Серебряный Дракон - 2004

Работа: Вдоль по лунной дорожке

-Ты уверен в своём выборе?

-Да, учитель.

-Что ж, значит, так тому и быть, - улыбнулся по-отечески наставник, положив руку на плечо воспитаннику, наблюдавшему закат с уютного деревянного балкона. - Когда?

-Через два дня будет готов корабль.

-Кого ты возьмешь?

-Нет, это мой поход. Я должен пройти всё один, от начала и до конца.

-Как всегда. Одинокий цветок, пробивающийся сквозь толщу снегов. Надеюсь, в скором времени рядом с подснежником будет расти зимняя роза. Великий князь решил жениться! Ты хоть осознаёшь, чем это может кончиться?

-Свадьбой.

-Не свадьбой, а гуляниями, после которых имперцам наверняка придётся отодвинуть все форпосты дня на два пути. Недаром у них и поговорка имеется: четыре пьяных горца и волынка – всё, что нужно для восстания. Ну да ладно, пойду я до дому. Скорее всего, до отъезда не свидимся.

Белый Старец степенно покинул балкон, почти не опираясь при ходьбе на причудливую глефу, заменявшую посох. Никто не увидит его, выходящим из княжеского терема, так же, как не увидели входящим. Клаэртон, Воин Подснежника, остался наедине с собственными думами. Сквозь глазницы металлической маски смотрел он на тонувшее в водной глади солнце, которое вот-вот должно было смениться луной. В этом незыблемом круговороте светил князь видел нечто пророческое, адресованное ему небом сквозь века. Он принёс свободу своему народу, знаменуя закат Солярии, Империи Солнца, и теперь он должен был завоевать ту, кого величают земною луной. Императрицу Бусарии, Элаизу. Он даже мельком не видал её портрета, но знал, что она та единственная, могущая растопить последние льдинки в его душе.

Никогда ещё на берегу не было такого столпотворения. Весь город вышел из домов, и все, и стар и млад ждали, когда появится Первый Персоньер Заповедной Рощи. Впервые покидал он созданную им страну. Некоторые побаивались, что Воин Подснежника исчезнет так же внезапно, как и появился. Бросит набравший сил Либрелит и уплывёт далеко-далеко в поисках новых великих деяний. Ведь не может столь сильный дух долго томиться в бездействии? Но нет, все знали, что Клаэртон и Либрелит – одно целое и не могут расставаться надолго.

И вот он вышел на порог. В простом, без ненужной роскоши платье, опоясанный спящим в ножнах Ородумом, по привычке держа руку на серебристо-белом эфесе, в зелёном плаще с полосой цвета снега… и в сверкающей в лучах солнца персоньерской маске. Что ж, вряд ли кто всерьёз надеялся, что Клаэртон наконец-то откроет своё лицо именно сегодня. Многие даже восприняли это как добрый знак: значит, точно вернётся. Приветственный гул был прерван спокойным, неторопливым движением руки. Все замолкли, ожидая слов князя.

-Народ мой, - и мощный голос действительно достигал слуха каждого из присутствующих – я хотел отправиться в путь тайно, дабы не произносить сейчас долгих речей, чья многословность редко сопровождается содержательностью. Но новости разлетаются быстро. И уверен, вы уже знаете цель моего отъезда. На время моего отсутствия бразды правления переходят к моим братьям по Заповедной Роще, которых вы все знаете и уважаете. Надеюсь, они не успеют развалить страну за столь короткий срок!

Дружный хохот прокатился по толпе, и громче всех смеялись сами персоньеры братства. Ведь глупо злиться на удачную шутку, если можно посмеяться со всеми. Но смех окончательно пробрал всю толпу, когда из-за угла княжеской избы выбежало не то мужик, не то баба, в платке, юбке поверх штанов и с висячими усами, и бросилось в ноги Клаэртону с душераздирающим криком.

-Ой, князь наш, батюшка! Да на кого ж ты нас! Да как же мы без тебя-то! Да куда же ты! Да зачем тебе жена заморская? Да разве не ма среди нас дивчин гарных да пригожих? – с этими словами «чудо-юдо» похлопало по объемистым грудям, в которых каждый признал подложенные под одежду дыни. - Да куда ж ты смотришь-то? Ты ж во всём Либрелите самый завидный жених!

-Нет, - Воину Подснежника всё-таки удалось сдержать смех – и позавиднее меня найдутся. Вот есть среди моих персоньеров Тарэас, сын Андреаса – так за того любая пойдёт! Он и детей родит, и ребёнка грудью накормит – вон какую красоту отрастил!

-Не твоё добро - не зарься! Да и вообще зависть – плохая черта! – перекричал Тарэас смех толпы, снимая платок, скрывавший залихватский чуб, торчащий посреди головы.

Хлопнув балагура-соратника по плечу, Клаэртон в последний раз оглядел толпу веривших в него людей и под игру гуслей, волынок, и балалаек сел в лодку, тут же отчалившую по направлению к распускавшему зелёные паруса кораблю.

-Да, дела! – подытожил в не свойственной южным горцам флегматичной манере Геворк, сын Лацерена. – Слушай, Тарэас, а ты откуда женское платье взял?

-Ха! – отвлёкся сын Андреаса от вынимания из-под рубахи дынь. - Это не платье, это Уллиса килт!

-А, теперь всё понятно.

-Ты о чём?

-Да я вот думал: чего это полуголый Уллис с клеймором наголо бежит?

Тареас медленно обернулся. Сквозь начавшую было расходиться толпу на него и  впрямь надвигался рыжеволосый гаэллоск, в одном лишь полотенце, прикрывавшем срамоту. Нет, конечно, можно было подумать, что Уллис просто решил искупаться в речке после баньки, но, во-первых, с мечом плавать неудобно, а во-вторых, выражение лица у горца было совсем не радостным, да и голос тоже.

-Тарэас! Чтоб я с тобой ещё хоть раз в одной гриднице спал! А ну, снимай мою одежду, пока я её кровью твоей поганой не запачкал!

-Улли, Улли! – улыбнулся, пятясь, сын Андреаса. – Ну, где твоё чувство юмора?

-Я те покажу чувство юмора, фигляр ты этакий! И не называй меня Улли!

С этими словами Уллис двинулся на собрата, желая, очевидно, стащить с него свою одежду, но безумие шутки редко уступает безумию боя. Не желая прекращать игру, Тарэас швырнул в гаэллоска обе дыни и с криком: «Врёшь – не возьмёшь!» с разбегу прыгнул в воду. Уллис, чей меч в мгновение ока разрубил импровизированные снаряды газаоска, не пожелал упускать добычу и нырнул в Волынь ненамного позже.    

На берегу остались только десятеро персоньеров Заповедной Рощи.

-Ярослав, - нарушил тишину Геворк, - помнишь, мы спорили, возьмёт ли он с собой кого? Ну так вот, с меня причитается.

-Да погоди ещё! Как говорится, не всякая птица долетит до середины Волыни. Особенно вдоль. Вон, Улли уже воду хлебает!

Действительно, Уллис, сын Оливера, уже осознал, что не рассчитал свои силы, и не сможет нагнать несносного газаоска, которому, вдобавок, не мешал тяжёлый меч. Так что своё медленное погружение в воду он воспринял с истинно горским достоинством. Но, решив, что подобная смерть недостаточно героична, несостоявшийся утопленник согласился воспользоваться брошенной кем-то верёвкой. Через пару мгновений он при помощи Тарэаса взобрался в лодку.

После того, как оба немного отдышались, им пришлось столкнуться с полунасмешливым взором Клаэртона, переводившего взгляд с одного на другого.

 -Ну, и что мне теперь с вами делать? Впрочем, можете не отвечать. Возвращаться на берег и высаживать кого-либо перед отплытием – плохая примета. Так что придётся вам в срочном порядке учить бусарийский. Но для начала я бы хотел подняться на палубу в компании двух одетых братьев. Я понятно изъясняюсь, Тарэас?

Корабль резво резал волны, словно плывя по лунной дорожке вдогонку за ночным светилом. Отужинавшие матросы важно ходили по палубе, в бесчисленный раз проверяя верёвки и паруса. Их просто распирало от гордости за то, что именно их судно удостоилось чести везти великого князя. Правда, вслух этого никто не говорил, ибо нелюбовь Клаэртона к раболепству уже давно вошла в поговорку. Вот и сейчас он, обнажённый по пояс, но в неизменной маске, по-простецки упражнялся с Уллисом в фехтовании. Сидевший поодаль Тарэас, ожидая своей очереди,  терпеливо шлифовал самолично изготовленный из запасного весла боевой шест и насвистывал любимую песню:

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы жить.

