|
Ланкин осторожно нанес на доску, стоящую
перед ним
вертикально, красный мазок и отошел на два
шага, чтобы
полюбоваться результатом. Удовлетворенно
кивнул. Немного
киновари на губах только оттенит
аристократическую бледность
дамы, сидящей перед ним на специально
сооруженном для этого
случая постаменте. Изящно задрапированные
рукава и
ниспадающие складки плаща, как бы небрежно
наброшенного на
плечи, придавали значительность и
монументальность фигуре
женщины, смотрящей на него холодными
голубыми глазами.
-- Как долго мне здесь сидеть? -- ее голос
вывел художника
из раздумья, и он, засобиравшись, тут же
вежливо склонился в
низком поклоне, бормоча:
-- Простите, леди, заработался. Ваша красота
так увлекает,
что просто невозможно оторваться от работы.
Его лесть оказала благоприятное
воздействие на даму -- она
немного смягчилась и милостиво кивнула
живописцу, отпуская
его.
-- Спасибо, Ланкин. Завтра можешь не
приходить -- завтра в
замок приезжает моя сестра с мужем. Я буду
занята.
-- Да, леди. Конечно, леди. Леди очень добра к
бедному
художнику, что позволяет лицезреть ее, --
Ланкин, не забывая
кланяться, пятился к двери. По дороге чуть
не зацепился за
ковер, но вовремя спохватился и выбежал,
наконец, за дверь.
-- Ф-фух, ну и ну! -- неслышно пробормотал он
себе под
нос, направляясь по сумрачному коридору,
слабо освещенному
факелами, к лестнице, которая вела на самый
чердак, где и
располагалась его каморка. -- Много мне
радости видеть тебя
каждый день... Уши торчат, нос длинный, кожа
белая, как у
покойницы -- красотка, ничего не скажешь!
Рисуй тут тебя...
А попробуй откажись -- живо из замка
вылетишь!
-- А мы не хотим, да? -- неожиданно из тени
раздался
ехидный скрипучий голос говорящего ворона,
принадлежащего
художнику. -- Нам здесь нравится, нам здесь
удобно -- Лес
рядом и до Захолмья рукой подать. Да и эль
задарма наливают,
не говоря уж о еде? Бедные мы, бедные! --
притвороно
посочувствовал ворон, щелкая клювом. --
Тяжко, ох, тяжко
приходится творческим личностям во все
времена.
-- Коньяк, ну ты и напугал меня! -- шутливо
замахнулся
на него живописец. -- Летаешь не знаю где, с
утра тебя ищу.
Где ты опять был?
Коньяк перелетел с небольшого каменного
постамента на плечо
художника и распушил перья.
-- В захолмскую деревню летал, -- важно
ответил он, -- узнавал
местные новости.
-- И что узнал?
-- Много чего, но меня за труды праведные не
мешало бы хоть
краюшкой хлеба угостить. А то я летаю,
стараюсь, а ты не
ценишь... -- голос ворона обиженно заскрипел.
-- Впроголодь,
можно сказать, живу, скоро крылья таскать не
сумею...
-- Да не прибедняйся ты! -- раздраженно
прикрикнул на него
Ланкин. -- Тоже мне, несчастная пичуга.
Покормлю уж
чем-нибудь.
-- Знаем мы ваше "что-нибудь", -- почти
благодушно проворчал
брюзгливый ворон, -- опять дохлую мышь
предложишь. Сам бы их
ел. Эх, и зачем я свою чащу покинул? Ради кого?
Ради этого
жалкого мазилы?
Художник устало покосился на вредную птицу,
но ничего не
сказал, по опыту зная, что Коньяка не
переспоришь.
Зайдя в каморку, он первым делом взял со
стола зачерствевший
ломоть, отломил кусок и предложил его
Коньяку. Тот
придирчиво осмотрел хлеб, держа его в одной
лапе, подавленно
вздохнул и принялся за еду, не забывая,
впрочем, делиться
новостями.
-- Война скоро будет, -- буднично сообщил он.
-- Как... война? -- Ланкин даже уронил на пол
манускрипты,
которые доставал из своего сундука. -- Снова?
-- Ага. В Захолмье опять два брата ссорятся --
все Кристалл
делят. Хотя чего его делить? Он же подводным
эльфам
принадлежит.
-- Не эльфам, а волшебному народу Туаннона, --
поправил его
Ланкин.
-- Один пень, -- мотнул головой ворон, -- хоть
как их
называй, эльфы -- они и есть эльфы. Как привык,
так и зову.
И вообще, не перебивай, а то ничего
рассказывать не буду!
И он целеустремленно захрустел сухарем,
хитро поглядывая на
художника, видимо, ожидая извинений, но тот,
пораженный
известием, просто стоял и отупело смотрел в
окно на
виднеющуюся вдалеке опушку Леса на Холме. У
него в голове не
укладывалось то, что через некоторое время
возле этих
чудесных деревьев развернется кровавая
битва людей, которые
будут драться за то, что им не принадлежит. И
опять вырубят
полчащи. Как всегда, бессмысленные жертвы и,
как всегда,
нести их будут безвинные существа.
-- Нет, ты совсем этикету не обучен! -- не
выдержал ворон.
-- Долго молчать будешь?
-- Не может быть, -- проговорил Ланкин, -- не
может быть...
Чтобы Фенимор с Купером... Они же помирились?
Ланкин вопросительно посмотрел на ворона,
но тот лишь
обиженно щелкнул клювом.
-- А ты сходи к нашей фее, пусть она тебе
растолкует, ежели
ты такой непонятливый. Я тебе больше ничего
не скажу. Вот!
Ланкин пару мгновений соображал, кого имеет
в виду ворон,
затем вздрогнул и выбежал из комнаты.
Предстоял долгий спуск
по лестнице, а затем такой же долгий подьем
в другую башню,
где обитала замковая колдунья. Но Ланкин,
вообще-то не
отличавшийся физической крепостью,
преодолел три тысячи
ступеней за такое время, которое
понадобится одному стакану
песка, чтобы пересыпаться из верхнего
конуса в нижний. То
есть быстро.
Запыхавшись и влетев в темный коридор,
художник побежал в
его конец к огромной дубовой двери, возле
которой он
поскользнулся на почему-то скользком полу и,
отчаянно
размахивая руками, пытаясь сохранить
равновесие, не
удержался-таки и, наклонив голову по-бараньи,
вломился к
колдунье, с треском минуя двери.
Колдунья, которую неожиданный грохот
отвлек от
сосредоточенного созерцания булькающих
пузырьков в магическом
котле, недоуменно посмотрела на щуплую
фигурку, в которой по
измазанному красками балахону она признала
художника,
проехавшего по полу почти до самой кровати
и собравшего в
гармошку половичок. Нос Ланкина теперь
наслаждался запахами
коврика. Он полежал немного и вскочил.
-- Извините, пожалуйста, простите...
-- Да чего тебя прощать, -- тут же вмешался с
подоконника
Коньяк, решивший не пропускать самое
интересное, а потому
просто перелетевший из одной башни в другую,
не забыв краюшку.
-- В лягушку тебя превратить, и дело в шляпе.
Нет, какой
грубиян! -- обратился он к колдунье. -- Даже
поздороваться
не удосужился.
-- Умолкни! -- цыкнула на него волшебница. --
Вечно своей
трескотней эфир забиваешь. Не из тех он
людей, чтобы так
вламываться. Я народ захолмский знаю -- они
люди воспитанные,
не то, что ты.
-- А что я? Что я? -- возмутился ворон, но на
всякий случай
перелетел подальше от фигуры в белом
одеянии и с
распущенными волосами. Он устроился на
шкафу по соседству с
парой запыленных черепов и какими-то
склянками.
-- Марлина, -- склонился Ланкин перед
колдуньей, -- Прости
меня, но чрезвычайные обстоятельства
вынуждают...
-- Да знаю все! -- махнула рукой волшебница. Из
рукава
посыпались сушеные цветы. -- Фенимор опять с
младшим Купером
поссорились.
-- И Лес теперь погибнет? Он же на самой
границе их
владений, так что неминуемо станет полем
битвы! --
трагически воскликнул Ланкин. -- Вернее,
после битвы он
станет полем.
-- Нет, конечно, -- пренебрежительно дернула
плечом Марлина.
-- Я этого не допущу. Да и сестра моя, Планка
Родниковая,
тоже мне поможет. В конце концов, Лес -- наш
дом, а причина
войны -- Кристалл Темных Вод, который
младший брат стянул у
старшего, из-за него-то вся буча и началась.
-- Кристалл Темных Вод? -- благоговейно
переспросил Ланкин.
-- Что-то слышал о нем, он ведь вроде
принадлежит подводным
эльфам, да?
