с ужасающими воплями вылетели из-за холмов. Они развернулись в боевой клин с поразительной  быстротою, и Идьяги, который намеревался кинуться с тяжелой пехотой на подмогу своим легковооруженным мечникам, пришлось отдавать сигнал для арбалетчиков. К нему неумолимо приближались окровавленные быстрокрылые гишту с разгоряченными резней воинами Варги и стремительная, как горная река, кавалерия. И предатель Идьяги совершил ошибку. Он приказал стрелять в небо, пытаясь остановить людей Варги. Но как только они увидел болты арбалетчиков, тут же взлетели ввысь. Стрелы ушли мимо.
       Только когда конница Гакса и Маккава легко обошла строй тяжелой пехоты и подобно атакующей змее вонзилась в не ожидавших этого арбалетчиков, Идьяги понял замысел Вакке. Байхар и не думал атаковать тяжеловооруженных копейщиков. Он расклевал отборные войска предателя по зернышку. Вначале разодрал на куски конницу, затем растерзал ошеломленные понтайки арбалетчиков. Но на этом коварные неожиданности для Идьяги не закончились.
       Вакке кружил высоко в небе и внимательно смотрел вниз, на разгоревшуюся резню. Конница Гакса и Маккава разметала стрелков Идьяги, как бурный ручей по весне сносит старую плотину. Они опрокинули правое крыло противника и устремились ему в тыл. Второй раз протрубил Вакке. Оставшиеся в живых мечники Варги подлетели к нему. Байхар дождался, когда Идьяги бросил тяжелую пехоту в бой против конницы в своем тылу. И только после этого Вакке направил полет послушной птицы вниз. Вихрем налетели они на окружение Идьяги. Вновь птицы собирали кровавую жатву в порядках врага. Казалось, крылатые бойцы Варги сошли с ума, с таким напором они крушили все, что видели под собой. Вакке пришпорил своего гишту и настиг скачущего на белом скакуне предателя. Высокого телохранителя, пытавшегося заступить ему дорогу, байхар смахнул мечом. Когда птица поравнялась с бешено скачущим Идьяги, Вакке-ин-Сали одним точным ударом снес ему голову. В этот миг он был счастлив. Смотри, То-Сибейон, душа моя в высоких облаках, как, подпрыгивая на кочках, скачет голова предателя!
       В мгновение ока войско Идьяги лишилось командования. Вакке видел, как в короткой схватке погиб Аниаш, двоюродный брат Идьяги. Крылатый отряд под умелым руководством Варги-меча нанес ощутимый урон. Многие воины противника лишились голов.

       Вакке-ин-Сали вбежал в шатер и задернул тяжелый полог. Он подбежал к пылающему в центре шатра огню и сильно хлестнул его плетью.
       - Ты звал меня, высокий байхар? - сказал мерк-а-мод из-за его спины.
       - Звал. Скорее, Хайтани, мне нужен совет.
       - Говори, молодой байхар. Давно я тебя не видел. Ты очень вырос. У тебя изменились глаза.
       - Мы побеждаем. Идьяги лишился конницы, Гакс и Маккав разметали по степи его стрелков, а я убил самого Идьяги!
       - Я знаю. Но что за совет тебе нужен? - спокойно спросил Хайтани.
       - Тяжелая пехота... сорок пять понтайки тяжеловооруженной пехоты стоит на равнине. Мне не одолеть ее, но я хочу выиграть этот бой. По численности я до сих пор проигрываю... ты говорил о странных воинах, которых собрал в безднах огня.
       - Сколько ты хочешь взять?
       - Что это за воины? - вопросом на вопрос ответил байхар.
       - Каждый стоит троих. Десять понтайки моего воинства сметет эту тяжелую пехоту и не заметит.
       - Дай мне семь понтайки. И быстрее, время дорого.
       - Ты молодец, Вакке-ин-Сали. На твоем месте я бы тоже берег их. Но слышишь? Они уже в бою. Пойдем, посмотрим, как это будет.
       За стенами шатра разрастался непонятный шум. Охваченный тревогой байхар выбежал из шатра. На равнине, спиной к нему, в тесном строю чеканя шаг, по направлению к объятым ужасом врагам двигалось странное призрачное воинство. Во главе его на белом коне, яростно размахивая длинным мечом, скакал безголовый предатель Идьяги. Вслед за ним с леденящим воем на врага устремились недавние противники байхара. Все, кто пал в этом бою: растерзанная конница, мертвые арбалетчики, затоптанные в землю стремительным ударом Гакса и Маккава, легковооруженные пехотинцы - всех павших в это утро поднял мерк-а-мод Хайтани и поставил в строй байхара Вакке-ин-Сали. И дрогнули порядки тяжелой пехоты. Бросая щиты и пики, они обратились в бегство. Некоторые падали замертво от ужаса.