С нашим персоньером

 Не приходится тужить…

            -Эй, юнга! Сколько плыть-то ещё?

            -Да уже не долго, - ответил живо подбежавший конопатый мальчишка. – Вот сегодня уже в море выйдем, а там до островов авось доберёмся.

            -То есть как это «авось»?!

            -А вот так. Кормчий наш понятия не имеет, где Бусария эта находится. Её ж ни на одной карте нету!

            -Так как же мы туда попадём?

            -Никто не знает. Князь капитану сказал, чтоб, значит, как из Волыни выйдем, так прямо на закат плыть. Вот мы и плывём.

            -Ну, раз Клаэр сказал, тогда хоть на край земли. Это о нём никто ничего не знает, а он знает всё. Бывает же такое! Эй, рыжик, моя очередь!

            -Не называй меня рыжиком, Тарэас!

            Двое с ленивой грацией зверей шли по главной улице стольного Клаэроса прямо к княжескому терему. Голубые, чуть раскосые глаза и тёмные косы выдавали в них аквилонцев, совершающих великое деяние. Прохожие останавливались поглазеть на редко заходивших так далеко на юг северян. Те же лишь устало надвигали капюшоны плащей, не останавливаясь ни на секунду. Вскоре они достигли цели и тот из них, что был поуже в плечах, постучал в дверь. Дверь отворилась, и на пороге возник Геворк, сын Лацерена.

            -Ты не Клаэртон. Нам нужен Клаэртон. – северянин шевелил губами, но, казалось, слова на безупречном гаярменском диалекте возникали прямо в голове персоньера.

            -Да, я не Клаэртон, - ответил он на аквилонском. – Клаэртон уплыл на дни и недели. Можете сказать мне то, что должны были сказать ему. Я Геворк, сын Лацерена, Воин Сизой Скалы из братства Заповедной Рощи.

            Путники переглянулись. Их лица не выражали никаких эмоций.

            -Я не чувствую в твоих словах лжи. Можешь называть меня Перваном из рода Волка, а его Втораком из рода Медведя. Истинных наших имён мы тебе не откроем. Мы принесли дурную весть и доброе предложение.

            Вода. Повсюду вода. Она давит со всех сторон, манит в свою пучину, заставляет тонуть. Но он не умеет сдаваться и борется со стихией, рвётся наверх. Но сил не хватает даже у него, и далёкие блики солнца снова начинают отдаляться. Неужели он не смог чего-то добиться? Нет, это невозможно. У него слишком сильная воля!

            Да! Он смог! Солёный воздух ворвался в лёгкие в качестве награды. Берег. Далёкий берег. Нет, уже не далёкий. Вот он, под ногами. Теперь можно бы и отдохнуть, но порой это может оказаться ужаснейшей ошибкой. Поэтому он идёт вперёд. Память пуста, как осушённый кубок. Кто он? Что он? Ответов нет. Нет даже цены вопросов.

            -А вот это уже интересно, – откуда здесь взялась эта лиса? – Не помня, кто ты, ты продолжаешь быть самим собой. Значит, ты заслуживаешь быть тем, кто ты есть, Клаэртон.

-Ну и что Вы на это скажете, мистра Круэльстоун?

-Думаю, это либрелитовцы, что само по себе странно. В эту часть Драконова моря они не заплывают.

-Да, но может быть, Вы сможете подметить ещё что-нибудь, если взглянете вооружённым глазом?

Круэльстоун поднёс подзорную трубу к единственному оку и через несколько секунд произнёс лишь: «Флаг».

-Да, он самый. Скажите-ка, Круэльстоун, Вы сегодня выпивали?

-Никак нет, капитан! Я, как и вся команда, чту устав.

-Значит, остаётся безумие. Вопрос лишь в том, кто безумен: мы или они? Передайте на «Бестию», что мы берём это судно под конвой. И всё-таки посмотрите, как мастерски вышит подснежник на этом флаге!

-Усё, приплыли! – покрутил ус Тарэас. - Сейчас нас усих в воду скинут, а ты, брат, плавать не умеешь! 

-Это ещё кто кого скинет! Может, пловец из меня и не очень, но меч я пока с той стороны держу! Уллис, сын Оливера живым не сдастся!

-Погодь! Клаэртон идёт!

Воин Подснежника действительно поднялся на палубу. Его взгляд спокойно скользнул по двум шедшим на сближение драккарам, лишь на мгновение остановившись на флагах.

-Как вам спалось, братья? – спросил он будничным голосом. – Кажется, пришло время проверить, чему вы научились за эти дни. Капитан! Опустите паруса, чтобы им не пришлось гоняться за нами до обеда!

Судно остановилось, и расстояние между тремя кораблями стало молниеносно сокращаться. Вскоре абордажные крюки звякнули о борта парусника, и три корабля сцепились в единое целое.

Через мгновение на палубу вбежало человек двадцать вооружённых приватиров. И только слепой не заметил бы среди них насмешливо улыбавшегося мужчину в красном, с тростью в руках.

-Я имею честь приветствовать капитана Питера Сэна? – своевольно начал Клаэртон, перейдя на бусарийский.

-Да, милостью Астарты это так, – ответил по-либрелитовски приватир, касаясь треуголки. – А я в свою очередь польщён встречей с герцогом Клаэртоном.

Предводители обменялись поклонами и рукопожатиями.

-Благодарю, что пожалели моих гребцов, великий князь. Простите мой плохой либрелитовский. Раз уж мы встретились, то я буду рад сопроводить вас домой. Я так понимаю, что вы заблудились?

-В некотором роде да. И мы действительно будем признательны Вам, капитан, если Вы поможете нам добраться до архипелага.

-Неужели? Я готов поспорить, что моё лицо сейчас выражает лёгкое удивление. А не подскажите ли, князь, с какой целью Вы держите путь на мою родину?

-Я не делаю из этого тайну. Я плыву предложить руку и сердце Её Величеству, ибо хочу видеть её своей женой.

В течение следующей минуты можно было услышать лишь тихий плеск волн за бортом.

-Да, мистра Клаэртон, вот это мы называем немой сценой. Морской Змей! Знаете, я, конечно, много чего слышал о лихости персоньеров, но такого!.. Если у Вас на родине принято похищать невест из дому, то у нас, в Бусарии, обычаи слегка иные! Так что Ваше судно немедленно повернёт назад…

-Подождите! - Раздался звонкий голос, заставивший бусарийца прервать свой монолог.

От расступившейся толпы приватиров отделился одетый в чёрное близнец капитана. Пробежав мимо невозмутимого Клаэртона, он подбежал к Питеру и протянул ему конверт.

-Вот. Это прислали голубиной почтой. Надо бы передать вчера, но времени не было.

-Простите, мистры, позвольте представить вам моего младшего брата, Аларика. Парню всего шестнадцать, а уже капитан, и это что-то да значит. Аль, ты разве не видишь, что я разговариваю? Я прочту письмо позже.

-Не советую, ибо тогда ты попадёшь в весьма неловкое положение.

-То-то я смотрю: конверт вскрытый. Простите ещё раз, мистры…

Взгляд капитана забегал по строчкам и остановился ближе к концу листа. Очевидно, ум его лихорадочно заработал, но, от природы лицедей, бусариец этого не показал. Он медленно вложил послание в конверт и, передав его брату, непринуждённо продолжил беседу.

-Как я уже сказал, мистра Клаэртон, ваш корабль немедленно поворачивает назад, а Вас я буду рад принять на моей «Штормовке». Прошу за мной.

-Слышь, Улли, я шо-то не смекаю. А шо стропилося? – прошептал побратиму Тарэас.

-А я почём знаю? Главное, князь всё понимает, а нам с тобой много знать и не надо – не нашего ума дело.

-Маешь рацию. Не мы ж себе жинку шукаем. Интересно, нас хоть покормят на корабле-то? Ладно, пошли. Эй, в чём дело?!

Приватир, преградивший дорогу персоньерам многозначительно улыбнулся.

-Нам велено доставить на острова только вашего князя.

-Простите, братья, - обернулся Клаэртон, - но это действительно мой поход. Возвращайтесь домой. Я не прощаюсь, ибо вы в всегда в моём сердце.

Двенадцать мужчин молча сидели посреди поляны. Двое из них, те, что сидели на пятках, а не скрестив ноги, только что закончили расплетать косы. Они выполнили задание своих родов и могли сами распоряжаться своей судьбой. Персоньеры же такой роскоши лишились. Теперь в их руках была судьба Либрелита.