-- Да, ты прав. После того как сестра Лесного
короля ушла в
замок правителя Подводной империи, в
качестве приданого
она унесла с собой один из Двух Магических
Кристаллов. Это
было в конце четвертого пути. Потом
Кристалл перешел по
наследству нынешнему правителю -- Узку
Глазу.
-- Даже так? -- удивился Ланкин. -- А как же он
попал к нам,
в Звонкий край? Наш же правитель, -- даст
великий Нимбонос ему
более красивую жену, чтобы я не портил
краски на эту
образину! -- в ссоре с Узку Глазом. Если меня
не подводит
память, это произошло в конце Триста
четвертого пути?
В Звонком крае время измеряли с помощью
песочных часов,
месяцы назывались ведрами, годы -- путями.
Почему, никто
не брался объяснить.
-- Верно, художник. Триста четвертый путь
ознаменовал себя
величайшими трагедиями -- женитьбой нашего
правителя на
сестре Фенимора, в результате чего наш Край
стал неугоден
Подводной империи. Узку Глаз сам собирался
жениться на леди
Джемайне. Но из политических соображений
Фенимор решил
отдать сестру нашему правителю, а
предсвадебный подарок
Узку Глаза -- Кристалл -- не вернул, хотя по
всеобщим
законам должен был. Узку Глаз потребовал
свой дар обратно...
-- Оно и понятно, -- перебил колдунью ворон, --
вещь-то
магическая, полезная, в хозяйстве всегда
пригодится.
-- Застынь! -- Марлина взмахнула на него
правым рукавом, из
которого вылетела вишневая косточка,
угодившая прямо в лоб
чересчур болтливой птице. Коньяк
моментально умолк, застыв с
раскрытым клювом. Но краюшку из лапы не
выпустил.
-- Трехрогий Мудакус, надо бы мантию
почистить, -- пробормотала
волшебница, -- барахла-то скопилось. Но
неважно -- ворону от
этого хуже не будет. Итак, Узку Глаз
потребовал свой дар
обратно. Фенимору ничего другого не
оставалось, как вернуть
требуемое, иначе император начал бы
массированные
наступления на Захолмье, затапливая
урожайные земли.
-- Точно, -- вспомнил Ланкин, который когда-то
рисовал карту
всего Отдаленного государства. Отдаленным
оно называлось по
той простой причине, что находилось на
огромном острове,
окруженном владениями Подводной империи,
вдалеке от прочих
земель, если таковые вообще существовали.
Жители Звонкого края,
например, были совершенно уверены, что
центром мира является
их поселение, ну, может быть, еще народ
Туаннона, заселявший
Лес, да Захолмье тоже имеют право на
юридическую
правосубъектность и существование, но
остальные земли,
отделенные водой, приобрели уже мифический
характер. Ланкин,
как главный художник Отдаленного
государства, незамысловато
обозначил их -- Места, Не Столь Отдаленные.
Наихудшим проклятием в
Звонком крае являлось такое: "А не пошел
бы ты в Места, Не
Столь Отдаленные!"
-- Замок же Фенимора находится прямо на
берегу Воды, --
вспомнил Ланкин. -- Значит, он больше всех и
пострадает в
случае войны с Узку Глазом.
-- Да, именно поэтому его брат, Купер, живущий
в самом
центре Отдаленного государства, рядом с
Горой, решил сделать
брату пакость и выкрал Кристалл Темных Вод.
Он прекрасно
знал, что Узку Глаз рассердится и затопит
владения брата,
вследствие чего тот будет вынужден
проситься либо к шурину,
который его вообще-то не очень любит, либо к
младшему брату,
с которым у Фенимора тоже натянутые
отношения. Купер
надеется стать единоличным правителем
Захолмья. Он думает,
что Фенимор все же пойдет к нему, так как,
чтобы пройти к
нашему правителю, нужно перебираться через
Лес, а народ
Туаннона...
-- Эльфы, -- каркнул со шкафа пришедший в себя
ворон, -- их
зовут эльфы!
-- Молчи, а то еще чем-нибудь кину!
-- Кар! -- Коньяк казался оскорбленным
достоинством. Он
снова принялся грызть свой сухарь.
-- Тетушка! -- в комнату влетело
золотоволосое существо,
одетое в желтую соломенную шляпу и с
букетом цветов в руках.
-- Тетушка, ты слышала? Про Кристалл...
-- Что, дитя мое? -- Марлина прекратила свой
рассказ,
встревоженно посмотрев на девушку. -- Рената,
ты такая
растрепанная. Ты бежала?
-- Да, тетушка, нужно немедленно что-то
сделать!
-- Рената, сядь и сейчас же успокойся! Выпей
воды!
Марлина щелкнула пальцами, и в руке девушки
тут же оказалась
глиняная кружка, а букет медленно поплыл по
комнате,
перекочевав в руки волшебницы. Пока ее
племянница приходила
в себя после долгой дороги, Марлина
неспешно ходила по
комнате и вдыхала аромат розиолусов. На ее
гладком лице не
отражались следы времени, чему страшно
завидовала первая
леди замка, но в глазах -- глубоких и чуточку
печальных --
казалось, была заключена многовековая
мудрость народа
Туаннон, приправленная, впрочем, и обычной
житейской
хитростью.
Марлина была очень раздосадована тем, что
их молодой
правитель оказался столь скороспелым в
матримониальных
планах. Даже с ней не посоветовался! Она
нервно стукнула
кулачком по столу, подумав, что, наверное,
тут не обошлось
без действия Факунды -- придворного мага
Фенимора, ее
заклятого соперника в сообществе магов
Отдаленного
государства. Этот толстый волшебник,
пришедший с Горы, был,
несмотря на свою мерзкую натуру, талантом в
области плетения
интриг. Несомненно, Джемайна навела на их
правителя чары с
помощью старого развратника. А как по
закону подлости,
Марлина была занята -- восстанавливала
рукописи ее
предшественников, пострадавшие во время
неизвестно как
возникшего пожара.
В обязанности придворных магов входило и
составление
летописи, так что Историческая библиотека
Звонкого края была
в ведении Марлины. Марлина догадывалась,
что пожар в
каменном зале Библиотеки, куда вход был
разрешен только ей,
да еще правителю, возник не на пустом месте.
Факунда был
файро-мастером и огненным магистром. У
каждого мага была
своя специализация -- она сама, к примеру, в
совершенстве
владела цветочной магией.
Так что, заняв Марлину восстановлением
библиотеки, Факунда
быстренько взялся за ее правителя и, надо
сказать, преуспел.
Влариан сделал предложение Джемайне, и
теперь в замке вовсю
идут приготовления к свадьбе. А Марлина
хотела выдать за него
Ренату! Но ничего, все еще можно поправить.
Она задумчиво покрутила кольцо, скромно
поблескивавшее на
среднем пальце.
Тем временем художник, ошеломленный
неожиданным визитом
девушки, восторженно рассматривал ее лицо.
Она заметила это и
вспыхнула.
-- Нет, нет, -- тут же испуганно замахал руками
Ланкин, --
не отворачивайтесь. Я художник, поэтому
меня так привлекают
живые и красивые лица. Не возражаете, если я
его зарисую?
И, не дожидаясь ответа, он выудил из кармана
заточенный
мелок, чудом не сломавшийся при падении, и
вопросительно
посмотрел на колдунью. Та, не переставая
думать, щелкнула
пальцами, и в руках Ланкина появился
плотный лист хорошей
белой бумаги. Художник тут же принялся за
работу.
-- Тетушка, -- с беспокойством посматривая на
увлеченного
рисованием художника, сказала Рената, --
тетушка, о чем ты
думаешь?
-- Я думаю, -- неожиданно хитро улыбнулась
Марлина, -- что
тебе пора бы навестить свою другую тетушку.
-- Планку? Но... но зачем? Она же удалилась в
свое озеро
Водопадов от земных дел. Вряд ли она нам
поможет.
-- Не суди, дитя мое, о том, чего не понимаешь.
Как
удалилась, так и вернется. Ее королевство
тоже в опасности.
На другом склоне Горы примостился замок
Купера, так что в
случае своей удачи он поведет наступление и
на ее Водопады.
-- Зачем?
-- За вторым Кристаллом. Неужели ты не
помнишь этой старой
легенды? -- удивилась Марлина, щелкая
пальцами и водружая
букет в появившуюся ниоткуда вазу. -- Первый
Король эльфов
-- Туан, вместе с которым на наш остров
переселились все
ныне населяющие Лес сильвины...
-- Эльфы! -- каркнул ворон и пулей вылетел в
окно, чтобы его
не превратили в какое-нибудь земноводное.
