Писатель-фантаст Василий Головачев за свою 35-летнюю карьеру литератора опубликовал более 40 романов. И попал в Книгу рекордов Гиннесса как самый плодовитый фантаст. Свой успех он объясняет так: тех, кто хочет знать будущее, становится все больше.

— Вам удавалось что-нибудь предсказать, как, например, Жюль Верну?

— Я по специальности инженер-конструктор электронной аппаратуры, но предсказаниями технических достижений никогда не занимался. Мне это неинтересно. Некие направления в науке я предугадал. В том числе работу физиков-теоретиков над концепцией времени. Я задался вопросом, что такое время: процесс, субстанция, материя, поле? Разработал несколько фантастических концепций, а потом оказалось, что одна из них реально существует и над ней только начинают работать ученые. Мне, конечно, было приятно узнать, что я предвосхитил это направление.

— Насколько точно фантасты прошлого предсказали достижения современной цивилизации?

— Мои любимые писатели-«шестидесятники» были технарями по образованию. Но ни один из них не предсказал современного засилья компьютеров. Время меняется не так, как хотят фантасты. И научные идеи овладевают умами ученых не так, как мы это описываем. Станислав Лем как-то сказал, что любое будущее, которое описывает писатель, будет все равно не таким.

— Как вы относитесь к псевдонаучной фантастике вроде «Звездных войн»?

— В этих фильмах нет ни психологии героев, ни внутреннего мира человека, только приключения, экшн. Америке удалось завлечь зрителя видовыми картинами. Получились технологические сказки нашего времени, которые интересны публике. Сейчас компьютерные съемки дают такой колоссальный эффект, что никакого психологизма и не надо. Пришла эпоха пиара, жесткой рекламы.

— Получается, психология в фантастике вымирает, а она сама превратится в боевик?

— Нет. Должна наступить другая эпоха — когда сценаристы и режиссеры начнут использовать лучшие фантастические романы, в которых есть не только видовой ряд, но и новые идеи, проработанные характеры. Герои станут не просто ходячими схемами, которые способны только драться, но и начнут к чему-то стремиться, захотят достичь каких-то вершин. Эту эпоху я жду с нетерпением.

— Вроде бы все, о чем вы говорите, есть в «Ночном дозоре»...

— Мое восприятие этой вещи — отрицательно, несмотря на то, что тепло отношусь к талантливому автору Лукьяненко. Но со своим талантом надо обходиться более бережно и осторожно. Пропагандировать сюжет «Ночного дозора», по-моему, не стоило. Кому комфортно от того, что нас призывают вечно воевать? Там ведь прямо сказано: мы воевали тысячи лет назад и будем воевать всегда. То есть нет позитивного выхода. Любая война должна в конце концов привести к какому-то мирному финалу. Так вот здесь этого финала не предвидится — идея в том, что будет бесконечная война. И вторая идея порочна — вампиризм. У Лукьяненко они называются Иными и вроде бы разделены на добрых и злых. Но какое же это добро, если и те и другие пьют кровь? Причем сама идея вампиризма уже настолько стара, что тупикова по сути. Можно было вполне обойтись без распития крови. А так получается абсолютно порочная идея: идет борьба между двумя видами зла и нас призывают этому сочувствовать.

— А о чем надо писать?

— Давайте разберемся, что такое искусство. Если мы будем в литературе, в кино воспевать нашу нынешнюю жизнь как она есть, то и читать не надо: и так все плохо, и без того реальность омерзительна. И мы, придя домой с работы, вынуждены будем смотреть на то же самое, но еще и усиленное видеоэффектами. Это действует на психику гораздо сильнее, нежели то зло, которое мы видим в реальности. Пропагандируя такие вещи, мы достигаем обратного эффекта: человек перестает стремиться к лучшему. Поэтому талант писателей должен быть направлен на позитив, на финал, к которому мы должны стремиться, — то есть на достижение вершин совсем другого плана. Сегодня слова «духовность», «душа», «любовь» затерты. Но ведь они объективно существуют, независимо от того, что их уже опорочили много раз. Искусство должно поддерживать идеалы, а не нивелировать их, нейтрализовывать и убивать. Поэтому я и говорю, что художник должен очень осторожно относиться к тому, что он пропагандирует.

— Почему тогда появляются фильмы ужасов? Кругом — зло?

— К сожалению, коэффициент интеллекта для разумной системы Земля постоянен, а вот народонаселение растет. Людей, которые не хотят думать о будущем, очень много, и плодятся они гораздо интенсивнее, чем те, кто чего-то хочет достичь и стремится к идеалу. Хорошая литература призывает к тому, чтобы таких людей было больше. А литература, основанная на порочных идеях, делает все наоборот.

— Но ведь есть Достоевский с его сумасшедшими героями и безумными поступками?