-Итак, - взял слово Геворк, сын Лацерена, - солярийский отряд подойдёт к границе к концу недели. Мы сможем подойти за день до них. Их будет два легиона, не считая наёмников. Если возьмём с собой людей Тарэаса и Уллиса, то силы будут примерно равны. Также, считаю, не стоит отказываться от помощи аквилонцев. Несколько родов, в том числе Медведи и Волки готовы предоставить по сотне. И не мне вам объяснять, чего стоят эти сотни в бою. 

-Ну так о чём речь? – вскочил Ярослав, сын Ростислава. – Руки в ноги, созываем молодцев и вперёд к границе. Устроим Подснежнику свадебный подарок!

-Сядь, Ростислав, я ещё не закончил. Дело не в силе врага. Дело в том, что он вообще есть. Быть может, это лишь совпадение, но почему имперцы решили напасть именно сейчас, когда Клаэра нет?

-Ну, - улыбнулся рыжеволосый Уильям, - значит, они узнали, что его нету. А значит, им кто-то сказал. А сказать им мог только шпиён какой-нибудь. Верно я говорю?

-Верно, Уильям. Простота позволяет тебе владеть истиной.

Белый Старец возник на поляне как всегда внезапно. Сделав несколько невесомых шагов, он вышел в её центр и ударом совны высек искры из одинокого массивного пня.

-А теперь, персоньеры Заповедной Рощи, наденьте маски, - черты старческого лица терялись в бликах трескучего пламени.

Словно прочитав мысли либрелитовцев, аквилонцы покинули круг, скрывшись в туманном кольце в пограничье поляны. Десять воинов безропотно сняли с поясов личины. Каждая из них когда-то стала вместилищем духа свободы. Единожды надевший такую маску уже переставал быть собой. Тогда рождался истый персоньер – единство даймона и человека. Но зачем же Старец попросил их перевоплотиться именно сейчас?

В тот день нас было десятеро. Рыжее Облако и Степной Ветер были с Подснежником. Да, нас было десятеро, но в круге сидели только девятеро. Уж не вошёл в своё тело, и его фигура угадывалась теперь в языках огня, горевшего как в Тэрмэгэ, мире людей, так и в Эльрайсе, мире духов.

Тело Ужа в испуге вскочило со своего места. Человек всегда боится нового. Нам, даймонам, этого не понять. Также как и не понять нам предательства. Воин Ужа предал нас и должен был понести наказание. Мы поднялись и оставили собрата наедине с его телом. Кажется, оно носило имя Ярослава, сына Ростислава…

-Зачем ты предал наш союз?

-Я посчитал это правильным.

-Объяснись.

-Да, нам удалось добиться свободы. Но надолго ли? Ведь после смерти Клаэртона Либрелит, как и любой другой союз, не переживёт своего создателя. И тогда крови будет слишком много. Не легче было бы принести в жертву время в обмен на жизни людей?

-А спросил ли ты свой народ об этом? Нужна ли им долгая жизнь без свободы? И можно ли вообще назвать такое существование жизнью?

-Ты даймон. Тебе не понять страхов людей. У тебя лишь своя правда. И мне жаль, что она не совпадает с моей. Ведь мы дух от духа друг друга.

 -Да, но человек склонен не любить тех, кто близок к нему в общем, но далёк в мелочах. Тех же, кто не похож на него ни в чём, он просто не замечает. Ибо боится осознать, что можно быть иным. А ведь это так естественно решает все вопросы бытия.

-Прости, я ошибся, думая, что тебе не понять людей. Но тебе не дано самому быть человеком. Как часто мы, рассуждая о смысле и образе жизни, приходим к верному выводу, но не решаемся его использовать… Ты убьёшь меня?

-Я ждал этой просьбы, Ярослав. Мне будет больно, но я согласен подарить тебе смерть от чужой руки.

-Благодарю, Уж. Знаешь ведь, несравненно право самому выбирать себе смерть…

Белая стая чаек пролетела над надувшим парус драккаром, гонимая собственными заботами. Проследив за их полётом, нетрудно было различить тёмную точку на горизонте.

-Это и есть Бусария, капитан?

-Да, князь, у вас орлиное зрение. Это Дрэхэд, самый большой остров архипелага. Её Императорского Величества резиденция находится именно там. Я вижу, Вы вздыхаете! И даже маска не скрывает блеск Ваших глаз!

-Я уже говорил, что не пытаюсь скрыть своих чувств.

-Да, вы, либрелитовцы, народ горячий. Мы же более флегма… спокойны.

-Вы хотели сказать «флегматичны», не так ли? Меня можно назвать дикарём, но не невеждой. Люди часто путают эти понятия.

-Простите, князь, я не хотел быть грубым. Просто учтите, что мои соотечественники будут о Вас не лучшего мнения. По мне, так Вам и не стоило затевать этот поход.

-И это говорит Питер Сэн, самый лихой пират Драконова моря? Уверен, Вы слышали подобные советы гораздо чаще меня, но они не мешали Вам бросаться с головой в столь многочисленные авантюры!

-Видите ли, князь, в своих «авантюрах» я мог расстаться разве что с жизнью. А Вам, мистра,  грозит потерять надежду.     

-По-вашему, я не во вкусе Её Величества?

-Мистра Клаэртон! – красная трость ударила о палубу. - Для начала запомните, что императрица есть сакральный символ нашей страны и подобные фривольности в её адрес просто неприемлемы!

-А вот теперь глаза сверкают у Вас! Простите, мистра Сэн, я действительно не знаком с бусарийским этикетом.

-Ну, хорошо, князь, - ухмыльнулся Питер. – Нам пора готовиться к высадке. Уверен, Вы не обидитесь на отсутствие торжественной встречи?

Встреча действительно не была торжественной. Её вообще не было. Пристань оказалась на удивление пустынной. Даже рабочих не было видно. А ведь солнечный диск находился в зените.

-Я так понимаю, это безлюдье в мою честь? – в голосе Клаэртона играли нотки детского азарта.

-Да, князь. Но не спешите считать это честью. Очевидно, сие лишь первое явление спектакля.

-Простите?

-Весь мир – театр, а люди – лишь актёры, мистра Клаэртон. Запомните это. Надеюсь, Вы справитесь со своей ролью?

-Думаю, что да. Тем более что я собираюсь выбрать её сам.

-Похвальное рвение, но, боюсь, сценарий уже написан и не Вами. Прощайте.

Проводив взглядом уплывающую лодку, Воин Подснежника накинул лямку котомки и естественно гордым шагом направился к своей цели. Императорский дворец был виден ещё с моря, и заблудиться теперь было бы трудно. Длинная улица вела прямо к воротам. Дома поражали своим непривычным видом. Двух одинаковых просто не было. Казалось, их привезли на кораблях со всех уголков Тэрмэгэ, чтобы устроить импровизированный парад. Либрелитские избы и терема, аквилонские землянки, солярийские виллы…

Персоньер прошёл лишь половину пути, прежде чем услышал приглушённый стон из закоулка. Он уже слышал такие и не замедлил рвануться на звук. Безошибочным чутьём лесного разбойника он проложил себе дорогу сквозь лабиринт домов и поспел как раз вовремя, чтобы стать свидетелем ожидаемой сцены.

Их было трое. Один заломил ей руки и закрыл ладонью рот, другой увлеченно вспарывал юбку, а третий лишь ехидно улыбался, теребя пряжку ремня.

-Ну, малыш, ты сама не захотела по-хорошему, - отчеканил он с неимоверным пафосом. - А мы ведь всего лишь хотели, чтобы посмотрела на настоящих мужчин.

-Настоящие мужчины не насилуют женщин! – раздавшийся голос был на удивление холодным и в то же время твёрдым. Говоривший просто высказал очевидное, не пытаясь произвести впечатление пышной фразой.

Все трое обернулись от неожиданности. Перед ними стоял весьма необычный пришелец. Непривычный покрой одежды, тяжёлый меч на поясе и странная маска, скрывашщая лицо, но не гриву пепельно-белокурых волос, развевавшихся на ветру.

-Насилие, милый мой, неверное слово, – ответил, всё ещё улыбаясь, Третий. – Она очень быстро поймёт, что сопротивлялась только из незнания. А насилие… Без него порой не обойтись.

-Действительно, - ничуть не смутился незнакомец, - многие ситуации приходится решать силой. Как эту, например. Впрочем, вы могли бы просто извиниться и уйти ни с чем.

-Ребят, да он совсем напился! Ну ладно, давай его проучим, что ли? – трое почти одновременно обнажили ножи. – Ну-с, милостивый государь, может, Вы соизволите достать меч? Не хотелось бы убивать Вас безоружным.