-- ... владел двумя кристаллами, -- гневно
посмотрела вслед
птице Марлина, но тут же успокоилась,
продолжая объяснять:
-- Он сам их создал с помощью королевы
Подводной империи --
Планты, которая была его женой.
-- Почему -- была? Они умерли? Но ведь сильвины
практически
бессмертны. Что с ними стало? -- уточнил
художник, на
секунду оторвавшись от изображения.
-- Опять ушли в другой мир,-- сказала Марлина,
-- эльфы же
-- они народ беспокойный. Если этот мир
начинает им мешать,
то они ищут другой. Туан и Планта отплыли на
корабле тогда
же, когда Кристалл Темных Вод покинул сушу.
Сестра Туана
осталась править на пару с братом Планты, а
кристаллы были
разделены.
-- Кристаллы? Так их два?
-- Ну конечно! Раз есть темный, разумно
предположить, что
есть и светлый! Это же закон всеобщей
гармонии -- все должно
быть уравновешено.
-- Никогда о таком не слышал, -- покачал
головой Ланкин.
Оставив в покое карандаш и бумагу, он теперь
сидел на полу и
внимательно слушал волшебницу.
-- Услышишь и увидишь, -- сказала Марлина, --
потому что вы
должны будете отправиться к Планке, которая
является
Хранительницей Кристалла Светлых Вод.
-- Для чего?
-- Чтобы предотвратить войну, какой же ты
непонятливый,
Ланкин! Мне нужен светлый кристалл, чтобы
быть во всеоружии.
В руках злого человека Кристалл Темных Вод
-- сам по себе
нейтральный, несмотря на имя, -- может
превратиться в
мощнейшее оружие. А Купер злой, это я
испытала сама на себе.
Марлина поморщилась, вспомнив, как однажды
в конце прошлого
пути она приехала на Южный склон Горы в
поисках редкого
цветка -- motheris fakerus, обладавшего магическим
свойством
открывать истинную сущность человека.
Цветка она так и не
нашла, так как правитель тех мест, Купер,
тогда еще
безвредный для мира, очень некрасиво
обошелся с ней.
Во-первых, не пустил на тропу, ведущую к
Искристому Леднику,
где и должен произрастать motheris fakerus, а
настаивать она
не имела права. Во-вторых она провела
отвратительную ночь в
его замке, куда он был вынужден пригласить
ее. Условия были
кошмарными -- холодно, сыро, да еще и на ужин
был лишь хлеб
с кислым вином. Уже тогда в его бегающих
глазах она увидела
зреющие злые замыслы, но даже не
догадывалась, чего они
могут коснуться. Он казался бессильным и
преждевременно
постаревшим.
Прошло время, Марлина продолжала наблюдать
за Южным склоном,
но там ничего зловещего не происходило.
Тогда она
успокоилась. В конце концов, если человек
грубиян и этикету
не обучен, так это его проблемы. Собственные
жадность и
желчь будут разъедать его изнутри и убьют
раньше, чем это
сделает кто-нибудь из разъяренных путников,
волею Нимбоноса
забредшие в тот сумрачный край. Невежество
-- не повод для
опасений.
Но когда Купер украл Кристалл, Марлина
встревожилась. Она
тут же вызвала на совет остальных
волшебников Отдаленного
государства -- Планку, Имбрулью -- фею
Ледника, Водкинса из
Подводной империи, царственную пару эльфов,
даже Факунду
позвала. Посредством магического котла она
только-только
успела задать вопрос Планке насчет
светлого кристалла, как
влетел этот недотепа художник и разорвал
эфир.
Но Марлина не особо сердилась. Она уже
успела увидеть в
котле две легко узнаваемые фигурки,
бредущие по тропе Леса
-- одна из фигурок сидела на пони. Из чего
волшебница сделал
вывод, что зря ничего не происходит. Хотя
совет Планки был
бы кстати, Марлина решила подчиниться
судьбе и воле
Нимбоноса и включить в происходящее и
художника, хотя на
героя он не тянул. Щупленький, худенький,
невысокого роста,
правда, с приятным лицом и достаточно
умными глазами. В его
душе волшебница видела то, что он сам давно
перестал ощущать
-- тягу к путешествиям и смелость.
Физическая тщедушность,
как ему казалось, начисто перечеркивала
возможность
совершать подвиги, как в легендах.
Она часто видела его в библиотеке, в которую
она охотно его
пускала, несмотря на запреты. Он читал
древние свитки, и на
его лице часто появлялось мечтательное
выражение. Картины,
рисовавшиеся ему в воображении, он
переносил на бумагу,
чтобы хоть как-то выразить душевные
стремления. Он был
сиротой, заботиться о нем было некому,
потому он и стал
придворным художником, вынужденным
рисовать портреты
придворных дам, тогда как его тянуло в
другие дали.
"Он справится, -- подумала волшебница, --
сам удивится,
когда увидит себя с другой стороны".
Рената же вообще отличалась несвойственной
девушкам Звонкого
края смелостью и отчаянностью. Прекрасная
певунья, она часто
убегала в чащу к эльфам, которые научили ее
своим песням.
Ну и конечно, ворон. Умный и хитрый Коньяк
всегда сможет
охладить излишнюю пылкость Ренаты, едким
словцом
подстегнуть трусоватого художника и
указать правильную дорогу.
Слабовата, конечно, компания, но выбирать не
приходится.
Такова воля Нимбоноса. А уж она, Марлина,
добавит к
мечтательности, смелости и уму еще и
физическую силу.
Осталось только продумать, как это лучше
сделать.
-- Выйдете на закате, -- сказала она,
взмахивая рукавом, из
которого вылетел сушеный цветок герани. Не
успев долететь до
земли, цветок превратился в большую темно-розовую
бабочку,
которая вылетела в окно и унеслась на запад.
-- А пока
собирайтесь. Время не ждет.
*****
Вышли они на закате. Позолоченные солнцем
верхушки
многовековых деревьев придавали Холму
волшебный вид, из-за
чего он казался огромным необычным
изумрудом, случайно
оказавшимся на долине. Идти им предстояло
всю ночь, чтобы
поспеть к утру.
Птицы принесли Марлине весть, что Подводная
империя объявила
войну Захолмью, поэтому следовало
торопиться. Марлина
объяснила, как следует идти через Лес,
указала самую
короткую дорогу -- растолковывала она все, в
основном,
Коньяку, который лучше Ланкина знал лесные
тропы. Древний
Лес только казался солнечным и
гостеприимным. На самом деле,
в его дебрях жили не только беззаботные
эльфы, но и бродили
разные чудовища, о которых до Звонкого края
долетали только
слухи. Но если уж слухи были столь
леденящими кровь, то
какова же была реальность?
Ланкин шел пешком, Коньяк перелетал с ветки
на ветку или же
ехал на плече Ренаты, сидящей на пони.
Марлина с ними не
поехала, сославшись на дела, требующие ее
неотлучного
присутствия в замке.
-- Обычное поведение всех волшебников, едва
только жареным
запахнет, -- саркастически заметил Коньяк,
когда Ланкин,
устав от трехчасового пути, посетовал на
отсутствие
чародейки, которая могла бы устроить им
более приятное
путешествие.
Рената легонько стукнула его по клюву в
наказание, но ворон
тут же преувеличенно обиженно замотал
головой и перелетел на
голову Ланкина.
-- Я и так ноги едва переставляю, --
рассердился тот, -- так
еще и тебя тут неси! А ну слезай, проклятая
птица.
-- Нас тут не ценят, -- процедил ворон и
величественно
улетел в чащу.
Пони посмотрел вслед ворону. Он шел все
медленнее и медленнее,
пока, наконец, совсем не встал.
Путешественники огляделись.
Пока они шли, окружавшая их темнота не
казалась им столь уж
страшной, но теперь темные деревья
обступили их со всех
сторон и давили своим безмолвием.
-- Может, привал сделаем? -- робко предложил
художник. --
Все равно пони заупрямился.
-- Нам к утру обязательно нужно дойти до
озера Планки, иначе
будет слишком поздно.
-- Но темно же, -- шепотом взмолился Ланкин, на
которого
темнота действовала сильнее, чем на Ренату,
-- я уже ни
черта не вижу.
-- Дорога слегка белеется, -- возразила
Рената, -- а значит,
мы можем идти. А пони я завяжу глаза своим
платком, чтобы он
не боялся.
-- К-кар! -- ночную тишину вдруг нарушило
скрипучее
карканье. -- Как долго стоять собираетесь?
Ланкин не выдержал, поднял камень и кинул
его в птицу, но,
естественно, промахнулся. Коньяк отлетел на
другое дерево и
сообщил:
-- По северной тропе кто-то едет. Я не
разглядывал особо, но
увидел, что всадник вооружен. По-моему, он
ищет вас.
