Современные российские фантасты рисуют различные картины будущего – в зависимости от их политических симпатий и антипатий, базового образования, последних интеллектуальных веяний и т.д. Однако в этом многообразии достаточно уверенно можно выявить смену определенных тенденций.

Картина будущего, если только не учитывать внезапных катаклизмов вроде падения метеорита или наступления «ядерной зимы», определяется двумя группами факторов: достижениями научно-технического прогресса и преобладанием в обществе определенной социальной философии (религии, идеологии).

КОМПЛЕКС РЕВАНШИЗМА

Крушение СССР, утрата статуса великой державы со всеми известными последствиями, вызвали с начала 90-х гг. ХХ в. в отечественной фантастике волну своего рода реваншизма и ревизионизма. Ревизовались навязываемые России культурные ценности. Это были ценности, диктуемые глобализацией: появилась даже целая, по выражению Дмитрия Володихина, «антиглобалистская фантастика»: «антиглобалистов – как стихийных, так и сознательных – в российской фантастике хватает. Это и Михаил Тырин с романом «Желтая линия», и «Моя война» Виктора Косенкова, и «Ланселот XXI» Михаила Харитонова, да и мой роман «Убить миротворца». Это были также ценности и культурные символы «культовых» фэнтезийных миров, например, мира Толкиена: «Эльфийский клинок» и «Черное копье» Ника Перумова, «Черная Хроника Арды» Надежды Васильевой, «Последний кольценосец» Кирилла Еськова. Создавались многочисленные альтернативные версии истории и альтернативные миры, в которых Россия (Россия-Евразия) была великой державой: от «Гравилета «Цесаревича» Вячеслава Рыбакова, до «Евразийской симфонии» Хольма Ван Зайчика. Однако «недостаток» идеи альтернативного мира или альтернативной истории в том, что желаемое автором состояние общества в них имеет весьма слабое отношение к нашей с вами реальности, хотя и может нести в себе привлекательную политическую философию, религию или идеологию. Поэтому наибольший интерес представляют произведения 1990-х, в которых фантасты рисовали картину будущего, где Россия выходит из своего нынешнего отвратительного состояния посредством принятия некоей правильной идеологической доктрины или даже новой религии.

Вот несколько достаточно показательных примеров.

Самым плодовитым представителем идеологического реваншизма в фантастике 1990-х был, несомненно, Юрий Никитин. «Ярость», «Империя зла», «Скифы» (1997–1999 гг.) – все эти книги являлись реваншистскими политическими проектами и до некоторой степени были похожи на «Что делать?» Чернышевского. «Ярость» и «Империя зла» были частями «исламского проекта» Никитина. Ислам в них объявлялся религией, которая содержит в себе столь необходимую униженной России и ее забитому народу этику гордых воинов, борцов и мучеников за веру, шахидов. «Скифы» с принципиальной точки зрения мало прибавляют к сказанному. Отличие заключается в том, что вместо «исламского» проекта реализуется «скифский», а место действия из коридоров власти смещается в «низы» или, точнее, в «средние слои». Для обоих проектов была характерна смесь «языческих добродетелей» с риторикой консервативной революции.

Роман Владимира Михайлова «Вариант «И» (1999 г.) содержит еще одну версию исламского пути для России. В нем разворачивается аргументация в пользу благотворности для России монархического правления и поворота в сторону исламского Востока («Исламиды»). Всякой «исторической нации» нужна фундаментальная идея. Но не всякая идея может быть фундаментальной. В фундаментальной идее «должна быть мечта. В идее монархии она есть: это мечта о власти, стоящей над мирской суетой, прежде всего политической, мечта о высшей справедливости, не связанной с очередной избирательной кампанией…»

«Крушение Америки» Юрия Козенкова (1998 г.) – произведение, наиболее точно подпадающее под категорию реваншистского. Это скорее четко изложенная программа возрождения мощи России и сокрушения ее злейших врагов – США и мировой сионистско-масонской клики. Истинно патриотическая власть очищает страну от криминалитета, изменников и компрадоров. В стране начинается экономический и культурный подъем.

Параллельно проводится масштабная акция по организации крушения Америки. После этого крушения мир становится действительно многополюсным.

Еще одним показательным примером является «Выбраковка» Олега Дивова (1997 г.).

Это вариант «фашистского» будущего для России 10–20-х гг. XXI в. Россия представляет собой почти тоталитарное государство. Основная идея правящего режима такова: Россия должна стать обществом прежде всего для нормальных, добропорядочных граждан, а экономическое процветание приложится. Поэтому важнейшую роль играет практика «выбраковки». Особая спецслужба выбраковщиков немедленно по выявлении ликвидирует всякого рода «отбросы общества».

В ПОИСКАХ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО РАЯ

К концу 1990-х – началу 2000-х наметилась другая тенденция. Картина «идеологического» будущего стала вытесняться картиной будущего «технологического».