-Вам и не придётся, – скинул котомку Подснежник. - Впрочем, я сомневаюсь, что смогу сегодня умереть.  

-Неужели? – нахмурился Третий. – Ладно, ребят, развеем-ка сомнения мистры.

Троица рванулась вперёд, ещё, очевидно, даже не решив, убивать полезшего не в своё дело прохожего  или просто поизгаляться. К их счастью, тот взял всю тяжесть выбора на себя. Перед почти достигшими цели ножами резко хлопнул зелёный плащ, и клинки вонзились в воздух, чуть не сшибившись друг с другом. Из замешательства неудавшихся насильников вывело неожиданное «ку-ку!». Обернувшись, они увидели свою жертву, спокойно вытиравшего куском материи лезвие охотничьего ножа. Легкий кивок заставил их взглянуть на свои непокрытые груди. На них, словно нарисованные алой краской, красовались изящного вида цветы. И они до боли напоминали изображенный на пряжке начертавшего их. Троице хватило секунды, чтобы принять верное решение и покинуть место действия.

-Впечатляет.

Вложив оружие в ножны, Клаэр обернулся на прекрасный голос. Девушка, о которой он почти забыл, стояла, уперев руки в бока, в паре шагов от него. Только сейчас удалось разглядеть её. На вид лет двадцать, стройный стан, гордая осанка, вздёрнутый нос, игриво-задорный блеск зелёных глаз и длинные рыжие с белыми концами волосы, ниспадающие на плечи…

-Благодарю Вас, мистра. Могу я узнать имя своего нежданного спасителя?

-Почему бы и нет, мистресса? На родине я известен как Подснежник. Я рад, что оказался в нужное время в нужном месте. А сейчас, простите, мне нужно оказаться в другом.

Подобрав котомку, Клаэртон упругим шагом направился к главной улице.

-Вы забыли про нужное время, мистра.

-Разве? – обернулся персоньер. - Вы ведь даже не знаете цель моего пути.

-Вы думаете? – многозначительно улыбнулась незнакомка. - Вести расходятся быстро, мистра Клаэртон.

-Действительно. И, как я понял, у Вас есть весточка для меня?

-Можно и так сказать. Дело в том, что Её Величества нынче нету в городе. Так что дворцовые двери окажутся для Вас закрытыми. Нет, вы, конечно, можете залезть в окно, но что Вам это даст?

-Вы правы, мистресса. Я лишь испачкаю сапогами дорогие ковры. В таком случае не могли бы Вы указать мне ближайшую гостиницу?

-Вообще-то, я было думала пригласить Вас к себе в награду за моё спасение… Но совсем забыла, что великому князю не пристало ночевать в доме простолюдинки.

Клаэртон улыбнулся, увидев тень разочарования на юном личике.

-Вы ошибаетесь, мистресса, в моей стране подобные предрассудки остались только в бородатых шутках.

-Интересно. Но, по-моему, мы не в Либрелите.

-А разве человек должен меняться, выйдя за порог своего дома? По-моему, нет. Так что я сочту Ваше приглашение за величайшую честь, мистресса, - низкий поклон подтвердил сказанное лучше сотни слов.

-Тогда прошу Вас идти за мной, мистра, – рыжие локоны вспыхнули в воздухе, и девушка воздушным шагом направилась в противоположную от главной улицы сторону.

-Подождите, мистресса, мы с Вами совсем позабыли об одной мелочи.

Она ещё не успела что-либо ответить, как он, сняв плащ, повязал его вокруг девичьей талии на манер передника, прикрыв разорванную юбку.

-Простите, мистресса, но даже секундное созерцание столь прекрасных ножек может вызвать у местных мужчин не совсем адекватную реакцию.

-Знаете что, мой витязь, - ей почти удалось скрыть выступивший румянец, - я сомневаюсь, что таковых можно будет назвать мужчинами. Ой! Я же до сих Вам не представилась! Зовите меня Огнёвкой.

-Зачем ты пощадил меня, Старец?

-Ты прошёл испытание, Ярослав. Но ты ещё не искупил свою вину. Смерть – это избавление от всех долгов и обязательств, а настоящий мужчина должен оплачивать свои долги сам. Ты готов к этому?

-Да, Старец, - ответил Уж, - он готов. Я чувствую это. Мы оба готовы использовать подаренный нам шанс. Скажи, что надо сделать, и мы свершим это.

-Ты должен будешь повести своих людей в бой и выиграть его. Ты знаешь планы солярийцев не хуже их самих. Твои сведения будут бесценны…

-Но, Старец, кто же будет внимать словам предателя? Все решат, что я хочу заманить их в ловушку!

На миг Ярославу показалось, что скрытое капюшоном лицо улыбнулось.

-Ты не предатель, Воин Ужа. Ты был моим разведчиком. Ты помог мне выведать планы врагов и дать нам шанс подготовиться. Так считаю я, и так будут считать другие. Прошлое изменить невозможно, но можно изменить память о нём – а это почти одно и то же. Через час я вернусь за тобой.

Ярослав и Уж остались на поляне одни. Туманное кольцо сгущалось вокруг них, медленно, но верно наступая. И никто не знал, что ждало персоньера в Эльрайсе…

 -Да, аппетит у персоньеров завидный! – улыбнулась Огнёвка, наблюдая, как сидящий напротив неё Клаэртон расправляется со второй тарелкой варёной картошки. Металлическая личина покоилась рядом на столе, но лицо персоньера всё еще было скрыто изящно расшитой тёмно-зелёной полумаской.

-Простите, мистресса, - улыбнулся он в ответ, - но после долгого плавания я готов съесть целого быка.

            -Вряд ли к этому готов бык. Впрочем, сомневаюсь, что Ваше Величество спросит у него разрешения.

            -Ну, почему же, спросить-то я его спрошу, но вряд ли он мне ответит.

            -Должно быть, вы руководствовались той же логикой, когда решили жениться на Её Величестве?

            -Видите ли, мистресса, - развел он простодушно руки, - я не мог надеяться на гонцов в таком важном деле. К тому же, никто не знает морского пути к архипелагу. У меня был единственный шанс попасть сюда, и я решил им воспользоваться. Как видите, не зря. Кстати, не могли бы Вы обращаться ко мне на «ты». Мне так привычнее.

            -Почему бы и нет. В таком случае я прошу того же от тебя. Слушай, а зачем тебе вообще наша императрица?

            -Знаешь, есть у нас, либрелитовцев, так говорят: гулять – так Гулять, погибать – так Погибать, любить – так Любить, жениться – так Жениться… В общем, Люблю я её.

            -Это как? – искренне удивилась она.- Ты ж её никогда не видел, ничего о ней не знаешь!

            -Я знаю это. Но разве для любви нужны портретов созерцанья? Как можно объяснить словами страсть мою? Она бездонна, как пучина всепоглощающая…

            -Ого! Да ты стихами заговорил! Знаем мы эти песни! Вы, мужчины, готовы безбожно восхвалять женскую душу и при этом пялиться на ноги!

-И не только на ноги, Огнёвка. Но мне казалось, что у тебя другое мнение о «мужчинах».

-Не цепляйся к словам, - надула она пухленькие губки. – Ну, а серьёзно, что если она окажется уродиной? – в прищуре зелёных глаз мелькнула тень издёвки.

            Клаэртон на мгновение задумался над ответом, выиграв время тем, что осушил чашку с молоком.

            -Ну, уродство уродству рознь. Если она на лицо неказиста, то нет проблем – подарю ей маску. Будем вдвоём ходить. А если окажется, что душа у неё не в порядке – вот тогда и уеду я один, но с опытом. Ведь всё, что не убивает меня, делает меня сильнее… Впрочем, что толку говорить. О людях судят по делам, а не по словам.

            -Но порой величайшие дела начинаются с простого слова… Темнеет. Где тебе постелить?

            -Вон там, в углу, если можно. Я хочу проснуться с первыми лучами солнца.

            -Да ладно тебе, у меня кровать широкая… - белая ладошка легла на мозолистую длань.

            -Нет, Огнёвка, извини…    

            -Так ведь не узнает никто.

            -Я узнаю – а большего мне и не надо. Только мы сами себя судить можем.

            -Но другие вечно считают иначе.

            В тот день не было ветра. Воробьи и соловьи безмятежно исполняли свои трели. Лишь слетевшееся заранее вороньё прерывало неуместные песни карканьем. Поле предстоящего боя казалось весьма удачным выбором. Узкий горный проход, пред которым расстилалась широкая  равнина, граничащая с аквилонским лесом. Лучи восходящего солнца ласкали верхушки деревьев, не боясь их опалить. Лишь два всадника нарушали гармонию природы.