-- Нас? -- в голос спросили Рената и художник,
инстинктивно
придвинувшись друг к другу и встав плечом к
плечу.
-- Конечно, иначе зачем бы ему ехать в столь
поздний час по
тропе, через два перевала пересекающейся с
нашей?
-- Да мало ли зачем? -- пробормотал под нос
художник.
-- И останавливаться на перекрестке, устроив
засаду на
дереве? -- торжествующе закончил ворон и,
склонив голову,
внимательно поглядел на испуганных людей. --
Ну, кто здесь
самый полезный? Перед кем все же следует
извиниться за
брошенный камень?
-- Что делать будем? -- ни Рената, ни Ланкин не
обратили
внимания на нахохлившегося от гордости
ворона. -- Другой
тропы нет, а впереди, как говорит этот мешок
с перьями,
опасность. Назад тоже дороги нет.
-- Может, попробуем сквозь чащобу пробиться?
-- предложила
храбрая девушка. Ланкин уныло посмотрел на
густой подлесок,
казалось, подвигавшийся к ним все ближе и
ближе, представил,
как будут цепляться ветки за волосы,
сколько царапин и
синяков украсят его лицо, а главное, лицо
Ренаты, которую
он вообще-то не успел дорисовать, и вздохнул.
-- Ладно. Только, чур, я первый. А женщины и
пони потом.
Ланкин накинул на голову капюшон плаща,
расправил тощие
плечи и нырнул в куст. Ему не удалось
сделать даже двух
шагов -- упругие ветки сплелись воедино в
тугую сеть, не
давая чужаку возможности пройти. Самым
удивительны было то,
что куст не пускал художника только вперед,
а назад Ланкин
выскочил, даже не оцарапавшись.
-- Ладно, -- повторил он, -- попробую с другой
стороны.
Но и там его ожидала неудача. Казалось,
деревья в Лесу
сговорились не пропускать людей дальше
тропы. Ланкин
намеревался уже было взять топор или нож,
чтобы разрубить
непокорные ветки, но тут по всему Лесу
прошел грозный стон.
В верхушках деревьев загудел ветер, сдувший
с головы Ланкина
капюшон с такой силой, что у бедного
живописца затряслись
колени. На голове же Ренаты даже волосок не
пошевелился.
-- Ладно, -- в третий раз сказал Ланкин, -- нет
так нет.
Он засунул нож в седельную сумку. Лес
успокоился, но
художник кожей чувствовал неодобрение,
разлитое в воздухе.
Ему казалось, что со всех сторон из темноты
на него смотрят
чьи-то недобрые глаза. Ланкин сглотнул и
подошел ближе к
девушке.
-- Делать нечего, -- сказал он, -- придется
двигаться вперед.
Нет ничего хуже ожидания заведомо
известной опасности,
поэтому дальнейшие два перевала пути были
такими тягостными,
что Ланкин малодушно подумывал о
возвращении. Даже Рената,
поначалу мурлыкавшая какую-то старинную
песенку, примолкла.
Только звучавшие в голове художника
напутственные слова Марлины
останавливали его: "Береги мою
племянницу, Ланкин!
Путешествие будет опасным, но ты должен
пройти его до конца
рядом с ней. Сам знаешь, что вас ждет в конце
-- ради этого
стоит попытаться. Кроме тебя, мне не на кого
положиться".
Они зажигали в нем давно угасшую надежду
стать витязем, как
в легендах. Правда, она еще что-то упоминала
о какой-то
помощи, которую она пошлет им в середине
пути, но они прошли
уж полчащи, а никого так и не встретили. Да
еще впереди в
засаде сидит какой-то громила и стережет их.
Воображение
Ланкина рисовало ему громадного роста
детину со зверской
рожей и дубиной в руках, злющего и, конечно,
сильного.
Единственное, что смущало Ланкина, так это
то, что они
вроде бы еще никому ничего плохого не
сделали. За что на них
готовится нападение?
-- Задумался? Боишься? -- прямо над ухом
каркнул Коньяк. --
Трусишь?
-- Вот еще! -- с возмущением отверг это
предположение
Ланкин. -- Просто... размышляю.
-- Ага! Размышление ведет к отступлению.
Принимаясь за дело,
-соберись с духом, понял? А то отступишь в
самый последний
момент, а Ренаточка такая красавица, такая
миленькая, не дай
Нимбонос, с ней что-нибудь случится. Марлина
же тебе голову
оторвет.
-- А ты мне не угрожай, -- внезапно твердым
голосом ответил
художник. -- Как смогу, защищу ее.
-- Силен не тот, кто силен силой, а тот, кто
силен умом, --
немного туманно ответил ворон и перелетел
на плечо к Ренате,
которая задумчиво покачивалась на пони, не
слушая разговора
Ланкина и Коньяка. -- Если внутри что-то есть,
тогда и Гору
свернешь. А без твердого характера даже
хлеб не испечешь.
Ланкин, вопреки обыкновению, задумался над
словами ворона.
Что-то подсказывало ему, что на сей раз
птица говорит вполне
серьезно. Да кстати, не так уж глупо ворон и
посоветовал.
Только как собраться с духом, если
десятилетняя жизнь в
замке приучила его к спокойной жизни, где не
надо принимать
ответственных решений, где не надо никого
защищать, где
самые страшные битвы происходили лишь в его
воображении. И
где всегда настороже целых сто воинов,
готовых защищать
замок до последней капли крови. Все они были
потомками тех,
кто участвовал в страшной битве Трех стихий,
произошедшей
столетие назад.
Лес тогда очень пострадал от сражения.
Гуляя в свободное
время, которого было у художника более, чем
достаточно, он
часто находил обрубленные деревья, из-под
пней которых росли
молодые побеги, которые впоследствии
окрепли, но так и не
скрыли изуродованного мечами старого
дерева. Встречал он и
оленьи рога, лежавшие рядом с костями
убитого боевой, а не
охотничьей стрелой, животного.
Однажды он даже набрел на не похороненного
воина,
оставшегося тлеть на земле до скончания
века. В кольчуге
застряло несколько стрел с зазубренными
наконечниками, шлем
с проржавевшим забралом, меча не было,
должно быть, его
забрали враги. Ланкин тогда все
благоговейно осмотрел,
прежде чем упокоить кости погибшего воина в
кургане, обложив
его камнями. Единственное, что по-настоящему
его удивило, --
так это то, что на щите был изображен
странный герб -- две
птицы, черная и белая, образующие круг. Клюв
одной касался
хвоста другой, что повторялось и с другой
стороны. На
проржавевшем от старости щите эти странные
незнакомые птицы
казались только что нанесенными --
мастерство неведомого
художника поразило Ланкина до такой
степени, что даже
зависти не осталось места в его душе.
Он долго любовался узором, прежде чем
накрыть щитом павшего
рыцаря. Лишь одну вещь он не положил в
могилу -- поясной
кинжал с точно таким же узором из птиц.
Сколько потом Ланкин
не рылся в древних манускриптах, он так и не
нашел
упоминания о такой символике. Ни среди
эльфовских сказаний,
ни среди людских, ни тем более среди
яконских гоблинов,
живших на диких островах по ту сторону
Отдаленного
государства, не было упоминания о черно-белых
птицах как
знаке чего бы то ни было.
Этот кинжал он вычистил и сохранил, всегда
нося с собой, как
и мелки. Им он затачивал свои орудия труда.
Но теперь Ланкин
готовился к настоящему бою, мысленно молясь
великому
Нимбоносу, чтобы тот дал ему сил и храбрости
не просто
защитить Ренату, но и выжить самому. Ведь
ему еще предстоит
довезти ее в целости и сохранности до
Водопадов Планки, а
там... Там будь, что будет. Волшебницы как-нибудь
между собой
разберуться, а он, если и умрет, то овеянный
славой, как
настоящий герой. Не иначе.
Но не успел он опомниться, как вдруг среди
веток дерева, под
которым они шли, раздался страшный шум,
похожий на раскат
грома. Ланкин моментально выхватил кинжал и
крикнул:
-- Беги, Рената, беги! Я его задержу!
-- Ну вот еще, -- возразила упрямая девица, --
чтобы я самое
интересное пропустила? Да ни за что! И потом,
друзей не
оставляют в беде.
Она слезла с пони, который с флегматичным
видом отошел в
сторону, понукаемый вороном, который
прошептал ему что-то в
длинное ухо, и встала рядом, достав из-под
длинной юбки
что-то похожее на хлыст.
-- Иди, говорю, -- в отчаянии вспылил художник,
который
боялся в пылу битвы причинить вред девушке,
-- не путайся под
ногами!
-- Это еще кто у кого путается! Тоже мне,
вояка!