— Достоевский не эпатировал читателя, а хотел заставить человека задуматься над судьбой каждого героя. Это когда-то помогало людям не совершать тех ошибок, которые допускали его герои. Достоевский не пытался напугать, ужаснуть читателя, он размышлял над поступками людей. Ведь даже Раскольников резко изменился — он не просто маргинальный подонок и убийца. Ему можно посочувствовать, потому что он как бы сам себе перекрыл путь к Богу и мучается этим.

— Получается, искусство, которое не несет позитива, не имеет права на существование? Была бы ваша воля — вы ввели бы цензуру?

— Нельзя запрещать, пытаться создать некий замкнутый круг дозволенного и правильного. Все запрещенное всегда наиболее интересно. Но цензура должна быть. Если мы хотим вырастить нравственную смену детей, внуков, правнуков, то уже сейчас надо следить за их моральным здоровьем. Или хотя бы правильно воспитывать молодежь, в нужный момент давая им читать ту или иную литературу. То есть цензура должна быть воспитательной, а не запрещать что-то. Но института воспитания в стране нет. Сейчас восьмиклассникам в тринадцать лет в список обязательной литературы включили «Декамерон» Боккаччо. Как вы думаете, что они будут обсуждать — искусство, культуру или сцены, которые там описаны? Моей внучке сейчас тринадцать лет, и я ей даю читать книги, на которых когда-то воспитывался сам, которые читали мои родители.

— Кстати, а вас она читает?

— Мы дозированно даем ей читать фантастику, чтобы не отбить тягу к такой литературе. Я считаю, тот, кто не читает фантастику, многое в жизни недополучил. — Вообще, дети сейчас больше любят жанр фэнтези...

— Фэнтези — это тупик фантастики. Каждый новый автор, который приходит в фантастическую литературу, почему-то считает себя специалистом по волшебству, магии, колдовству и боевому фехтованию. Это широкое поле, но там уже давно все сказано мастерами. И я бы посоветовал тем, кто начинает с фэнтези, придумывать свои идеи, а не в сотый раз рассказывать о тех же персонажах в уже описанных сюжетах.

— Вы любите своих героев?

— Люблю. Мне неинтересно описывать мятущегося человека, который не уверен в себе и не может защитить своих близких.

— Вы перечитываете свои книги?

— Нет, конечно. Изредка, когда у меня появляется идея продолжить какой-то роман, мне приходится к нему возвращаться. Но не ради того, чтобы восхититься самим собой. Мне они нравятся, иначе я бы посчитал, что признание читателей незаслуженно.

— Не обидно, что в Книгу рекордов Гиннесса вы попали не за качество, а за количество?

— Если бы не было качества, не было бы и количества. В наше время читатель голосует рублем: покупая книгу, он ищет то, что его увлечет. Если писатель пишет неинтересно, вряд ли его будут покупать.

— Любовь к фантастике растет?

— Детективный и боевой жанр все-таки более популярен, чем фантастика. По крайней мере, если судить по тиражам. Даже в том издательстве, которое выпускает мои книги, соотношение три к одному. То есть фантастика проигрывает. Но отряд читателей фантастики все же потихоньку увеличивается. Объясняется это просто: тех, кто хочет знать наше будущее, становится все больше. Пока в стране были смутные времена, фантастика меньше интересовала людей. Сейчас происходит социально-политическая стабилизация общества, которая всегда способствует тому, что начинают развиваться науки, свободней чувствуют себя культура, литература. А фантастика — это часть искусства, и она всегда оказывала огромное влияние на общество. Поэтому всплеск интереса вполне оправдан — мы как народ и общность выжили. Теперь нам стало интересно, что нас ждет в будущем. Кроме того, мы все равно остаемся детьми Советского Союза. Тех времен, когда пассионарный всплеск культуры родил очень много талантливейших произведений во всех сферах культуры.

— А сейчас? Ведь ассортимент книжных магазинов увеличился в сотни раз...

— Сейчас мы живем в потоке, в котором нет ярких, талантливых открытий. Авторы наверняка есть, но серый фон, называемый мейнстримом, нивелирует культуру и искусство. И они просто не доходят до массового читателя. Ведь пробиться крупному мастеру не просто. И все же в фантастику приходит сейчас очень много молодых писателей. Наверняка кто-то из них станет настоящим мастером.

— Что должно быть в книге, чтобы она вам понравилась?

— Я — остросюжетный писатель и люблю динамичные острые сюжеты, в которых события развиваются стремительно.

— Чехов считал, что писатель не должен описывать детей и животных: вызвать жалость — слишком простой способ привлечь читателя. У вас есть какие-то табу?

— Сейчас очень много авторов работают на эпатаж. Не буду называть фамилии, они всем известны. Одно могу сказать точно: чтобы привлечь читателя к своим книгам, я не буду заставлять героев есть кал. 

АЛИНА РЕБЕЛЬ

Журнал "Профиль"