            -Как думаешь, как назовут певцы эту битву?

            -Не знаю, Уильям, - ответил Ярослав, пожёвывая травинку. - Это больше по твоей части. Меня больше волнует её исход.

            -А ты не волновайся, брат. Они ж не знают, что мы о них всё знаем. Ловко же ты предателем притворился! – хлопнул гаэллоск побратима по покрытому доспехом плечу чуть не выбив того из седла.

            -Почему притворился? А вдруг я и впрямь предатель?

            -Нет, Ярослав, ты не крыса. Крыс я не люблю. А братьев люблю. Не мог ты предать – у меня б это в голове не уложилось.

            -Спасибо на добром слове, Уильям… Эй, мне мерещится, или и впрямь скачет кто-то?

            На горизонте поднялось облако пыли. Оно приближалось с ошеломляющей скоростью, и в его клубах уже можно было различить силуэты всадников в одеждах степняков.

            -Так то ж рихтландцы, камень им в глаз!  Их на разведку выслали, небось!

            -И не только, Уильям. Им приказали занять этот проход. К горам!

            -Я им займу! – кричал на скаку Уильям. – Всех на куски вместе с конями порубаю.

            -Нет, брат, ты поскачешь к нашим и скажешь, что солярийцы на подходе. Тогда у нас будет шанс.

            -А ты?

            -Я должен свести счёты с совестью, - прошептал Ярослав. - Возьми моего коня. И поспешай.

            Проводив взглядом рыжеволосого побратима, спешившийся воин надел маску. Даймон ответил ему. Персоньер снова был един. И он был единственной преградой на пути у южан.

            Увидев одиноко стоявшего меж скал либрелитовца, они лишь пустили коней в карьер. Трудно было найти более подходящей добычи для подкованных копыт. Гнедые жеребцы весело ржали вместе с родными седоками, предвкушая веселье.

            Но не все ожидания оправдываются. Что-то свистнуло в воздухе, и бежавший впереди конь рухнул наземь, как подкошенный, заставив взвиться на дыбы товарищей. Его шея, как и шея наездника, нещадно кровоточила. А Воин Ужа уже нанёс второй удар бичом с  лезвием на конце.          И цель вновь была поражена. Оставшиеся в живых  развернули коней и отъехали на безопасное расстояние. Там, достав арканы, с криками начали заходить с разных сторон, пытаясь поймать противника. Тот перерезал в воздухе три верёвки, но четвёртая петля затянулась на руке с кнутом. Уперевшись ногой в камень и рванув обеими руками аркан на себя, персоньер свалил с коня неудачливого охотника. Очередной аркан стянулся на его шее. Благо, та была защищена железным воротом. Это уже было проще: наконечник плети скользнул по руке рихтландца, отхватив тому половину пальцев. Выигранного времени хватило, чтобы обрезать ножом верёвки, прежде чем враги догадаются схватить их снова. Но южане не спешили. Их взгляды устремились туда, откуда они примчались.

            Вскоре звуки горна стали слышны и глороску. К горному проходу приближался новый отряд застрельщиков. Но этот уже шёл при полном параде. Чёрно-красный родовой стяг гордо реял в такт звонким ударам копыт. Прирождённые вершники гордо держались в сёдлах, внимая стараниям музыкантов. Лишь при виде быстро приближавшихся разведчиков музыка стихла. Навстречу им из первого ряда выехал знаменосец. Выслушав снявших в почтении широкополые шляпы воинов, он, сняв шляпу сам, вернулся к отряду, чтобы пересказать рассказ седобородому всаднику. Судя по богатой сбруе белоснежного коня, то был не кто иной, как глава дома. Разглядев издалека лицо его, Воин Ужа понял, в чём дело. Отряд разведчиков состоял из дружины наследника, решившего показать свою  удаль. Но так случилось, что именно он первым пал от удара персоньерской плети.

            «Да уж, - думал Ярослав, разминая подуставшие плечи, - интересно. Меня из луков расстреляют или дротиками закидают? Эти-то не налегке едут… Погодь! Кажись, у них другое на уме».

            Действительно, под громогласный звук горнов вперёд выехали не лучники. То был сам старейшина. Он медленно обнажил саблю из красноватой рихтландской стали. На кольцевидном навершии развевались разноцветные ленты по числу возлюбленных жён. Без какой-либо команды белый конь, раздувая ноздри, пустился в карьер. Дважды взмахивал Воин Ужа кнутом, и дважды рихтландец избегал удара. На полном скаку достиг он глороска и поднял на дыбы взмыленного коня. Чудом Ярослав увернулся от сокрушающего удара копыт и, оказавшись с левого бока противника, нанёс тому удар промеж пластин доспеха. Прорезавший расшитый халат нож длинным клинком вонзился в селезёнку, знаменуя кончину своей жертвы. Но не в праздности нажил седины старейшина рода, и сильна была воля его. Рубанул он саблей вострою, и прошила она латы лепшие и врага плечо превратила в крошево. Но стерпел боль Ярослав и, свой нож провернув, повалил супротивника наземь. Перерезав шею взбесившемуся коню, персоньер позволил-таки себе упасть в чьи-то заботливо подставленные руки.

            Рассвет в бусарийской столице слегка разочаровал Клаэртона. Он был совсем таким же, как и в Либрелите. Что ж, в этом не было ничего плохого. Вот воздух  и впрямь был другим. Морским. Но не это сейчас волновало его. Новый день наступил, и ворота дворца были открыты.

            Когда он проснулся, Огнёвки дома уже не было. Только записка на бусарийском: «Ушла по делам. Завтрак на столе. Удачи, мистра Клаэртон». Позавтракав в гордом одиночестве, подпоясанный мечом лыцарь запер снаружи дверь и, спрятав ключ в условленном месте, направился ко дворцу.

            В этот день народ как нарочно высыпал на улицу в полном составе. И без того узкие улицы стали почти непроходимы. И опять Клаэртон поразился той пёстрости, с какой всё делали аборигены. Либрелитовец тщетно пытался найти хотя бы пару схожих костюмов. Казалось, каждый шил себе одежду сам, заранее сговорившись с другими. На мгновение Подснежнику даже почудилось, что сквозь толпу мелькает его собственный двойник-персоньер в зелёном плаще и при белом мече. Но морок быстро прошёл, ибо представить, что кто-то, сделав исключение, повторил чужой наряд, казалось маловероятным. Лишь к концу путешествия по столичным улицам он понял причину столь яркого различия в одежде. Внешний вид здесь отражал, как в театре, внутренний. И по покрою юбки или шляпы можно было судить о том, стоит ли тебе общаться с этим человеком. Это открытие так захватило персоньера, что он, отвечая на игру, принялся изучать встречные фигуры. Ему откровенно нравилась столь храбрая и непринуждённая открытость местных жителей.

            Так, подойдя к дворцовым вратам, Клаэртон уже безошибочно определил, что один из близнецов-привратников был ленивым добряком, а другой – весёлым шалопаем. Им тоже хватило единого взгляда на пришедшего, чтобы развести изящные алебарды, пропуская гостя.

            Изнутри дворец оказался не мене красивым, чем снаружи. Гармоничное сочетание простоты и вкуса не ослепляло глаза обилием золота и каменьев. Просто на душе становилось светло и празднично. Резные арки порталов сменяли друг друга за спиной, ведя персоньера к его заветной цели. Люди вновь исчезли все до единого. Лишь благодаря выложенной красной дорожке он не заблудился в паутине коридоров.  

            Тронная зала поражала своим размахом. Противоположный конец её терялся вдали. Но голос дворецкого, отразившись от фресок свода, определенно его достиг. «Великий князь глоросков, верховный тан гаэллосков, гетман газаосков, царь гаярменов, Первый Персоньер Заповедной Рощи, Его Светлость герцог Клаэртон Закатоносный, также известный как Воин Подснежника» разлетелось, должно быть, по всему зданию. Клаэртон не мог вспомнить, чтобы его когда-нибудь объявляли, тем более со столь большим количеством титулов. Внимание отвлёк донесшийся сверху шёпот. Кто это додумался делать под потолком балконы? То-то внизу никого нет. Вот она, высокая культура, когда все высоко сидят и смотрят свысока!

            Но всё же трон был здесь, внизу, а, значит, здесь была императрица. Уверенным шагом Клаэртон направился навстречу судьбе. Он сделал около десятка шагов, когда то, что он считал продолжением залы, разошлось в разные стороны, оказавшись искусным занавесом. Трон возник прямо перед ним, сверкая белоснежной отделкой. Но не это привлекло внимание лыцаря. Всё естество его обратилась к хозяйке престола. Платье с буфами цвета морской волны и чуть более тёмная вуаль не давали познать красоту императрицы, но столь жалкая преграда не могла повергнуть его в отчаяние. Преклонив колено, он уловил ненавязчивый запах духов. Лёд, морская соль, роза… шипастая белая роза.