Ланкин вспыхнул от обиды, но тут шум среди
ветвей повторился
с удвоенной силой. Спор разом прекратился.
Оба
путешественника, затаив дыхание и встав
спиной к спине,
оглядывались в поисках приближающейся
опасности. Но ее не
было.
-- А ну-ка я посмотрю, -- ворон взлетел вверх
черной тенью, и
через пару долгих мгновений раздался его
гневный возмущенный
вскарк. Он камнем упал обратно.
-- Что ты наделал? -- схватился за голову
художник, который
подумал -- не из трусости, нет, всего лишь из
здравых
соображений -- что они вообще могли бы
избежать опасности,
если бы проехали тихо и быстро, а сейчас
этот мешок с
перьями только расшевелил гнездо зла,
свитое громилой на
ветках. Теперь уж они точно попались!
-- Ну и что? -- храбрясь, но все же дрожащим
голосом сказала
девушка. -- Все он правильно сделал! Лучше
встретить
опасность лицом к лицу, чем ждать удара в
спину. Как
представлю, что он крался бы за нами...
И тут на них свалилось чудовище. Рената
взвизгнула. Коньяк
возбужденно вскаркнул, отлетая в сторону,
спасаясь от
летящих во все стороны веток. Ланкин напряг
зрение,
испорченное ночным чтением при свечах, и
увидел, что тот,
кого они поначалу приняли за чудовище, был
всего-навсего
обычным человеком, не очень большим, кстати.
Так, средних
размеров. Он лежал на земле и, прищурив
глаза, с удивлением
озирался по сторонам, словно удивляясь --
как это он здесь
оказался.
Ланкин выставил перед собой кинжал и
рискнул подойти ближе.
Рената вспомнила, что она вроде бы храбрая,
и осторожно
выглянула из-за плеча художника.
-- Ты кто? -- спросил Ланкин.
-- А вы? -- еле слышно пробормотал человек,
сидящий на
земле. Он был в доспехах, тусклой эмалью
поблескивавших в
свете только что выглянувшей из-за туч луны.
Его встрепанные
черные волосы падали спутанными прядями до
плеч, глаза сонно
смотрели на испуганных путников.
-- Нет уж, сначала ты, -- осмелел Ланкин. -- В
конце концов,
это ты нас напугал, свалившись как снег на
голову, так что и
держи ответ первым.
-- Я -- Сонный рыцарь, -- ответил человек, --
приехал по зову
повелительницы. Решил вот переночевать, а
тут меня стрела
как клюнет! Ну, я пошевелился... и упал, --
незамысловато
закончил он. -- А вы-то кто?
-- Я -- Ланкин, художник принца Влариана, а это...
-- Рената би Лайн к вашим услугам, -- сделала
реверанс
девушка. -- Племянница волшебницы Мерлины.
Ланкин хотел было пихнуть ее локтем --
негоже рассказывать
первому встречному всю свою биографию,
достаточно и имени,
но не успел. Простоватая девчонка с ходу
выложила о себе все.
Коньяк шумно хлопнул крыльями, привлекая к
себе внимание.
Сонный рыцарь, несмотря на прозвище,
моментально обернулся
на шум, но глаза его так и остались
полузакрытыми.
-- А ты кто, птица?
-- А я Коньяк! Стрелой меня еще никто не
называл. Надеюсь,
что и впредь мы избегнем столь
двусмысленных и оскорбляющих
мое достоинство сравнений.
-- А чем же тебя стрела унизила? -- изумился
рыцарь.
-- Чем, чем... Всем! -- проскрипел ворон. --
Стрела дура, а
меч молодец. Лучше уж мечом назови, чем
безмозглой
деревяшкой с перьями.
-- Да деревяшка ты и есть! -- поставил точку в
бессмысленном
споре Ланкин, не обращая внимания на
возмутившегося такой
несправедливостью ворона. -- А тебя почему
Сонным рыцарем
зовут?
-- Я из Гдетотамии, -- пояснил рыцарь, -- это в
Местах, Не
Столь Отдаленных. Там я служу нашему
правителю. Наша армия
называется Сонмище, отсюда и звание.
-- Ясно. А звать-то тебя как? Имя у тебя есть?
-- Папус, -- просто ответил рыцарь. -- Папус де
Виндоуз.
Меня сюда Марлина вызвала.
-- Как же ты успел добраться? -- подивился
Ланкин.
-- Да она меня сюда и перекинула, а как... Я
простой служака
и в тонких материях не разбираюсь.
Попросила вас защищать. Я
немного раньше вас здесь оказался, вот и
решил вздремнуть. А
тут... -- он покосился на ворона и потер
клюнутый бок, --
птичка ваша.
Неожиданно он свистнул, и из чащи донеслось
переливистое
ржание.
-- Это мой конь, -- пояснил Папус и с гордостью
добавил: --
яконской породы. Не правда ли, прекрасен?
Прискакавший жеребец и впрямь был на
загляденье: длинные
тонкие ноги, чуткие ноздри, подрагивающие
лоснящиеся бока,
гордая посадка головы -- Якония недаром
всегда славилась
своими табунами. Путники собрались и вновь
двинулись на
север, к Восточному склону Горы, где
находились знаменитые
Водопады Звонкого края, из-за которых сам
край, собственно,
и получил свое название. При падении струи
воды звучали
каждая на свой лад, сливаясь в общем
журчании, так что
людям, жившим на берегу озера, казалось, что
вода о чем-то
звонко поет. Это чудесное место и избрала
местом своего
отдохновения колдунья Планка. К тому же
только на берегах
этого озера жили любимые ею птицы -- розовые
аисты.
*****
На Севере.
В органном зале звучала музыка. Правитель
Захолмья неспешно
перебирал клавиши, не задумываясь о нотах --
пальцы сами
находили нужные звуки, а мозг правителя тем
временем
напряженно искал выход из сложившейся
ситуации. Музыка
всегда помогала ему отыскать среди сотен
роящихся идей самую
верную. Поэтому получив от гонца весть, что
Подводная империя
объявляет войну его краю, Фенимор сразу же
направился сюда.
Органный зал находился в главной башне
замка, его высокие
окна выходили в сад, так что протяжные
печальные звуки
органа далеко разносились по округе,
заставляя жителей
окрестных деревень поворачивать головы в
сторону замка и
снисходительно улыбаться милой привычке
правителя. А
правитель играл и думал, как теперь быть.
Стрела, присланная
вместе с гонцом, означала вызов. Он бы его
принял, если
только все выяснение отношений свелось бы к
обычному
рыцарскому турниру, как часто решали свои
споры правители
Отдаленного государства. Сами что-то не
поделили -- сами и
решали, не заставляя страдать своих
подданных. Но в этой
истории дело было куда более серьезным, чем
все ранешние
споры. Узку Глаз уже начал наступление. В
замок прибежали
два жителя самой близкой к Воде деревни. Они
были не на
шутку перепуганы. Из воды, по их словам,
появились какие-то
ранее невиданные существа, напоминавшие
яконских гоблинов,
только выше ростом, умеющие дышать под
водой, да к тому же
гораздо умнее и хитрее жителей диких
островов. Эти твари и
на суше не терялись. Бегали быстро и всех
жителей, кроме них
двоих, уволокли под воду, надев им на головы
странные
колпаки. Случилось это вчера вечером.
Наконец, Фенимор решил, как поступит. Иного
выхода нет.
Будет битва.
*****
Глашатаи быстро оповестили близлежащие
поселения о
всенародном собрании на площади перед
замком. Фенимор стоял
возле высокого окна, сложив руки на груди, и
наблюдал, как
постепенно стекается народ со всех концов
площади.
Находчивые захолмцы уже организовали
продажу закусок и вина,
потомки эльфов, выделявшиеся высоким
ростом и необычайно
грациозными движениями, развлекали толпу
своими дивными
песнями, гномы из Горы деловито кучковались,
собираясь в
группы. Фенимор считал мужчин, хотя в
истории страны бывало
так, что в сражении принимали участие и
женщины -- в таких
случаях государство не проигрывало никогда,
правда, потом
долго не могло оправиться от потерь. Рожать
было некому, да
и не от кого. В этих случаях на помощь
приходили эльфы,
очень бережно врачующие даже самых
безнадежно раненых. Ну и,
конечно, многих эльфиек покоряли бравые
витязи. Потомки от
этих союзов были самыми меткими лучниками.
-- Жители Захолмья, -- громким голосом
возвестил он, после
того, как фанфары, призвавшие толпу на
площади к тишине,
умолкли. -- Настал роковой час. Нашей жизни,
нашей свободе,
нашим детям, угрожает враг, -- он говорил
короткими
рублеными фразами не для пущего усиления
эффекта, а просто
потому, что обуревавшие его эмоции можно
было выразить
только так. Коротко и ясно. Без отклонений.