       Вечер.
       Над равниной затихали крики раненых. Байхар Вакке-ин-Сали стоял на вершине утеса и невидящими глазами смотрел в темное небо. Горькая победа ошеломила его. Не так он видел в мечтах день мщения. Жуткое мертвое войско Хайтани исчезло без следа, преследуя бегущего противника. Затихли звуки боя, на равнине бродили лекари и пытались в кучах израненных тел найти живых. Многие понтайки пленных заковали в цепи в этот день.
       - Я чувствую твою тоску, байхар, - сказал из-за спины мерк-а-мод. В его голосе не было раскаяния.
       - Люди проклянут меня. Если в моем строю есть мертвые... горе мне, - только и смог сказать Вакке.
       - А ты ждал красивой победы? Вперед на стремительных гишту... пьянящий ветер в лицо? Нет, байхар. У победы залитое кровью лицо. Любая победа - это кровь и слезы матерей, это сотни не рожденных детей и пустые поля, утыканные стрелами.
       - Ты хотел узнать будущее.
       - Да. И что говорит тебе это поле? Посмотри внимательно: вот эта куча тел - мои люди. Они не дрогнули, когда конница Идьяги вонзилась в их строй. А за тем камнем - куча тряпья и перьев. Это средний сын Варги. Ему семнадцать зим, его зовут Варга-Агги и его никогда не поцелует девушка, - тихим голосом сказал Вакке. Он сел на землю и вытащил из чехла палик. Тронул непослушными пальцами струны… Байхар запел, и его голос уносил ветер:

       Тоска в моей груди,
       Поле без края усеяно телами друзей и врагов,
       Битва утихла, но нет мне покоя,
       Горечь победы сушит мою душу.

       - Я увидел будущее, - сказал мерк-а-мод. - Ты хочешь его узнать?
       - Да, Хайтани, - сказал байхар. - Теперь я готов. В следующий раз я подумаю, прежде чем звать тебя.
       - Мне пора. У меня много дел в этом мире. В будущем я увидел твое имя. Хозяином Мертвых назовут тебя в постоялых дворах.
       - Я так и знал.

       Скользнул за горизонт младший брат. По извилистой тропинке в сумрачном лесу шел человек в темном одеянии. Его лицо скрывал глубокий капюшон. Над его головой, на толстой ветке дуба сидели двое. Один из них подал знак рукой. Второй неслышно вытащил большой лук и осторожно натянул тетиву, прицелившись в позднего путника.
       - А тетива на этом корявом луке наверняка из воловьих жил. Она так скрипит, что у меня закладывает уши, - сказал человек на тропе и откинул капюшон на плечи. Он задрал седую бороду и смотрел на ветку.
       - Ах! Чтоб ты сдох, - сдавленно ругнулся Кривой и спрыгнул вниз. Он по голосу узнал колдуна, с которым встретился на постоялом дворе пять зим назад.
       - Кривой, дружище, пожалуй, ты мне начинаешь нравиться. Как поживаешь?
       В ответ Кривой молниеносно вытащил боевой топор из-за пояса и размахнулся на мерк-а-мода. Однако топор в его руках рассыпался в ржавую труху.
       - Треклятый колдун! Я найду на тебя управу. Ты мне ответишь за мой топор. И саблю я тебе припомню! - заорал Кривой.
       - Тише, Кривой, зверей в лесу распугаешь. Я как раз тебя искал. Неужели ты думаешь, мне интересно по диким чащобам шляться?
       - Меня? И зачем я тебе?
       - Дело есть.
       - Не хотелось бы мне с тобой никаких дел иметь.
       - Давай проще. Ты меня знаешь. Все будет без обмана. Тем более ты на мели. Торговые тракты под защитой конных разъездов байхара. Сам знаешь, как теперь ворью да наемникам живется.
       - Говори, что за дело, - буркнул Кривой.
       - Вот тебе двадцать куру золотом, - в руку наемника лег увесистый кошель. - Собирай людей. Купи снаряженье, доспехи.
       - И что?
       - Переправляйся на тот берег и делай, что привык.
       - Грабить земли Нпаесу? - удивился Кривой. - Дело-то привычное, но все равно в толк не возьму.
       - Одно условие. На ваших одеждах должен быть знак земель ин-Сали. Все. Больше никаких условий. - По рукам?
       - Сорок куру, - неожиданно сказал Кривой.
       - Тридцать, - сказал мерк-а-мод, кинул ему еще один кошель с золотом и исчез.
Обсудить работу вы можете на Форуме.

Проголосуйте за эту работу.