            -Ваше Величество, - проклятье, кто только придумал эти титулы и этикет? – я прибыл просить Вашей руки.

            С балконов послышались приглушённый смех, разного рода вздохи, шуршание вееров, перешёптывание…

            -Даже так, милорд? – выдержала императрица паузу. – А почему так мало? Право, я сражена Вашей скромностью, князь. А ещё больше – Вашей наглостью.

            -Скромность мужчину украшает, а наглость его создаёт.

            Судя по возне в верхах, сия фраза показалась зрителям достойной записи. Тут стоявший по правую руку от императрицы что-то шепнул ей на ушко, очевидно, попросив разрешения ответить.        

            -Вот она – философия благородного разбойника. Кстати, почему же Вы приехали с пустыми руками? Неужели не смогли награбить свадебных даров?

            -Смог, но решил, что рабынь я смогу купить и в другом месте. Но если, по местным традициям, любовь Её Величества продаётся, то я мигом сбегаю… Вы уж извините, у нас, в глуши, такого не водится.

            Неудачливый советчик побагровел и отошёл в тень. Балконы затихли, хотя изредка слышался приглушённое хихиканье. Лицо королевы всё ещё было скрыто фатой, но показалось, должно быть, что она улыбается.

            -Ну что ж, князь, Вы сразили моего придворного острослова. Поздравляю. Но в мужчине язык не главное.

            -Второе испытание! – прокричал дворецкий, подтвердив сие сугубо ударив об пол посохом.

            Вставший с колена князь с полуулыбкой бросил взгляд на начавшие раздвигаться портьеры, которые должны были скрывать от него готовых к атаке воинов. Ну что ж, такую проверку либрелитовец ещё мог понять. На родине ему тоже пришлось бы доказывать, что сможет защитить невесту. А для этого -  состязаться с одним из её защитников в девичестве: отцом, братом или дядей. Налившаяся кровью рука в предвосхищении легла на рукоять Ородума…

            -Ну, брат, задал ты им жару – ничего не скажешь! Уллис! Корпию тащи!

            -Держи! Только зачем ему корпия, Геворк? Давай я ему рану живой водой полью и прижгу?

            -У вас, гаэллосков, на всё одно лекарство! Сам пей своё виски и успокойся! Ты что, не видишь, куда его ранили? Тут удалому Михаилу молиться надо, чтоб рукой владеть смог.  

            -То, что не вылечит виски, то уже ничто не вылечит – народная мудрость!

            -Э! Дурость это народная! Вот, скажи, от запора твоя «живая вода» помогает?

            -Хм, не уверен.

            -То-то же! Хотя ладно, давай сюда бутыль – продезинфицируем в самом-то деле!

            -Ну, я же говорил!

            -Спорить с тобой!.. Ладно, только не лопни от гордости! А то нам ещё сражаться тут вообще-то! Эй, а ты что ржёшь, мой конь ретивый?

            -Да так, – не перестал смеяться Ярослав, - песню вспомнил:

На мосту чрез речку рано,

Повстречались два барана,

Один рыжий, другой чёрный,

Горных два баранаааааа!..

Больно же! Коновалы! Я же пошутил!

            -Так и мы шуткуем! Лежи и не двигайся, а то опять кровь хлынет. Эрато, сынок, присмотри за дядей!

            Уллис и Геворк уложили в седельные сумки лекарские орудия и пехом направились к авангарду, готовому встретить легионеров во всеоружии. Тем более что многие уже растащили знаменитые рихтландские сабли поверженных застрельщиков.

            -Ну шо, рыжик, як там наш Ужик поживает?

            -Очень даже. И не называй меня рыжиком!

            -Ветер! Облако! Успокойтесь. А то вон уже солярийцы топают! Уильям! Номера легионов разглядел?

            -А то как же! – раздался голос сверху. – Девятый и Десятый Северный!

            -Ну, с Северным аквилонцы сами разберутся, а Девятый на нас. Кто ещё?

            -Опять лошадники – два рода, кажись. А ты, что, н’орокудийцев ждал? Только боевых слонов нам тут не хватало!

            -Да уж! Слезай давай! Погодь! А это кто выходит? Коль я в накидках ихних разбираюсь, то это непременнейше легат. Какая честь, друзья! Сейчас нам речь толкать будет. А я переведу.

            И действительно оранжевый плащ мог принадлежать лишь легату. Подпоясанный эстоком, вышел он под охраной щитоносцев пред рядами солдат и, приняв гордую стойку, заголосил:

            -Сдавайтесь, варвары! Нас легионы!

            -А нас рать!  - прокричал кто-то. – Геворк, переводи!

            Перевод не понадобился. Видать, легат был ветераном и пару фраз по-либрелитовски понимал. Так что незамедлительно высказал своё сожаление по поводу того, что теперь придётся всех здесь присутствующих перебить. А какие могли быть рабы! Ну, тут уж, ясно дело, кто-то не сдержался и пустил говоруну стрелу в глаз. Телохранители попытались уберечь легата, но сталь легко пробила бронзу, исчерпав запас красноречия солярийца.

            Геворк, сын Лацерена, вздохнув, надел маску. По сложившейся традиции персоньеры шли в бой первыми.

            Ородум браво вернулся в ножны, а плащ перекочевал с руки обратно на плечи. Все четверо противников были обезоружены. Одному, особо ретивому, пришлось двинуть кулаком, чтоб успокоился. Очевидно, ему не понравился новый узор на одежде, несмотря на изящность насеченного цветка. Впрочем, Клаэртон всегда был рад конструктивной критике.

            По взмаху императрицы воины, поклонившись, подобрали разномастное оружие и вернулись в альковы, вновь исчезнув за цветными портьерами. Возникла неловкая пауза. Можно  было подумать, что от него не ожидали победы и не стали придумывать новые испытания. Впрочем, победа воистину досталась с трудом. Казалось, противники таинственным образом вызнали его любимые приёмы и научились от них защищаться. К счастью, Воин Подснежника не чурался упражняться в различных стилях и мог при случае разнообразить свою технику. Всякий навык в жизни пригодится. Ну же, ещё испытаний, ещё проверок! Неужели фантазии придворных шутов хватило лишь на словесную перепалку и мордобой? Право же, это даже не смешно!

            -Ну же, Ваше Величество, - преклонил он вновь колени, - Небо любит троицу!

            -Его Светлость совершенно прав, господа!

            С балконов послышались вздохи изумления, а сквозь распахнутые двери ворвался сильный ветер, затушивший все свечи, сохранив лишь слабый свет от витражей. На пороге возник человек. Его фигура еле умещалась в портале – столь могуче было облачённое в причудливый доспех тело. Неспешно-властным шагом подошёл он к трону. Когда его губы коснулись даже не подола, а руки императрицы, Клаэртон с большим трудом заставил себя не сжимать эфес, изображая оскорблённого собственника. Персоньер должен уметь скрывать эмоции даже в маске.

            -Ну так что, Ваша Светлость, согласны Вы пойти на третье, решающее испытание? – самоуверенный сарказм в голосе неизвестного воина заставлял отвечать не меньшей наглостью.

            -Если Вы к тому готовы, Ваша Тёмность. Надеюсь, я невзначай не преуменьшил титул – мы, разбойники и варвары, в этикете слабоваты.

            -Должен же у мужчины быть хоть один маленький недостаток. Надеюсь, предыдущий бой лишь разогрел Вас, ибо Вам предстоит ещё один.

            -Неужели с Вами, мистра?..

            -Дрэйк. Шон Дрэйк-младший. Глава Совета Капитанов приватиров Её Величества.

            -Рад знакомству, мистра Дрэйк, - ответил Клаэр на поклон. – Так прав ли я буду, предположив, что Вы будете частью следующего испытания?  

            -Можно даже сказать, что я буду им являться. Но, впрочем, это всецело зависит от Вас. Скажите, если не секрет, насколько сильно влюблены Вы? Как описать могли бы вы любовь свою?

            -Она похожа на пучину всепоглощающую, мистра Дрэйк. Хотел бы я, чтоб каждый смертный любил бы так же пламенно и страстно, как нынче сам люблю я.

            -Вы раньше не любили или знали всех подряд?

            -Нет, я любви не знал и этому я рад.

            -Вы молоды, милорд, возможно, ошибка есть влюблённость Ваша?