"Если бы" да
"кабы" хороши в мирное время, а не когда
в твой дом ломится
враг.
К концу дня были сформированы два первых
ополчения.
*****
Ланкин проснулся от резкого стука. Он
открыл глаза и увидел
Коньяка, который сидел на подоконнике
раскрытого окна и
клювом постукивал по слюдяному стеклу.
-- Открррывай глаза, соня. Все на свете
проспишь.
-- Как же! Ты дашь поспать! -- простонал
художник, сползая с
кровати, -- Изверг. Я еще и трех часов не
успел поспать, а
ты меня будишь.
-- Так на то обстоятельства есть, -- важно
изрек ворон. --
Я сейчас от феи Планки -- это она просила
разбудить тебя.
-- Зачем? Чем может помочь бедный несчастный
художник
великой волшебнице? Тем, что напугает ее
своей опухшей с
недосыпу рожей?
-- Она не слабонервная, -- отпарировал Коньяк.
-- Хотя кто
их, этих женщин, знает... В общем, шагай-ка ты
в тронный
зал, к ней. Там и разберемся.
Ланкин с трудом оделся и, ведомый вороном,
направился в
тронный зал. По дороге он встретил
нескольких эльфов,
которые не обратили на него никакого
внимания, словно они
каждый день встречают в светлых залах
Озерного замка помятых
усталых художников с кругами под глазами.
Ланкин запоздало
вспомнил, что, кажется, забыл умыться.
Задумавшись над
дилеммой, что будет неучтивее -- немножко
опоздать, но
прийти более-менее чистым и приободренным,
или же не
опоздать, но явиться пред светлые очи
Планки таким, какой он
сейчас есть, -- Ланкин остановился в
нерешительности перед
дверью, ведущей в главный зал.
-- Шагай, шагай, чего встал? -- каркнул прямо
над его ухом
ворон, словно прочитав его мысли. -- Красивше,
чем есть, ты
уже не станешь.
Не дожидаясь ответа, ворон подлетел стене,
ткнул клювом в
цветок орнамента, дверь раскрылась, но
Ланкин по-прежнему не
мог двинуться с места -- пораженный
открывшейся ему
красотой. Замок был встроен или, вернее
сказать, выбит прямо
в скалах Горы. Единственным путем к нему
была водная гладь,
по которой постоянно сновали легкие
эльфийские лодочки. Как
они вчера добрались, Ланкин помнил с трудом,
настолько он
устал. Кажется, Сонный рыцарь перетащил его
в одну из лодок,
бросив на что-то мягкое, затем в лодку села
Рената, и они
двинулись. Он ничего не запомнил, так как
тут же задремал.
Теперь же ему открылся потрясающий вид:
стенами главного
зала были тонкие занавеси водопадов,
падающие отвесно вниз.
Там, внизу, была и пена, и бурление, и брызги,
и шум, а здесь
вода напоминала живое стекло, беззвучно
стекающее с вершины
Горы, где таяла громада Ледника. С огромной
высоты -- замок
возвышался над гладью озера на полторы
тысячи людских
ступеней -- обозревались окрестности вплоть
до Холма.
-- Входи, Ланкин, -- из состояния
благоговейного оцепенения
его вывел журчащий женский голос. Он
вздрогнул и вошел в
зал. Двери за ним захлопнулись.
-- Спасибо тебе за то, что сопровождал мою
племянницу в наш
край. Я и Рената благодарим тебя.
Волшебница величественно кивнула. Сидящая
рядом с ее троном
Рената волшебно преобразилась и из обычной
крестьянской
девчонки в желтой соломенной шляпе она
превратилась в
молодую прекрасную фею с распущенными
золотыми волосами. На
коленях Планки лежала большая подушка с
сиявшим на ней
ослепительно-светлым кристаллом.
-- Это он? -- забыв поздороваться, спросил
Ланкин. Коньяк
огорченно щелкнул клювом, сетуя на
невоспитанность
художника, и заявил:
-- Он, он. Хорош, правда? Бриллиант чистой
воды.
-- Не бриллиант, а Кристалл Светлых Вод, --
поправила Планка
и неожиданно поморщилась. -- Я его не люблю,
но он хранится
у меня как напоминание о старых добрых
временах. Эта вещь
очень сильна, как всякая магия, требует
душевных сил,
времени и, конечно, отнимает покой. Ты
знаешь, что его
несколько раз пытались выкрасть?
Ланкин, пораженный не столько тем, то фея
сразу взяла такой
задушевный тон, сколько созерцанием
изумительной игры света
в глубине кристалла, покачала головой.
-- Я собиралась переслать его Марлине, но в
замке Звонкого
края Кристалл был еще в большей опасности --
там же сестра
этих двух братьев, Фенимора и Купера. Она
мне не внушает
доверия.
Ланкин вполуха слушал фею, рассматривая
волшебный камень, с
горечью осознавая, что как художник он
никогда не смог бы
передать на бумаге эту удивительную
чистоту Кристалла.
-- Сегодня будет битва между Узку Глазом и
Фенимором. Я
чувствую, как в межпространственном потоке
Силы сместился
баланс. И как раз в сторону Южного склона
Горы -- наверняка
это Купер начал что-то делать с помощью
Кристалла Темных
Вод. Так что нужно торопиться -- я слышу, как
приближается
опасность из Подводной империи. Кто-то их
сильно разозлил, а
чем, не пойму.
Планка возложила тонкие кисти на Кристалл и
подержала его
некоторое время так. Потом вдруг камень
вспыхнул изнутри
ярким, но не слепящим светом, и медленно
всплыл над
подушкой. Неслышно подошедший сзади Сонный
рыцарь
пристроился рядом с Ланкиным, и все вместе
вперили взоры в
сверкающий Кристалл, поверхность которого
вскоре перестала
светиться и показала далекое побережье, на
котором вдруг
появились какие-то блики.
-- Что это? -- спросила Рената.
-- Смотри, -- сказала Планка, -- это самое
начало.
Через мгновение Ланкин вдруг понял, что это
целая армия
спускается с пригорка прямо к воде.
*****
Битва.
Захолмские ополчения вышли на прибрежную
полосу около трех
часов дня. Жаркое солнце нещадно палило, так
что головы
воинов в металлических шлемах вспотели, в
глазах начало
двоиться. Вопреки приказам командиров,
многие дружинники
снимали шлемы и ерошили всклокоченные
волосы, блаженно
жмурясь от минутной прохлады.
Сидящий в своем замке Купер ехидно
посмеивался, разглядывая в
поверхности Кристалла утомленные долгим
переходом лица
воинов. Его старший брат вел войска на битву
с трагическим
выражением лица мученика за правду.
-- Ничего, ничего! -- потирал руки младший
брат в темной
прохладе тронного зала своего замка. --
Сейчас я такую жару
тебе сделаю, что Яконские острова раем
покажутся.
Он возвел руки над Кристаллом, зашептал что-то
себе под нос,
после чего страшно выпучил глаза и хлопнул
в ладоши. В
Кристалле блеснула крохотная молния, а лица
воинов,
находящихся вдалеке от этого места, стали
еще утомленнее.
-- Вот и ладненько! -- успокоился Купер,
поудобнее
устраиваясь в троне, чтобы наблюдать за
битвой. -- Вот и
посмотрим, чья возьмет.
Войска Фенимора приблизились вплотную к
песчаному пляжу.
Дальше идти не было никакой возможности --
ноги увязали,
нагретые песком подошвы заставляли
вооруженных мужчин
подпрыгивать от неудобства, так что
командиры решили не
мучить раньше времени своих ополченцев и
приказали
оставаться пока на траве.
Фенимор, которому предстояло держать речь
перед ополченцами,
дабы возбудить и поддержать их воинский дух,
слез с коня, не
желая причинять страдания благородному
животному, и, не
морщась, вышел на горячий песок.
-- Воины! -- воззвал он и подождал немного,
пока уляжется
бряцанье мечей, щитов и прочего
обмундирования витязей,
которые вскинули вверх руки, приветствуя
своего правителя.
-- Воины! Нам предстоит битва не на жизнь, а
на смерть...
-- Опять одно и тоже, -- скучающе простонал
Купер, зажимая
уши, чтобы не слушать патриотическую речь
старшего брата.
Лишенное звука изображение Фенимора
беззвучно, но мимически
выразительно шевелило губами, взмахивало
руками и, наконец,
призвало:
-- Отстоим свою землю!
Раздался дружный рев трехсот воинов,
обозленных дикой жарой
до такой степени, что они готовы уже были
сами лезть в воду,
совмещая приятное с полезным -- и врага
победить, и
искупаться между делом.
