Может ли искусство быть аморальным? Должен ли художник
задумываться о том, как отзовется его слово? Об этом давно
ведутся споры и в среде философов, и в среде искусствоведов.
Поводом поговорить на вечную тему с Андреем Константиновым,
автором бестселлеров детективного жанра, стал выход фильма «Парфюмер»,
поставленного по модной нынче книге Патрика Зюскинда. Как
оказалось, мэтр современного российского детектива, смотрел
на киноэкран с консервативных позиций русской классики.
Именно поэтому очередной киношедевр «новой эстетики» особого
восторга у него не вызвал. Скорее наоборот...
Андрей
Дмитриевич, две самых масштабных премьеры последнего времени
- это «Кочевник» и «Парфюмер». Какое впечатление у вас от
них?
Андрей Константинов: Я вообще очень люблю кино:
если выходит что-то новое, то обычно всегда стараюсь это
посмотреть. Но в последнее время мои походы в кино все время
оборачиваются обманутыми ожиданиями. В этот раз произошло то
же самое. Я шел на фильм «Кочевник», думая, что это полная
ахинея. Потому что слышал все звучащие к нему претензии – о
том, что это идея Назарбаева, что картина ангажирована....
Мне даже один мой приятель, мнение которого я уважаю, сказал:
не ходи, там все очень плохо. А на самом деле там не все так
уж плохо. Там и не могло быть плохо - с учетом того, что
режиссером картины был Сергей Бодров-старший, Рустам
Ибрагимбеков - автором сценария и Милош Форман - продюсером.
Это фильм, в котором есть сюжет, есть мастерски рассказанная
история, очень красивые съемки. Они поставлены очень
профессионально. Все боевые сцены достаточно жестоко и
красиво сделаны. И есть вполне внятная идея - некая легенда,
сказка. Может, немножко конец скомкан, и за счет этого не
дотянуто до уровня так называемого хорошего фильма. Но
назвать его плохим, с моей точки зрения, никак нельзя.
Это приятное «разочарование». Было и неприятное?
Андрей Константинов: Совершенно иные ощущения я
испытал, посмотрев «Парфюмера». По одной простой причине.
Нельзя сказать, что режиссер Тыквер сделал плохую работу.
Вместе со сценаристами он решил достаточно сложную задачу –
как перевести «Парфюмера» из литературного пространства в
кинематографическое. Я, например, вообще полагал, что это
невозможно. Потому что в «Парфюмере» вообще нет диалогов. Да
и не откуда им взяться. Этот «красавец» Гренуй ни с кем
почти не разговаривает, ему особо и говорить-то не о чем. А
кинофильм - он невозможен без диалогов. Тем не менее, этот
вопрос был достаточно грамотно решен. Адаптация была сделана
единственным, наверное, возможным способом - только это
ничего не меняет.
То есть фильм это не спасает?
Андрей Константинов: Не спасает, потому что «корень
зла» - в первоисточнике. У меня вообще крайне негативное
отношение к самому роману «Парфюмер». Если мы имеем дело с
художественной литературой, то для нее очень важна такая
составляющая как мораль. Я, прочитав «Парфюмера», в итоге
так и не понял, зачем мне рассказали всю эту историю. Это
что – занимательное жизнеописание отвратительного монстра,
который в какой-то сфере был абсолютно необыкновенным
человеком? Это заставляет нас размышлять о природе
совместимости гениальности и злодейства? Это притча? В книге
нет ни одного положительного персонажа. Ровно так: ни одного
положительного персонажа, несущего в себе какой-то свет, нет
и в фильме. Любопытная вещь: я потом разговаривал с разными
людьми, и в финале главный персонаж «Парфюмера» начинал
вызывать у них симпатию.
Действительно, такой эффект возникает. Этого не должно
быть?
Андрей Константинов: Мне хочется просто крикнуть –
Люди! Опомнитесь! Еще немного, и у вас начнет вызывать
симпатию то, что ни в коей мере и ни при каких условиях
симпатии вызывать не должно. Если мы возьмем
драматургическую конструкцию этого произведения и перенесем
ее в другой исторический антураж, то его формулу можно
передать следующим образом. Концентрационный лагерь (пусть
это будет 43-й год), главный герой – немецкий врач,
эсесовец, который ставит опыты на людях. У него интересная
такая цель. Он выбирает из заключенных концлагеря красивых
женщин, и всячески насилует их разными способами. При этом
доводит их до смерти – одну, другую, третью. И следит за
изменениями их реакции: смотрит, в какой ситуации они
достигают оргазма, все это фиксирует. Такая научная
деятельность. Даже переживает, когда женщина умирает, а он
не успевает продвинуться к своей цели.