            -О нет, милорд, то счастья чаша. Причина верить в это есть, поверьте, и я готов любить до смерти!

            -А чем пожертвовать могли бы ради любви Вы?

            -Многим. Всего я, к счастью, не имею.

            -Ну что ж, достойные слова, хоть не продуманы ответы. А что Вы скажете на это?

            Один лишь взмах руки, и в миг портал средь комнаты возник…

            Бой был в самом разгаре, и удача явно сопутствовала либрелитовцам. Десятый Северный и впрямь был почти наполовину разбит неожиданной атакой аквилонцев, среди которых наверняка был не один оборотень-двоедушник, судя по раздававшимся крикам легионеров. Рихтландцы, попытавшиеся кавалерийским наскоком опрокинуть ряды противника, нарвались на клэйморы гаэллосков и глороские длинные стрелы. С Девятым всё было ненамного сложнее. Вышедшие вперёд персоньеры в полных пластинчатых доспехах не только весьма потрепали солярийцев, в одиночку одолев не меньше когорты, но и выиграли время, позволив своим людям подойти к врагу вплотную с флангов, лишив возможности применять арбалеты. Поэтому никто не удивился, услышав солярийский сигнал к отступлению.

            -Видите, дядя Ярослав, не зря Вы старались. Погодите, не двигайтесь. Вас перевязать надо.

            -Да ладно тебе, Эрато. Я ж вижу, тебе сейчас там быть охота.

            -Э, то дело ясное. Но кто ж меня туда пустит?

            -А тебе сколько лет-то, малыш?

            -Шестнадцать недавно исполнилось.

            -Даже так… Хороший возраст. Я сам, помнится… Тысяча чертей! Что это там творится? А ну-ка сбегай посмотри!

            -Да что там бегать, э? Я и отсюда вижу: третий легион, запасный!

            -Проклятье! А наши варежку разинули и никакого резерва не оставили! Цельный свежий легион! Номер-то какой?

            -Раз, два, три… Третий!

            -Третий Железный! Это у них ещё и оружие не хуже нашего. Так, малыш, сражаться хотел? Оружием-то хоть владеть не разучился?

            -Э, так меня ж отец учил. И Ваши уроки помню… А Вы это к чему, дядя Ярослав?

            -А к тому, - вложил персоньер свою маску в руку отрока. – Повторяй за мной: «Я, Эрато, сын Геворка из рода Лацерена… торжественно клянусь… перед Небом, Землёй, удалой Четвёркой и своими наставниками… что буду лихим атаманом и доблестным воином… верным защитником народа и родины… и не буду знать другого закона, опричь Кодекса Подснежника! Отныне буду носить я имя и маску Воина Ужа!

            Полный благоговейного трепета, юноша надел личину. Ярослав ощутил, как даймон ответил новому телу. Оставалось лишь передать преемнику оружие и отпустить на боевое крещение. И сын Ростислава не нашёл причин оттягивать этот торжественный момент. Тем более что из тумана Эльрайса уже возник чёрный всадник. То был удалой Скорпиус Озёрный, Воин Скорби. И Лезвие Душ в его руке уже отражало лицо умиравшего персоньера.

            -Здравствуйте, пожалуйста! – причитал Уильям. – Это как же мы их проглядели, Геворк?

            -Да они, наверное, специально на день от других отставали, а затем быстрым шагом нагнали. Элита, как никак! Так, теперь один свежий легион и то, что осталось от первых двух. Ладно, справимся как-нибудь!

            -Хлопцы! Дивись! Це ж вельбуды! – указал Тарэас на запряжённых в гружённые волокуши зверей. – А шо это они тащат? Ой! Зря спросил!

            Покров откинулся, явив общему взору дюже странную конструкцию непонятной функции. Тумба да полено – горы по колено. В общем, непонятно что – трижды плюнь через плечо.  Возникшие рядом капелланы принялись сновать вокруг неё с неизвестной целью. Солдаты встали по бокам, ожидая чего-то. И тут громоздкий артефакт открыл своё назначение, выпустив на волю яркий луч густого света. Ослеплённые на миг либрелитовцы чуть не оглохли от раскатистого грома. То покатились валуны с верхушек пораженных гор. Камнепад похоронил под собой полсотни человек, отрезав путь к отступлению.

            -Падите ниц пред мощью властелина солнца, пред Фебом Златоликим! – раздался мощный глас оратора. - Падите ниц или умрите!..

            Но тут раскаты грома приключились вновь. Глашатай солнечного бога в изумленьи замолчал. Впрочем, он все равно не смог бы перекричать ликующие возгласы детей четырёх народов, узревших возникшую посреди поля фигуру в зелёном плаще, разделённом белоснежной полосой.

            Он стоял перед врагами. Один, без брони надежды и любви. Как она могла? Нельзя ставить перед любимым человеком такой выбор! Ибо он навсегда разрушит любовь. Ну почему именно она произнесла эти слова? Скажи их Дрэйк, он мог бы вернуться и попытаться вновь. Но нет, роковые слова принадлежали её устам. «Твой народ или твоя любовь?» Он сделал выбор и шагнул в портал, даже не обернувшись. Ему показалось, или кто-то за спиной и впрямь рассмеялся? Интересно, сыграл ли он по сценарию или по-своему? Это ужасное ощущение, будто тебя использовали для развлечения… Но хватит. Он заплатил слишком большую цену, чтобы стоять теперь гордым столбом, словно памятник.

            -Я - Воин Подснежника, и твой божок не поможет тебе стать человеком, жрец. В религии ищешь ты прикрытие малодушию, инструмент для власти и устрашения. Ты вещаешь от бога, ибо боишься говорить сам. Я не верю в твою силу, ибо ни один бог не пошлёт своих детей на войну ради войны. Чары Феба не властны над этой землёй! – лыцарь поднял перед собой руку с ножнами в знак вызова.

            -Ну что ж, неверный, ты сам выбрал себе смерть.

            Капеллан взмахнул рукой, и жрецы принялись возиться с орудием. Обе стороны затихли в предвкушении. Когда луч пронзил воздушную плоть, легионеры дружно начали восхвалять Феба. Но стоило вспышке света рассеяться, как возгласы вновь полились из уст абреков. Ибо Воин Подснежника стоял, непоколебимый и невредимый, на прежнем месте. Лишь вытянутая из ножен пята Ородума сверкала, аки звёздочка в ночи. Когда же до конца был обнажён клинок, то вместо стали полосы предстал столп света цвета снега. Сколько ещё загадок потаённых хранил в себе Восхода Рок? Сколько ещё будет удивлять своим могуществом подарок аквилонцев? Наверно, столько же, сколь и его владелец. Рука с мечом взметнулась к небу. Через мгновение солнце заволокло вороными тучами, и поле боя освещалось лишь вспышками молний. Ветвистые бело-лиловые стрелы сорвались с небес и вцепились в оружие магии света. Оно вспыхнуло красным пламенем и рвануло, словно плод перезревший, разметав раскалёны осколки. Последняя молния ударила в Воина Подмнежника, и он исчез в лиловой вспышке, покинув поле битвы.

            -Улли, а я шо-то не смекаю. А шо стропилося?

            -А я почём знаю… И… это… меня… не того…

            -Понял, Уллис, не буду… Хлопцы! А какого лешего мы стоим? Вперёд! За Либрелит! За Клаэра!

            Он вновь оказался в тронном зале. Портал исчез, как будто вовсе не было.

            -Жаль, теперь придётся опять своим ходом… Ну что ж, до свидания, Ваше Величество. Впрочем, я его не жажду. Прощайте, мистра Дрэйк. Я в долгу перед Вами за предоставленный шанс сохранить свободу моего народа.

            Церемониально поклонившись, Клаэртон Закатоносный покинул залу. Тишина окутала дворец. Опустошённая душа пыталась метаться в слепой ярости, но на это просто не хватало сил. На выходе из замка персоньер накинул капюшон, как привык это делать в минуты тоски. Он был уже на полпути к дому Огнёвки, когда мальчишеский голос окликнул его.

            -Мистра Клаэртон? Капитан Дрэйк просит не отказать ему в чести предоставить Вам свой корабль для возвращения в Либрелит. Если Вы согласны, то Морской Змей ожидает на пристани в любой момент дня и ночи.

            Глаза юного посыльного улыбались столь ярко, что в величине подобной чести не приходилось сомневаться. Столь неприкрытое счастье другого развеяло часть грусти, и князь непринуждённо вложил в руку мальчика два либрелитовских цепня. Посмотрев с неприкрытым детским любопытством на чудные железные монеты, гонец, поклонившись, вприпрыжку побежал к кучке сверстников. Расправив плечи и откинув капюшон, персоньер заткнул стальную личину за пояс и, подставив лицо солоноватому ветру, зашагал к заветному дому.