Но тут гладкая поверхность воды зарябила,
вспенилась, и на
кромку пляжа стал выходить авангард войск
Подводной империи.
При виде вражеских воинов в душу Фенимора
вкрался холодок --
это были настоящие монстры, сродни тем, с
которыми сражались
в ту войну столетней давности. Те, кто выжил
после страшной
битвы -- а их было совсем мало, -- давали
весьма
противоречивые описания врагов. У одних они
были с красными
глазами, ростом с двух витязей, с палицами в
руках и
страшными выдвинутыми вперед челюстями. У
других -- такие же
высокие, но более коренастые, с чешуйчатыми
хвостами, с
жалами на хвосте и с поразительной прыгучей
способностью.
В этих субъектах оба описания полностью
совпали. Ко всем
прочим своим прелестям, громилы держали в
руках по странного
вида дубинке, чем-то напоминающую бельевую
мешалку, которыми
пользуются захолмские женщины, стирая
белье воинов. Сия
палка была заострена с одного конца
наподобие лопатки, что,
надо сказать, весьма удивило захолмских
полководцев.
Достаточно странное оружие, не военное
какое-то. Но на
мордах громил было написано столь явное
предвкушение битвы,
что фениморцы решили не относиться к
странной вещице с
пренебрежением. Мало ли что. Убить можно чем
угодно, даже
бельевой мешалкой.
-- Воины, -- крикнул Фенимор, дождавшись,
когда авангард
подводных воинов подойдет поближе, -- настал
наш час! Вперед!
-- Ха-ха, вперед! -- обрадовался Купер. --
Конечно, вперед,
а потом назад!
Фениморские воины взрыкнули по-боевому и
кинулись в атаку.
Первым бежал Фенимор, отчаянно размахивая
мечом, словно
огненным пальцем неимоверных размеров. Он
самозабвенно
отдался атаке, а потому упустил тот момент,
когда боевой рык
воинов вдруг сменился захолмскими
неприличными выражениями.
Фенимор остановился на полпути и удивленно
оглянулся,
опустив меч. Его воины, словно попав в
невидимые сети,
беспомощно махали руками, пытаясь нащупать
и разорвать
удерживавшие их путы, но ничего у них не
получалось.
Половина их попадала на песок, то ли из-за
невидимых
подножек, то ли от ударов по голове,
которыми их наградили
сотоварищи, в гневе размахивающие мечами
куда попало. К
счастью, крови пока не было. Остальные
отступали назад.
Подводные воины тоже остановились,
внимательно смотря на
попросту неприличное поведение сухопутных
в битве, затем на
их грубо слепленных мордах появилось
подобие ухмылок.
-- Трехрогий Мудакус, что это? -- трагически
смотря на свою
бесславную армию, сказал Фенимор. -- И ты,
великий Нимбонос,
ответь -- что это?
Но и великий Нимбонос, и трехрогий Мудакус
молчали. Зато
счастливо смеялся младший брат
предводителя, от души
наслаждаясь нелепостью ситуацией.
-- Кошмар, -- сказал Сонный рыцарь, зевая. Чем
больше люди
его народа возмущались, тем более сонными
они становились.
Сейчас Сонный рыцарь был просто в ярости. --
Позор для всей
воинской братии. Эти захолмские недомерки
просто позорят
честь мундира!
-- Это не их вина, -- ответила Планка,
внимательно
всматривавшаяся в Кристалл, -- это действуют
чары Купера. Я
чувствую, как с Южного склона Горы идет
поток черной энергии.
-- Тетушка, ты можешь что-нибудь сделать? --
спросила
Рената, отчаянно заглядывая в глаза
волшебнице. Красивое
трагичное лицо Фенимора произвело на
молодую девушку
неизгладимое впечатление. -- Помоги им.
-- Попробую, -- сказала волшебница и закрыла
глаза.
-- Что бы с вами еще такое сделать? --
размышлял Купер. --
О! Конечно!
Генерал армии Подводной империи Мокроус
решил, что самое
время идти в атаку -- пока враг слаб. Тем
более, что главарь
сухопутных стоял сейчас один-одинешенек
посреди пляжа битвы
и растерянно озирался вокруг.
-- Возьму его тепленьким! -- прогремел
Мокроус. -- А вы, --
он посмотрел на своих воинов, -- все за мной.
Когда я замочу
этого типа, тогда будете брать ту кодлу,
ясно?
Монстры согласно забулькали. Мокроус вышел
вперед и двинулся
на Фенимора.
-- Ой, мамочки! -- Рената спрятала свое лицо на
плече у
Ланкина, которого неожиданно пробила
теплая волна мурашек.
-- Они убьют его!
-- Ммм, -- таинственно ответила волшебница, не
размыкая глаз.
Фенимор, увидев надвигающуюся на него груду
мускулов,
вздохнул и наклонил вперед голову, готовясь
принять вызов.
Мокроус повел плечами.
Ланкин побледнел.
Купер встрепенулся. Он оставил на
захолмских воинах заклятие
"сети", а сам всю силу Кристалла
перебросил на помощь этому
чудовищному генералу. В это время Планка
вдруг широко
раскрыла глаза и вскрикнула что-то с
гортанным звуком.
Фенимор почувствовал, будто его плечи
окутала прохладная
мантия, не только спасающая от жары, но и
удесятеряющая
силы. Не то чтобы он в обычном состоянии был
слаб -- нет,
это был настоящий воин, просто против магии
можно бороться
только магией. Поэтому его гордость и
самолюбие не были
уязвлены неожиданной поддержкой неведомых
друзей. Он воспрял
духом и крикнул, не оборачиваясь:
-- Победа будет за мной! -- и широченными
шагами двинулся к
генералу Подводной империи.
-- За мной! -- согласно повторил Мокроус и,
крепко сжав свою
дубинку-мешалку, тоже двинулся навстречу
Фенимору. Он
чувствовал в себе силу, способную
перевернуть даже Гору, не
то что сломить сопротивление жалкого
сухопутного князька.
*****
-- Ты на кого ставишь? -- Ланкин вздрогнул от
раздавшегося
над ухом карканья. -- Я за наших!
Все, кто был в тронном зале Озерного замка и
наблюдал за
поединком двух могучих соперников,
раздраженно посмотрели на
непонимающего важность момента Коньяка,
который, как всегда,
вмешался невовремя.
-- А что я? Что я-то? Ну вот, опять Коньяк
виноват! Еще
скажете, что я накаркал, если этот
захолмский не победит!
Обидно, право слово!
Рената молча стукнула ворона подушкой. Не
ожидавший такой
подлости ворон не удержался и вылетел
наружу сквозь пелерину
хрустальных струй, на секунду раздробив
водяное стекло на
мириады сверкающих капель.
-- Хоть мешать не будет, -- пробормотала
Рената, вновь с
замиранием сердца всматриваясь в Кристалл.
Борьба шла с переменным успехом. Пропустив
пару подлых
недостойных ударов Мокроуса, Фенимор
собрался с силами и
начал отвечать противнику своим мечом. Как
ни странно,
дубинка-мешалка не ломалась, встречая
отточенное лезвие
меча. Во все стороны летели щепки и искры, но
палка
оставалась невредимой.
Купер давно почувствовал, что часть Силы
уходит от него,
словно кто-то перетягивает одеяло на себя,
но не мог
определить, откуда к его пафосно-трагическому
братцу
приходит помощь.
-- Трехрогий Мудакус тебя схвати, ничего не
понимаю. Почему
он еще жив? Почему воины Подводной империи
не нападают?
Застыли, что ли?
А монстры Подводной империи и вправду
застыли. Они
восторженно наблюдали за действиями своего
предводителя, так
же как и захолмские со своей стороны, ожидая
исхода поединка.
А поединок застыл на мертвой точке.
-- Устала я, -- неожиданно сказала Планка. --
Столкновение
двух равновеликих Сил все равно ни к чему не
приведет. Пора
заканчивать, только как это сделать? Если я
ослаблю
поддержку, то Фенимор погибнет. Остается
уповать на то, что
Купер скоро тоже сложит крылья.
Купер тоже думал, как быть. И за Мокроуса
обидно, все-таки
столько сил ему отдал, и за себя тоже. Что
делать?
Ланкин, внимательно глядевший на поединок,
чтобы потом
увековечить его в картине, вдруг
почувствовал жжение на
поясе. Он приподнял балахон и увидел, что
рукоятка кинжала с
незнакомым узором светится.
-- Что это? -- не понял он.
-- Ну-ка, ну-ка, -- заинтересовалась Рената,
приглядываясь к
поясу художника. Тот покраснел, смущаясь от
того, что
девушка увидела его голый живот. Его
накрыла вторая волна
мурашек, но он сразу же одернул рубаху.