Наконец, на какой-нибудь 23-й, он делает некое гениальное
открытие. Он изобретает некий способ - как любой женщине,
даже не способной испытывать приятные ощущения, фригидной,
можно эту ситуацию изменить. Но тут наступает 45-й год, и
приходят русские войска. Всех арестуют, хватают и этого
врача, начинают его допрашивать. Допрашивают его наши
НКВД-шники и какая-нибудь женщина-врач. А он берет и,
пользуясь обретенными знаниями, погружает в состояние
безумной сексуальной эйфории НКВД-шного полковника и
женщину-врача. Они начинают испытывать оргазм за оргазмом, а
главный герой смотрит на них и улыбается. В этот момент
влетает какой-нибудь сержант или капитан и всех косит из
автомата. И наш врач-садист умирает с улыбкой на лице. Вот
по драматургической конструкции я рассказал ту же самую
историю, которую нам представили в «Парфюмере», хотя и
несколько утрировано.
Да, мерзостная картина получилась
Андрей Константинов: И теперь мне хочется спросить
– а зачем нам рассказывают эту пакость? В чем тут мораль?
Затем, что человек, творя зло, может одновременно находить
ключ к добру? Так ведь это не так на самом деле. Давайте мы
снимем эту историю с красивым насилием, эстетически красиво
снимем, как корчатся в агонии женские тела и скажем, что это
новая европейская эстетика.
Сейчас довольно много такой «новой эстетики», и
некоторые «продвинутые» критики считают ее современным
искусством.
Андрей Константинов: Меня лично это очень пугает.
Проблема в том, что и книгу, и фильм делали мастера. С этим
никто не спорит. Только это можно сравнить с тем, как если
бы Леонардо да Винчи на пике своего творческого взлета решил
изобразить большой кусок г...на. Видно, что работал крупный
художник – г...но нарисовано образно. За ним даже есть
какая-то история, заметно, что человек ел, перед тем как
навалил эту кучу. Только любой нормальный человек не захочет
вешать эту картину в своей гостиной. Потому что, как бы это
не было талантливо сделано, это все равно нарисованный кусок
г...на. И нормальный человек захочет прикоснуться к этой
картине, только с целью ее перепродать и заработать на этом
какой-то гешефт.
Меня пугает то, что Зюскинд - только часть тенденции. Я
тут прочитал даже у какого-то критика, что роман Зюскинда
высокоморален и в нем есть нечто скрытое. Я хотел бы, чтобы
мне объяснили, что там такого высокоморального во всем этом
безумии (а по-другому и не скажешь). Мне кажется, сам
режиссер не понимал, что он хочет этим сказать людям. Я
вообще не понимаю художественных произведений, где нет ни
одного положительного персонажа. Продолжая аналогии, мне это
напоминает такую ситуацию. Сцена «Ла Скала», выходит оперный
певец, видно, что у него замечательный голос, сам весь во
фраке, бабочке. Только он начинает петь какую-нибудь
нанайскую песню. И все замечательно, только песня хреновая.
И поэтому и все шоу - насмарку. Если очень хороший актер,
начинает излагать очень плохой текст, то выходишь в смущении.
А хоть что-то из нашумевших блокбастеров вам
понравилось?
Андрей Константинов: Я, к сожалению, убежден, что
все вещи, которые выходили у нас в последнее время на экран
(за малым исключением – например, «Свои» Месхиева) отражают
такую ситуацию – внешне научились делать хорошо, а
внутренняя, самая главная составляющая очень плоха. Краски
есть, холст замечательный, а картину нарисовать не можем.
Это можно сказать по поводу всех нашумевших премьер: самое
слабое место - это сценарий. Это касается фильма «Девятая
рота», этих совершенно безумных «Дозоров», Фандорина, это
касается лучшего фильма 2004 года - «72 метра». И то, что
нам дают с Запада, не многим лучше. Тот же самый Ридли Скот,
снявший «Царствие небесное», - «Гладиатор» по сравнению с
этим кажется шедевром.
В этом смысле все, что нам дает фильм «Парфюмер» - очень
опасно, это ложные приоритеты. Получается обман, когда люди
ведутся за псевдоумностью, псевдо-моральной составляющей,
псевдо-философичностью, псевдо-притчеобразностью. У меня
ощущение, что у нормальных людей просто смелости не хватает
встать и сказать – король-то голый, хватит врать, хватит
кормить людей красиво упакованным откровенным г...ном. Как
ни пытайся сделать из г...на конфету, в лучшем случае это
будет конфета из г...вна. А на самом деле конфеты должны
быть из шоколада.
Я не понимаю, куда это все ушло. Было столько хороших
фильмов, да и сейчас продолжают появляться. Я сейчас смотрю
фильм «Ничья земля», европейский фильм про войну на
Балканах. Про боснийца и серба, оказавшихся на нейтральной
территории. Я его еще не досмотрел, и очень боюсь
какой-нибудь «лажи» в конце, но мне очень интересно его
смотреть. Там нормальная человеческая история, нормальные
мотивации. И в этом смысле, возвращаясь к началу разговора,
сравнивая «Кочевника» и «Парфюмера» - я голосую за
«Кочевника». Он наивен, но и намного более морален и
нравственен. Конечно, в отношении искусства неправильно
рассуждать категориями «нужная книга», «своевременная
книга», как говорил Ленин в свое время о книге «Мать». Мы же
не в эпоху партийной литературы живем. Но мое категорическое
мнение – подлинно художественное произведение не может быть
безнравственным.
Михаил Гончаров,
Фонтанка.ру