            Она ждала его. На столе уже лежали две собранные котомки, а в комнате не хватало многих вещей.

            -Я хочу уплыть с тобой, Подснежник. И только попробуй сказать, что ты против! – в огнённых глазах на мгновение мелькнул страх сомнения.

            -И не подумаю, Огнёвка. Но зачем это тебе? Чего ты там не видела?

            -Чего-чего… Маску без персоньера я видела, а персоньера без маски – нет. Ты же не покажешь! Так что лично я готова. Обедать будешь или сразу пойдём?

            -А как ты узнала, что я уплываю?

            -Так земля слухами полнится. К тому же, мальчишка, которому ты деньги дал, в соседнем доме живёт.

            -Ха. Ну, тогда давай сперва пообедаем. От твоей стряпни я отказаться не в силах.

            Бусария окончательно исчезла за кормой в тумане горизонта. Белая стая в прощальный раз пролетела над драккаром, улетев домой.

            -Вы не отчаиваетесь, Ваша Светлость, и это главное. В Вас ещё много сил. Их хватит, чтобы вернуться к привычной жизни с невредимым сердцем.

            -Да, мистра Дрэйк, вы правы. Моя мечта разбились, но осколки меня не убили и почти не ранили…

Я бросил весь мир

К её белым ногам…

…Она рассмеялась,

Всё было обман?

            Клаэртон, подняв скрытые маской брови, взглянул на собеседника.

            -Вы знаете наши народные песни, капитан?

            -Да, князь. Моё ремесло весьма способствует расширению кругозора.

            -Слушай, Шон, а почему мы на «вы»? Я уже от этого устал. Вроде бы в глазах у нас не двоится.

            -Как скажешь, Клаэртон. Тогда позволь мне нескромный вопрос. Почему она?

            -Ты будешь смеяться… возможно. Вещий сон.

            -Понимаю. Кому как не пиратам знать цену знамениям. Мы очень суеверный народ! В этом сне ты видел императрицу?

            -Не совсем. Во сне меня посетили духи. Мы делим их на русалов или даймонов. То были три русалки. Они предсказали мне женитьбу на Элаизе. Либрелитовцы ценят превыше всего свободу, но мы верим в судьбу, ибо творим её сами. Просто все наши бунты и наказания уже давно написаны в Книге Судеб и потому мы не стыдимся неудач и ошибок. Ибо, кто знает, вдруг в следующей главе нас ждёт неслыханный успех?

            -Всё, что не убивает меня, делает меня сильнее, не так ли? В таком случае твоя удача сейчас в двух шагах от тебя. Не упусти её.

            Коснувшись треуголки, капитан покинул ют флагмана, оставив Клаэртона в обществе подошедшей Огнёвки.

            -Темнеет, Подснежник. Так и собираешься здесь стоять всю ночь? – нежная ладошка легла на его длань. – Зачем тебе печальный образ? Ты лыцарь счастья, мой Клаэр. Твои безумные глаза и ледяные речи… Зачем взвалил ты скорбь на плечи?

            Перехватив её руку, он в неподвластном порыве нежно прижал её к себе. Как раньше в глупости своей не замечал он томной неги её дыхания, этой прелестной хрупкости стана, дикого запаха непокорных волос? Кому нужны жеманные принцессы? Ведь вот она, та девочка с зелёными глазами…

            -Я люблю тебя, дева-русалка, озарённая тайной ночной, обожаю твой взгляд заревой…

            -Потому что ты сам из русалов. Мы с тобою родня, Клаэртон…

            -Так ты знаешь!..

            -Конечно же, знаю, глупыш… Сними свою маску хотя бы сейчас. Никто не увидит во тьме…

            -Вы просто лучитесь счастьем, Ваша Светлость! Так на тебя действует близость родимой земли? Впрочем, понять тебя немудрено: природа здесь, право же, дивная!

            -Да, Шон. В гостях хорошо, а дома лучше. Смотри! Вот и Клаэркамп, моя столица!

            -Ба! Да сколько же народа собралось! Новости у вас разносятся чуть ли не быстрее, чем у нас! Клянусь своей треуголкой!

            -А то! И мы не лыком шиты! Нам пора! Где Огнёвка?

            -Один момент, - капитан пружинистым шагом подошёл к двери каюты. – Ваше Величество! Вам пора!

            Клаэртон решил, что ослышался, но когда дверь открылась, он несказанно обрадовался тому, что надел обе маски. В портале возникла зеленоглазая бестия в платье с буфами цвета морской волны. Только лицо её теперь не было скрыто вуалью.

            -Ваша Светлость, - приосанился капитан, - позвольте Вам представить Её Величество императрицу Элаизу Бусарийскую!

            -А позволь… а позвольте спросить у Её Величества, почему она сама не представилась?

            -Мистра Дрэйк, - захлопала царица пушистыми ресницами, - напомните герцогу, что он сам представился мне как Подснежник.

            -Шон, как человек с широким кругозором, напомни своей императрице, что подснежник по-либрелитовски и будет клаэртон!

            -Действительно, Ваше Величество, «клаэр-т-он» переводится как «первый храбрец» и используется для обозначения первых весенних цветов. Так же как Ваше имя означает «лисица». Астарта! Что за сцена! Ваше Величество, Ваша Светлость, надеюсь, вы позволите поставить её в театре?

            -Ах, ну да! – рассмеялся Клаэртон. - Театр! Все люди – актёры!

            -Ну что поделаешь, милый? – потупила она ставший в одночасье кротким взор оленьих глаз. – Традиции.

            -Ах, традиции! Ну, хорошо. Шон, надеюсь, ты останешься на свадьбу. А вы, любовь моя, - преклонил Клаэртон колено, - позвольте сопроводить Вас на берег и представить моему народу. Вашу ручку… Ах да, - хлопнул он по лбу, - мы совсем позабыли о традициях! Видишь ли, Огнёвка, у вас все до единого актёры, а у нас – благородные разбойники. Потому и обычаи соответствующие.

            -Например, цветочек?

            -Хм, лисонька, есть вот один древний обычай. Похищение невесты.

            С этими словами персоньер рывком взял невесту на руки и прыгнул в воду.

            -Клаэр! Не надо! Разбойник! Дикарь! Варвар! Не урони! Вода холодная! Ну, если узнаю, что нет такой традиции!

            -Есть такая традиция. А вот невест таких раньше не было! Элаиза, а если бы я не прошёл испытания?

            -Тогда это был бы не ты. А другого мне не надо… Ай! Не урони!

Из доклада солдата

Первой когорты шестого легиона

Пограничной солярийской армии:  

            Я ранее уже имел честь доложить его превосходительству легату о бесчинствах, творимых уже около месяца проклятыми варварами в честь празднования неизвестного мне события. Но на днях этот беспредел достиг своего апогея.

            Три дня назад, когда в нашем форпосте уже был дан сигнал к отбою, и солдаты Его Величества мирно спали, меня разбудили странные звуки, исходящие снаружи. Вооружившись арбалетом, я вышел из здания. Прежде чем удар по голове лишил меня сознания, я успел увидеть, как трое гаэллосков выкатывали из нашего погреба бочки с вином и запасами продовольствия. Проснулся я, как и весь мой взвод, привязанным к дереву. Проснулся я, надо сказать от душераздирающих звуков так называемой волынки и варварских песнопений. Сия какофония была просто невыносимой. Из отдельных выкриков горцев я смог понять, что они празднуют свадьбу какого-то цветка и лисы. Варвары! Что с них взять?  Но, ваше превосходительство, к утру, когда я уже выучил весь репертуар горских песен и даже начал понимать их смысл, эти дикари решили посостязаться в меткости. И почему-то этим дикарям пришла абсолютна плебейская идея целиться в яблоки на наших головах. Я, как истый соляриец, надеялся, что оружием будет арбалет. Но пьяные варвары додумались использовать метательные ножи и топоры…

            Наш взвод и вся когорта просит о переводе на любую другую границу – хоть в Н’Орокуду, хоть в Аквилон! Нет, Аквилон слишком близко!

Комментарий полевого медика

Ваше превосходительство, это уже пятый подобный случай за текущий месяц. Жертв среди личного состава, хвала Фебу, нет, но у всех пострадавших наблюдаются хроническое заикание, барбарофобия, слуховые галлюцинации и сильная аллергия на яблоки. Как врач, настоятельно рекомендую отправить больных лечиться за свой счёт на квартиры, а все пограничные посты отодвинуть хотя бы на два дня пути.

Проголосуйте за эту работу.