Такой поворот связан с тем, что Россия окончательно вступила в эпоху постмодернового «индивидуализированного общества» (З. Бауман). В «индивидуализированном обществе» индивиды уже не верят в способность «большой политики» решать их проблемы и склонны воспринимать сложившийся социальный порядок как неизменяемый индивидуальными и коллективными усилиями. Далее, к началу XXI в., обнаружилось, что идеологическая парадигма реваншизма исчерпала себя и фактически стала частью дискурса истеблишмента. Кто желал революционных изменений, теперь должен был отказаться от попыток найти их источник в некоем идеологическом Граале. Оставалось терпеливо ожидать, что будущее придет к нам само со стороны «базиса» ввиду неотвратимого прогресса науки и техники в глобализированном мире.

Произведения Романа Злотникова «Виват, император!» (2001 г.) и «Армагеддон» (2002 г.) в определенном смысле переходные. С одной стороны, речь в них идет о реставрации монархии. Иначе говоря, наличествует привычная для фантастики 1990-х линия идеологического реваншизма. В то же время основной источник изменений вовсе не в монархической (имперской) идее, а в расе людей, обладающей вечной жизнью и способностями, превосходящими способности обычного человека. Формирование сообщества таких людей, объединенных корпоративными узами и общей целью возрождения России, становится первым шагом к восстановлению империи. Когда Россия становится империей, ее облик определяет не столько новая форма правления, сколько развитие высоких технологий по ряду направлений. Империя становится «страной будущего», и именно это позволяет ей в итоге объединить человечество после войны с НАТО и Китаем и «ядерной зимы».

В романе Андрея Плеханова «Сверхдержава» (2001 г.) Россия становится страной, на голову превосходящей остальной мир в сфере науки и техники. Особенно поражают изменения, произошедшие в сознании людей. Из задерганных и озлобленных жителей нищей страны россияне превратились в доброжелательный, законопослушный, трудолюбивый народ, ведущий здоровый образ жизни и постоянно занимающийся самообразованием. Правда, все это – результат таинственной «чумы», эффект которой состоит в многократном повышении внушаемости. После «обработки» населения «чумой» правительство использовало широкую систему гипноизлучателей, встроенных в телевизоры.

В романе «Последняя башня Трои» Захара Оскотского (2004 г.) в 20-е гг. XXI в. Россия переживает краткий период фашистской диктатуры, которая наводит порядок на некоторое время, но не может решить задач модернизации и распадается сама собой.

Облик мира 2085 г. обусловлен последствиями «контрацептивной войны» Запада против третьего мира (население Земли составляет всего 3–4 млрд человек), достигнутой с помощью новейших достижений медицины продолжительности жизни до 130–150 лет, переходом на термоядерную энергетику и применение водородного топлива. Политический режим напоминает сегодняшнюю «управляемую демократию». Место страны в экономической миросистеме Запада остается прежним, только поставляет она не нефть, а редкоземельные металлы.

В отличие от большинства произведений Юрия Никитина 1990-х, его «Трансчеловек» (2006 г.) дает картину будущего, наступившего главным образом вследствие бурного развития технологий, изменяющих саму природу человека.

Будущее – это глобализированный мир, в котором прежние культурные и межнациональные противоречия уже не играют решающей роли. Основное противоречие – между теми, кто идет в ногу с прогрессом, и теми, кто цепляется за прошлое, хочет жить «проще». «Простые» люди не могут помешать «трансчеловекам» изменять себя с целью выйти за пределы возможностей бренного тела, потому что демократии уже нет. Но большинство получает что-то вроде «титэйтмента» по Бжезинскому – высокий уровень жизни, изощренные виртуальные миры, даже возможность заниматься наукой. Человечество разделяется на два подвида: «простых» людей и «трансчеловеков» – немногочисленное, но влиятельное меньшинство. Из «трансчеловеков» затем выделяются «зачеловеки», которые не побоялись окончательно порвать со своей бренной биологической природой.

Отметим, что практически во всех перечисленных произведениях обнаруживаются три общие черты. Во-первых, Россия относительно недалекого будущего – это чрезвычайно модернизированная страна, нередко опережающая остальной мир в сфере высоких технологий. Во-вторых, ключевым фактором становятся изменения самой человеческой природы или же активное воздействие на эту природу. И, в-третьих, Россия станет частью глобализированного мира вне зависимости от того, будет ли она в этом мире главенствовать.

Стремление видеть Россию на переднем крае развития науки и техники – естественное желание. Лозунг-пророчество «XXI век – век биологии» – это не лозунг очередной утопии земного рая, а лишь обещание новых возможностей. Это не более чем возможности решения некоторых старых проблем, пусть даже и проблем очень сложных. Их решение не отменит полностью старого культурного наследия, а если и отменит, то последствия могут быть и весьма печальными. Поэтому произведения Никитина и Злотникова вряд ли можно назвать утопиями, а произведения Плеханова и Оскотского скорее похожи на антиутопии. Впрочем, идеологически-реваншистские романы 1990-х также мало походили на утопии: не было ничего утопического в том, чтобы описать, как давно известная идеология или религия может быть опробована в российских условиях. В условиях глобального мира утопиям прошлого не остается места, а сами по себе достижения научно-технического прогресса не являются достаточными основаниями для построения новых утопий. Зато они дают надежду на действительно иное будущее, даже если это будущее несет новые опасности. Для страны, на протяжении последних лет находившейся в каком-то «бесконечном тупике», такая надежда уже многого стоит.