-- Что тебе? -- довольно грубо спросил он.
Почему-то то, что
Рената так пристально смотрит на его кинжал,
пришлось
Ланкину не по душе.
-- Не нужно его трогать, -- прошипел он,
отбрасывая руку
растерянной Ренаты, -- он не твой!
-- И не твой! Этот герб вообще принадлежит
ушедшему в иные
миры королю Эльфов -- Туану. Именно его
цветами всегда были
белый и черный. Кристалл Темных Вод и
Кристалл Светлых Вод
-- являлись квинтэссенциями сил,
существующих в нашем мире,
а соединение черной и белой символик вполне
может управлять
каждым кристаллом в отдельности.
-- А если силы кристаллов борются между
собой? -- тут же
напряженно спросил Сонный рыцарь.
-- Тогда только он сможет повлиять на исход
их поединка, --
властно сказала Планка. -- Дайте мне кинжал.
Ланкин весьма неохотно расстался со своей
драгоценностью,
Сонному рыцарю пришлось практически
отбирать его у художника.
Художник и сам не понимал, почему ему так не
хочется
расставаться с этим клинком. Но резная
рукоять со стальным
гравированным лезвием все же перекочевала
в руки волшебницы,
которая на время оставила в покое Кристалл
и занялась
кинжалом.
-- О-о, -- благоговейно протянула она,
осторожно водя
пальцем по замысловатому узору на стали, --
какая ценность.
Это подревнее кристалла будет. Попробую его
использовать\6
-- сказала она.
Прошептав что-то, Планка резко выпрямила
руку вперед, и луч,
света. ставший продолжением кинжала,
прочертил светящуюся
черту в водной пелене противоположной
стены. Ланкин и Рената
ахнули.
-- Я же являюсь потомком рода Туана, --
немножко виновато
объяснила волшебница, -- потому и помню
фамильные
заклинания. Пожалуй, можно его испробовать
и на Кристалле,
только...
-- Что только? -- затаив дыхание, спросил
Ланкин.
-- Только боюсь, что сам Кристалл будет
уничтожен, --
тихо сказала Планка, -- Понимаете, что
вмешательство более
мощной Силы настолько усугубит положение,
что как минимум
одна из сторон будет уничтожена, а я думаю,
что сразу обе.
Кристаллы -- они как братья-близнецы, не
смогут существовать
один без другого. Сами понимаете -- закон
баланса.
Ланкин горестно кивнул, впиваясь глазами в
играющий красками
Кристалл. Он хотел в последний раз впитать в
себя эту
удивительную чистоту, эти неземные
переливы, чтобы хоть
отдаленно впоследствии отобразить их на
полотне. Уж как
сумеет.
Планка резким движением вонзила кинжал в
кристалл.
Поединок продолжался уже два песочных часа.
Перевеса на
чью-либо по-прежнему сторону не было,
поэтому противники уже
начали нервничать. Долго так продолжаться
не могло -- это
прекрасно понимал и Мокроус, и Фенимор.
Впившись в глаза
друг другу, оба воина кружились на песке,
скрестив мечи, не
уступая ни на шаг. Оба вспотели, особенно
страдал
непривычный к жаре Мокроус. На его
зеленоватом лице
проступили фиолетовые пятна, создавая
невообразимый цветовой
эффект. Фенимору тоже приходилось несладко,
но он терпел,
трагически изломав брови и вспоминая
Захолмье весной. Он же
борется за свою землю, за свою родину!!! Он
должен вытерпеть
все!
И тут что-то загрохотало в небе. После того,
как глаза
пришли в себя после вспышки молнии, Фенимор
посмотрел наверх
и увидел, что между их скрещенных с
Мокроусом мечей
вклинился неведомо откуда взявшийся кинжал.
В следующую
секунду его пронзила сильная вибрирующая
волна, отбросившая
его далеко назад от Мокроуса. Тот тоже
отлетел в сторону
своего войска и ошарашенно таращил и без
того выпученные
глаза.
Волна вибрации ушла в землю и, казалось,
унесла с собой всю
магическую силу, к которой за два часа
Фенимор настолько
привык, что сейчас ощущал себя полностью
обессиленным.
Словно забрали и его собственную силу тоже.
Он встал,
пошатываясь, и побрел в сторону своих, как
вдруг страшный
удар по голове свалил его на землю.
Последнее, что увидел
Фенимор - было солнце, почти закатившееся за
горизонт. Затем
закатная заря поблекла, и все погрузилось в
темноту.
-- Нет! -- вскрикнула Рената, очнувшись. - Нет!
Она в отчаянии наблюдала, как Мокроус
наносит подлый удар в
спину ее любимому, и по ее щекам потекли
слезы бессилия.
-- Тетушка, сделай что-нибудь! -- взмолилась
она. -- Спаси
его!
-- Дитя мое, это можешь сделать только ты
сама, --
растерянно проговорила волшебница. -- Я-то
сильна в боевой
магии, а в любовной вы, люди, уж сами как-нибудь
разбирайтесь! Впрочем, я могу тебе кое-чем
помочь!
Она хлопнула в ладоши и сказала:
-- Прыгай в водопад.
-- Что? -- слезы на щеках Ренаты сразу же
высохли, - В
водопад? Я же боюсь высоты?
-- Ну как знаешь, -- пожала плечами колдунья. --
Это не мой
любимый там умирает от сотрясения мозга.
Рената тут же подбежала к краю пропасти,
прямо к водяным
кружевам, окинула прощальным взглядом
окрестности и прыгнула.
Ланкин вскрикнула от испуга за девушку.
-- Да все с ней в порядке будет, -- зевнул
рыцарь. -- Неужто
волшебница свою племяшку на верную
погибель отправит? Им
просто нужно крепость духа да верность
сердца проверить. А
то кричать "люблю, карету с яконским
жеребцом куплю" каждый
может!
*****
Мокроусские воины сориентировались в
обстановке не сразу,
но поняв, что дезориентированные потерей
правителя
захолмские ополченцы вряд ли сейчас смогут
как следует
сопротивляться, пошли в атаку.
И тут из воды появилась девушка.
Золотоволосая
блондинка, облепленная мокрой
полупрозрачной тканью, никого
не оставила равнодушным на этом пляже. И
воины Подводной
империи, и захолмские товарищи обомлели,
боясь спугнуть
прекрасное видение.
-- Планта! -- вскрикнул вдруг Мокроус, -- Сама
Планта к нам
вернулась! О, богиня, -- упал он на колени
перед оробевшей
Ренатой, -- чего ты хочешь?
-- Я хочу, чтобы не было никакой битвы! -- с
ходу просекла
ситуацию умная девушка, высматривая в толпе
окруживших ее
мужчин неподвижно лежащее тело ЕЕ мужчины.
-- Я хочу, чтобы
меня пропустили к Фенимору.
В толпе моментально образовался коридор, по
которому Рената
подбежала к бесчувственному правителю и
оживила ее самым
обычным поцелуем. Весьма действенное
средство, особенно если
потом обязательно обратиться к настоящему
врачу.
*****
Был свадебный пир. Собрались все: и
свежепоженившиеся
Влариан с Джемайной, и целый сонм
волшебников, и эльфы, даже
Узку Глаз приехал, решив, что худой мир
лучше такой нелепой
войны.
-- А где же Коньяк? -- неожиданно спросил
Сонный рыцарь в
самом разгаре пира. -- То всегда впутывался
не в свое дело,
переживал, что самое интересное пропустит,
а теперь его нет.
Странно!
В это время в тронный зал Озерного замка
вошел сильвин-эльф,
несший на руках что-то черное и в перьях.
-- Легок на помине, - проворчала Марлина.
-- Коньяк! -- обрадованно вскрикнули Рената и
Ланкин. -- Что
с ним?
-- Нашел я его на старой лестнице, -- объяснил
эльф. --
Случайно наткнулся на него в темноте.
Кстати, что-то с ним
странное произошло -- двух слов связать не
может.
-- Так ведь это... -- приподнял голову Коньяк,
мутными
глазами всматриваясь в собравшихся людей. --
Это... Там
такое... Во какое!
-- Да ты толком объясняй! -- потребовал
Фенимор, трагически
морща брови.
-- Он лежал у входа в старый склад, где раньше
хранилось
вино. Давным-давно его запечатали, так как
вино из-за
непогоды прокисло, а перетаскивать его
никто не хотел -- так
оно в дубовых бочках и осталось стоять. Вот
прямо у
приоткрытой двери эта птица и лежала, --
вмешался эльф.
-- Предлагаю назвать сей напиток коньяком! --
неожиданно
торжественно выкрикнул ворон и вновь упал
без чувств. Его
клюв счастливо улыбался.
Все жили долго и счастливо.
Конец.
|