Но что такое в действительности «иное будущее»? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно взглянуть на перечисленных выше авторов уже не с точки зрения их разделения на идеологов-реваншистов и «технологов». В определенном смысле такая классификация только затемняет суть проблемы.

ИЗМЕНИТ МИР

С точки зрения сторонников школы миросистемного анализа специфика русской истории определяется периферийным положением России в западной капиталистической миросистеме – в качестве сырьевого придатка развитых стран и, временами, одного из гарантов европейской стабильности. И поэтому вариантов поведения у России не слишком много: пытаться укреплять свое положение, максимизируя выгоды из него; попытаться выйти из доминирующей миросистемы и создать параллельную ей миросистему; попытаться изменить саму миросистему.

Россия на протяжении своей истории испытывала все эти варианты с переменным успехом. Петровская империя была встроена в миросистему и во времена Екатерины Великой достигла наиболее благоприятного для «периферийной империи» (термин Б. Кагарлицкого) положения в ней. Советская Россия в качестве задачи-максимум преследовала цель изменить миросистему, но пришлось ограничиться временным выходом из нее и созданием альтернативной миросистемы – «соцлагеря». Сейчас мы снова находимся в той же миросистеме, но на худших позициях, чем дореволюционная Россия.

Характерно, что фантастика 90-х практически не дает примеров будущего, в котором Россия преобразовывает миросистему. Исламские проекты Ю. Никитина и В. Михайлова – это в лучшем случае призыв создать параллельную миросистему исламских государств с центральной ролью России. В фашистском и следующем за ним демократическом будущем России, по О. Дивову, не наблюдается и такой ограниченной попытки. Фашистская Россия автаркична, а демократическая, по всей видимости, просто возвращается в миросистему. Точно так же обстоит дело и в «Новом порядке» В. Косенкова. Проект же Ю. Козенкова – это скорее проект разрушения наличной миросистемы без ясных перспектив в дальнейшем.

Удивительно и парадоксально следующее: проблема «Россия и преобразование миросистемы» нередко осознавалась в фантастике 1990-х в «превращенном» виде.

Это выражалось в том, что данная проблематика превратилась в проблематику конспирологическую и эзотерическую. Знаменитый вопрос «Кто виноват?» происходит из двусмысленного положения «периферийной империи», у которой вроде бы все есть для процветания и величия, но которой по каким-то таинственным причинам почти никогда не удается достигнуть того и другого сразу. Вопрос «Кто виноват?» в конспирологическом и эзотерическом восприятии ряда фантастов преобразуется в вопрос: «Кто же на самом деле правит миром?» Поэтому, например, герои романов Сергея Алексеева, Евгения Гуляковского, Юрия Петухова, Анатолия Афанасьева, Владимира Головачева и др. пытаются разрешить свои проблемы на уровне более глубокого и «действительного» слоя реальности. Они пытаются преобразовать именно этот слой, где борются правящие миром потусторонние силы, следствием чего станет изменение видимой обычному глазу повседневности. Показательно, что с этой точки зрения попытки исключительно идеологически обоснованного реванша ничего не меняют – они бьют мимо цели. Оставалось сделать один шаг и осознать проблематику «Россия и миросистема» уже не в «превращенном» виде. Похоже, этот шаг делается сейчас.

И поэтому у Р. Злотникова и А. Плеханова перед нами предстает картина преобразования прежней миросистемы в новую, в которой Россия занимает не периферийное, а центральное место благодаря не только военной мощи, но и доминированию в сфере науки и высоких технологий. Это как раз место, не доставшееся России в высокотехнологичном будущем, по З. Оскотскому, в котором наша страна удовольствовалась прежним положением сырьевого источника. В будущем «Трансчеловека» Ю. Никитина вопрос о миросистеме поставлен не менее ясно: миросистема остается старой, только окончательно глобализируется. И это с точки зрения транслюдей (разновидности пресловутых «номадов» Ж. Аттали) хорошо, потому что спокойно можно развивать науку и технику.

Самый жесткий идеологический реваншизм отнюдь не всегда сочетается со стремлением радикального изменения миросистемы. Наиболее яркий пример идеолога-реваншиста и «технолога» в одном лице – Никитин, который сумел успешно эволюционировать из одного лагеря в другой, при этом так и не предложив проекта, аналогичного злотниковскому или плехановскому. Напротив, как только идеологическо-реваншистская тенденция начинает сменяться технологической, появляются проекты («утопические» или «антиутопические» – в данном случае это не столь важно) радикального изменения миросистемы, или, по крайней мере, проблема этого изменения начинает ставиться всерьез.

Может быть, это и дает нам надежду на действительно иное будущее.

Леонид ФИШМАН Политический журнал